Незнакомец с почтительным поклоном пожал ей руку и удалился.
Едва графиня осталась одна, как закуталась в оставленный ей незнакомцем плащ, легла на ворох сухих листьев в углу и, сломленная усталостью, впала почти мгновенно в глубокий сон.
Граф Отто фон Валькфельд, когда вышел из хижины, пытливо взглянул в ту сторону, где беглецы растянулись, как попало на траве, и медленно приблизился к ним.
И этих бедных людей также сломила усталость, они спали, как говорится, мертвым сном.
Граф пристально всмотрелся в каждого из них поочередно, когда же удостоверился, что все они крепко спят, не колеблясь, углубился в лес.
Однако он не сделал более десяти шагов в глубь лесной чащи. Достигнув места, которое, по-видимому, узнал, он остановился, приложил руки к углам рта, так что образовалось нечто вроде трубы, и дважды ухнул по-совиному необычайно искусно.
Почти немедленно вслед за тем ему так же отозвались невдалеке. Граф торопливо взял сигару в рот, несколько раз сильно затянулся и бросил ее кверху; сигара описала во мраке огненную дугу и упала на землю.
Через минуту ветви кустов раздвинулись, и появился человек.
Он был молод, в полувоенном костюме и вооружен с ног до головы; мелкие и благородные черты, темные усики и светлый, живой взор, блестевший проницательностью и умом вызывали симпатию. Он, казалось, излучал прямоту и добродушие, роста был высокого, сложения красивого и сильного, словом, он казался на вид одним из тех могучих горцев, которые нравятся потому, что честны и располагают к себе с первого взгляда.
Человек этот смело подошел к графу и остановился в двух шагах от него, поклонился со смесью уважения и добродушия и ждал, не говоря ни слова, когда графу угодно будет заговорить.
- Ого, - дружески сказал ему вполголоса последний, - вы не замедлили ответить на мой призыв, любезный Конрад, поторопились же вы, ей-Богу!
- Вы приказали мне торопиться, и я, по обыкновению, повиновался вам, любезный Отто, - просто сказал тот, кого граф назвал Конрадом.
- И я благодарю вас, Конрад, - ласково продолжал граф, - впрочем, я давно знаю, что вы верный друг.
Конрад ответил поклоном и весело улыбнулся. Граф продолжал:
- А что пруссаки?
- Не знаю, право, что вы им сделали во время сумасбродной выходки вашей в эту ночь, - ответил молодой человек со смехом, - но верно то, что они взбеленились, просто неистовствуют, честное слово!
- В самом деле? - вскричал граф с довольным видом.
- Должно быть, вы сыграли с ними штуку прескверную.
- Я? Ничуть! Втерся я к ним просто для того, чтобы сделать одно честное дело. Мне нужно было отомстить одному из бесчисленных их шпионов, который при этом был и личный мой враг. Я имел удовольствие проколоть его шпагой насквозь и уложить на месте.
- А, так вот это что! Я объясняю себе теперь их ярость. Черт возьми! Убить их шпиона, да еще какого!
- Так вы знаете, о ком речь?
- Еще бы! Достаточно прокричали они имя его на все лады, только и говору было, что о Поблеско!
- Тем лучше, если они оплакивают его так горько, это доказывает, как хорошо я сделал, что убил.
- Гм! - возразил Конрад, покачав головой. - Я разделял бы ваше мнение, если б вы действительно убили его.
- Как! Если б действительно убил? - вскричал граф. - Что вы хотите сказать, любезный Конрад?
- Только то, что вы поторопились; не довольствоваться одним ударом следовало вам, но раздавить каблуком вонючую гадину, а то…
- А то?
- Хотя он и ранен, но жив и, вероятно, скоро опять будет на ногах.
- Ей-Богу! Если так…
- Это, верно, ручаюсь вам.
- То мы начнем снова, вот и все, в первый же раз, когда мы очутимся лицом к лицу, я убью его, клянусь Богом!
- Желаю от всего сердца.
- А пруссаки что?
- Не имея возможности мстить людям, так как жители дома спаслись бегством и оказался там один старик, которого вы, должно быть, нечаянно оставили за собой, и он этим воспользовался, чтоб подать раненому пособие и возвратить его к жизни…
- Так это старик анабаптист такой осел? - перебил граф.
- Не знаю, анабаптист ли этот старик, но вы ему обязаны, что враг ваш еще находится в живых.
- Я не могу на него сердиться за это, он повиновался весьма похвальному чувству сострадания.
- Так вот вы как принимаете это? Значит, и говорить больше нечего. Пруссаки, которые жаждали излить ярость свою на чем-нибудь, начали с грабежа дома и, когда все было вынесено, подожгли его, по свойственной им привычке.
- Бедный трактирщик! Но этому бедствию я помогу, насколько в моей будет власти. Продолжайте, любезный друг.
- О! Я кончил. После этих двух подвигов скорее разбойников, чем солдат, пруссаки ушли, взяв с собою и раненого, и старика, который по странной случайности попал к нему в сиделки.
