Сборник повестей и рассказов романтико-героической направленности. Остросюжетные, занимательные произведения на разнообразном материале раскрывают перед читателем понятие "отвага".
Содержание:
И. В. Бестужев-Лада - ОТВАГА - ЭТО КОГДА ОТВАЖИВАЮТСЯ 1
Анатолий Безуглов - МЕДЛИТЬ БЫЛО НЕЛЬЗЯ… - Повесть 7
Юрий Пересунько - В НОЧЬ НА ДВАДЦАТОЕ - Повесть 26
Михаил Иванов - ГДЕ-ТО ТАМ, В КЫЗЫЛКУМАХ.. - Повесть 37
Борис Зотов - ТАМ, В СТЕПИ ШИРОКОЙ… - Повесть 49
Анатолий Кузьмичев - НОЧНАЯ ПРОВЕРКА - Год жизни и службы лейтенанта Александра Игнатьева, описанный им самим - Повесть 56
Андрей Тарасов - СОЛНЕЧНЫЙ ПАРУС - Хроника преодоления замкнутости и безмерности окружающего пространства 80
Примечания 88
Отвага
И. В. Бестужев-Лада
ОТВАГА - ЭТО КОГДА ОТВАЖИВАЮТСЯ
I
"Сэр, - когда меня рассердят не на шутку, мне сам черт не страшен, а тем более… Не буду называть вас хвастливым педантом и грубеяном, ибо это вальгарные эпитеты. Но помните, вас - такого как вы есть, я не люблю и не боюсь, но напротив, надеюсь отплатить вам за дерское ваше обращение со мной по разным поводам, и буду ждать вас сегодня вечером, в сумерках, на крепостном валу, со шпагой и писталетом, где господь да помилует душу одного из нас, ибо тело ваше не встретит никакой пощады от вашего взбешенного врага до самой смерти".
Мы читаем письменный вызов на дуэль, начертанный в величайшем волнении и изобилующий грубейшими орфографическими ошибками. Он принадлежит Живописцу, одному из героев романа "Приключения Перигрина Пикля" выдающегося английского сатирика XVIII века Тобайаса Смоллетта, и адресован другому герою - Доктору. Оба героя, по ходу знакомства с ними, оказываются несусветными хвастунами и трусами. Повздорив, они хорохорятся друг перед другом своей мнимой неустрашимостью, и их знакомые решают потешиться дуэлью двух "храбрецов". Они рассказывают каждому поодиночке о паническом страхе его противника и тем самым подбивают одного на вышеприведенный хвастливый вызов, а другого - на примерно такой же ответ. Далее события разворачиваются следующим образом.
…- Неужели вы думаете, - взволнованным голосом обратился Живописец к своему секунданту по дороге к крепостному валу, - что Доктор жаждет моей крови?
- Наверняка жаждет, - с великим хладнокровием отвечал секундант.
- В таком случае, - задрожав, воскликнул Живописец, - он ничуть не лучше людоеда, и ни одному христианину не следует драться с ним на равных условиях.
- Никак вы трусите?
- Помилуй бог! - отозвался дуэлянт, заикаясь от страха. - Чего мне бояться? Самое худшее, что он может сделать, это - лишить меня жизни, а за убийство он даст ответ и богу и людям. Как вы думаете?
- Вовсе я этого не думаю, - отвечал секундант (старый моряк по профессии). - Если случится, что он прострелит вам борт парой пуль, так это такое же убийство, как если бы я сбил баклана с грот-реи…
К этому времени оба взобрались на крепостной вал, увидели противника с его секундантом, у нашего героя застучали зубы, затряслись руки, и он в ужасе попятился, пока не уперся спиной в спину своего секунданта. В точности такая же сцена происходила на другом конце вала. Но Доктор оказался сообразительнее, угадал расположение духа противника и в крайнем смятении, одержимый собственным страхом, громко завыл какой-то древнегреческий гимн, ударил шпагой по пистолету и произвел нечаянный выстрел. Грохот выстрела был тут же перекрыт диким воплем Живописца, который отчаянно заорал во все горло, моля о пощаде. После этого незадачливый дуэлянт попросил помощи у своего секунданта, чтобы сменить белье и тем самым освободиться от некоторых неприятных последствий испуга.
Вот уже более двухсот лет читатели с улыбкой следят за отчаянным "поединком" двух трусов, вознамерившихся продемонстрировать свою "смелость" в надежде на то, что противник еще трусливее.