- Очень хорошо! А по какому направлению удалились они?
- Этого я не знаю, по крайней мере, в настоящую минуту, не менее чем в два часа мы уже будем извещены: я послал им вслед двух из самых лучших разведчиков.
- Очень хорошо. Выслушайте меня теперь с величайшим вниманием, любезный Конрад, мне надо поговорить с вами о деле чрезвычайно важном.
- Я знаю, о каком деле вы хотите говорить, - со смехом возразил тот, - напрасно вам и трудиться излагать его, любезный Отто, оно уже исполнено.
- Как исполнено? - вскричал граф в изумлении. - Вы ошибаетесь, друг мой, знать вам невозможно…
- Извините, любезный Отто, повторю снова, что знаю все, и не хуже вашего; не приходите в такое сильное изумление, дело просто. Пока вы беседовали с графинею де Вальреаль, я без всякого намерения стоял, притаившись за лачугой, перед дверью которой вы находились. Я подкрался так близко на случай, что вы захотите дать мне приказание, вот мне и пришлось волей-неволей выслушать всю последнюю часть разговора. Я понял, что речь идет о неотлагательном деле и времени терять нельзя; простите, если я поступил нехорошо, но я взял на себя распорядиться надлежащим образом: уже минут двадцать назад десять человек из моих отправились беглым шагом и, по всему вероятию, теперь уже в деревне. Если я был не прав, любезный Отто, я приму ваш выговор с покорностью, но повторяю, я имел в виду поступить к лучшему.
- Упрекать вас в том, что вы предупредили мои приказания в таком важном случае! - с живостью вскричал граф. - Возможно ли, любезный Конрад? Напротив, вы заслуживаете похвалы. Благодаря вам выиграно столь необходимое нам время.
- Это и есть мое единственное оправдание, итак, все к лучшему.
- Бесспорно, нельзя было поступить умнее.
- Тем лучше, - ответил он, весело потирая руки, - перейдем теперь к другому. Какие вы мне дадите инструкции?
- Все наши люди налицо?
- До последнего человека, кроме разведчиков, конечно, которым поручено наблюдать за этими разбойниками в остроконечных касках.
- Никому не позволяйте удаляться ни под каким предлогом, мы должны быть вдвое осторожнее и ожидать всего.
- Будьте покойны. А инструкции, какие же будут?
- Все одни и те же - если я позову вас, помните, что никто не должен быть узнан. Наша задача - полное самоотвержение, нам надо сохранять совершенную свободу действий, а для того не быть узнанными никем из наших друзей.
- Ваша воля будет исполнена. А если вы не позовете нас?
- Оставайтесь невидимыми, что бы ни случилось, и следуйте за нами на расстоянии пистолетного выстрела.
- Решено, других приказаний не будет?
- Только одно: как скоро вернутся ваши разведчики, немедленно дать мне знать о направлении, принятом пруссаками.
- Положитесь на меня, любезный Отто, это будет сделано.
Они крепко пожали руку друг другу; Конрад юркнул в кусты, где и скрылся из виду, а граф фон Валькфельд, закурив вновь свою сигару, лениво вышел на прогалину, как будто гулял.
Там все казалось в прежнем положении, то есть спутники его бегства продолжали спать сном мертвым.
Граф в задумчивости подошел к лачуге и прислонился к стене плечом; он скрестил руки, опустил голову на грудь и углубился в свои мысли, по-видимому, невеселые, однако не упускал между тем из виду заботы о безопасности своих спутников и бдительно следил за малейшим шумом, от времени до времени без видимой причины поднимавшимся в лесу.
Прошло около двух часов; граф не шевельнулся, он до того был неподвижен, что его приняли бы за статую при постепенно бледнеющим свете луны; звезды стали уже меркнуть одна за другою в глубокой дали небесного свода; на горизонте широкие радужные полосы, которые становились все ярче, возвещали восход солнца; вдруг рука тихо опустилась на плечо графа, он вздрогнул и быстро поднял голову, как легко ни было прикосновение, оно вывело его из задумчивости, он оглянулся.
За ним стоял Конрад. Граф посмотрел на него вопросительно.
- Мои разведчики только что вернулись, - сказал Конрад, - пруссаки, не принимая во внимание услугу, которую оказал им старик, возвратив к жизни их шпиона, прикинулись, будто видят в нем сообщника покушения на жизнь Поблеско, вследствие чего они и принудили его служить им проводником и вести их в свою деревню, которой грозят военной экзекуцией.
- Подлецы! - с гневом вскричал граф. - Я предвидел, что они поступят таким образом; по счастью, жертвы, которых они надеются захватить, ускользнут у них из рук, но этим еще не все кончено. Конрад, люди наши должны быть готовы выступить при первом сигнале; минут через десять я вернусь к вам. Ступайте, нельзя терять ни минуты.
Молодой человек тихо прокрался за хижиною и исчез из виду.