Очень смешно…
И - прямо противоположная сцена, известная каждому мальчишке самое позднее с пятого класса:
…- А теперь, милостивые государи, когда все вы собрались здесь, - произнес д’Артаньян, - разрешите мне принести вам извинения.
При слове "извинения" лицо Атоса затуманилось, по губам Портоса скользнула пренебрежительная усмешка, Арамис же отрицательно покачал головой.
- Вы не поняли меня, господа, - сказал д’Артаньян, подняв голову. Луч солнца, коснувшись в эту минуту его головы, оттенил тонкие и смелые черты его лица. - Я просил у вас извинения на тот случай, если не буду иметь возможности дать удовлетворение всем троим. Ведь господин Атос имеет право первым убить меня, и это может лишить меня возможности уплатить свой долг чести вам, господин Портос; обязательство же, выданное вам, господин Арамис, превращается почти в ничто. А теперь, милостивые государи, повторяю еще раз: прошу простить меня, но только за это… Не начнем ли мы?
С этими словами молодой гасконец смело выхватил шпагу.
…Но не успели зазвенеть клинки, коснувшись друг друга, как отряд гвардейцев кардинала под командой господина де Жюссака показался из-за угла монастыря.
- Милостивые государи, - сказал де Жюссак. - Вложите шпаги в ножны и следуйте за нами. Если вы не подчинитесь, мы вас арестуем!
- Их пятеро, - вполголоса заметил Атос, - а нас только трое. Мы снова потерпим поражение, или нам придется умереть на месте, ибо объявляю вам: побежденный, я не покажусь на глаза капитану.
Атос, Портос и Арамис в то же мгновение пододвинулись друг к другу, а де Жюссак поспешил выстроить своих солдат. Этой минуты было достаточно для д’Артаньяна: он решился. Произошло одно из тех событий, которые определяют судьбу человека. Ему предстояло выбрать между королем и кардиналом, и, раз выбрав, он должен будет держаться избранного. Вступить в бой - значило не подчиниться закону, значило рискнуть головой, значило стать врагом министра, более могущественного, чем сам король. Все это молодой человек понял в одно мгновение. И к чести его мы должны сказать: он ни на секунду не заколебался.
- Господа, - сказал он, обращаясь к Атосу и его друзьям, - разрешите мне поправить вас. Вы сказали, что вас трое, а мне кажется, что нас четверо.
- Отойдите, молодой человек! - крикнул де Жюссак, который по жестам и выражению лица д’Артаньяна, должно быть, угадал его намерения. - Вы можете удалиться, мы не возражаем. Спасайте свою шкуру! Торопитесь!
Д’Артаньян не двинулся с места.
- Вы в самом деле славный малый, - сказал Атос, пожимая ему руку. - Итак: Атос, Портос, Арамис, д’Артаньян! Вперед!
И все девять сражающихся бросились друг на друга…
А потом победители шли, держась под руки и занимая всю ширину улицы, заговаривая со всеми встречавшимися им мушкетерами, так что в конце концов это стало похоже на триумфальное шествие.
Ах, как хотелось бы многим из нас оказаться в положении отважных мушкетеров и их молодого друга! (При условии последующего триумфального шествия, разумеется.)
Но это роман. В жизни подлинное бесстрашие выглядит, как правило, совершенно иначе.
Ну, скажем, к примеру, несколько строчек короткой справки из "Энциклопедии":
"Шенграбенский бой 1805 года между русскими и французскими войсками близ деревни Шенграбен в Австрии. Русская армия под командованием М. И. Кутузова оказалась в тяжелом положении (ей угрожало окружение и разгром превосходящими силами французов). Кутузов выдвинул к Шенграбену шеститысячный отряд П. И. Багратиона с задачей задержать авангард французских войск (30 тысяч человек), который стремился отрезать пути отхода русских. Благодаря стойкости русских солдат Багратиону удалось в упорном бою задержать противника и обеспечить отход главных сил, после чего отряд отступил и соединился с ними".
А вот как это выглядело в действительности - или, точнее, на страницах "Войны и мира" Л. Толстого, тоже романа, но, как хорошо знает читатель, романа несопоставимого по степени исторического реализма с "Тремя мушкетерами".
…Пройдя с голодными, разутыми солдатами без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско-цнаймскую дорогу (около деревни Шенграбен) несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было идти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным…