- Депеша эта должна быть отдана в собственные руки графа Мольтке, только ему; если остановят вас на дороге французские вольные стрелки, уничтожьте ее, поняли?
- Понял.
- Могу я положиться на то, что вы поторопитесь?
- Можете.
- Прощайте, граф, доброго пути.
- Прощайте, барон, желаю успеха.
Граф поклонился, на каблуках повернулся направо кругом и вышел со всею прусской натянутостью; через минуту раздался топот скачущей во весь опор лошади.
Оставшись один, барон облокотился о стол и опустил голову на руки.
Прошло несколько минут, когда снаружи опять послышался сигнал и человек в крестьянской одежде вошел в залу.
- А, это ты, Бидерман? - сказал барон, торопя его рукой. - Поздно же ты приходишь.
- Не моя вина, барон, - ответил заискивающим голосом новый посетитель, теребя в руках свою шляпу, - я спешил что было мочи.
- Принес ли ты, по крайней мере, какие-нибудь вести?
- Сейчас сами изволите судить, господин барон, - ответил тот с лукавою улыбкой.
- Правда, однако расположись-ка поудобнее, сядь тут, возле меня; вот стакан и пиво, табак и трубки, пей, кури, не стесняйся.
Крестьянин или мнимый крестьянин буквально повиновался приглашению.
- Ну, теперь, - продолжал барон, - выгружай свою кипу новостей. Что ты узнал?
- Порядочно всего; спрашивайте.
- Сперва про Страсбург.
- Он в положении отчаянном и терпит недостаток во всем, но жители не унывают и защищаются как львы.
- Знаю, взять его дело не многих дней, быть может, часов, вот и все.
- Мне удалось ночью пробраться в город, выдав себя за альтенгеймского вольного стрелка, из предосторожности я запасся пакетом с депешами, взятыми у французского офицера, который был захвачен несколько дней назад, когда пытался пройти сквозь наши линии. Приняли меня эти бедняки страсбурщы с распростертыми объятиями. Вот-то ненавидят нас! Не хвастаясь можно сказать, что они сильно точат на нас зубы. Разумеется, меня принимали за француза и наперерыв друг перед другом осыпали ласками, они не знали, чем угостить меня, и буквально отнимали у себя хлеб, чтобы мне отдавать, а Богу одному известно, какая редкость в Страсбурге хлеб. Города просто не узнаешь, везде развалины, жители кое-как расположились на площадях, в водосточных трубах, в подвалах, словом, - везде, где только можно укрыться от бомб, и богатые и бедные умирают с голоду, едят собак, кошек, крыс, - словом, все. Страшно глядеть на этих людей, это одна кожа да кости, словно движущиеся мертвецы, и на ногах-то они держатся одним чудом, однако не унывают; женщины, дети и старцы, все борются весело и бодро.
- Дальше, дальше! - прервал барон хриплым голосом. - Говори о тех, кого я знаю.
- Очень хорошо, к этому я и веду; вам ведь известно, что госпожа Гартман с дочерью и капитаном Мишелем успели как-то скрыться из города до его окружения.
- Знаю, я видел их.
- Господин Гартман, отец, поместился в ратуше; при помощи и содействии друга своего доктора Кузиана ему удалось наэлектризовать население. Эти два человека - душа обороны, ничто не может побороть их или заставить упасть духом, их самоотвержение не знает предела, они на ногах день и ночь, возбуждая одних, укоряя других, утешая наиболее страждущих, с радостью принося все жертвы для облегчения самой гнетущей нищеты, и при этом они всегда там, где опасность всего страшнее.
- Да, - пробормотал про себя барон, - это люди другой эпохи, души избранные. Дальше, дальше…
- Им удалось выговорить право для нескольких женщин и детей выйти из города беспрепятственно и уехать в Швейцарию.
- Что такое? Что вы говорите? - вскричал барон. - Женщинам и детям было разрешено выйти из Страсбурга и уехать в Швейцарию?
- Точно так, барон, но трудно было этого добиться. Когда, наконец пришло разрешение, госпожа Гартман, мать, наотрез объявила, что не уедет, утверждая, что, когда сын ее показывает пример храбрости и самоотвержения мужчинам, ей должно показывать такой же пример женщинам, и она отважно осталась в доме, полуразрушенном бомбами. Госпожа Вальтер и дочь ее Шарлотта, не столь стойкие, поспешили воспользоваться разрешением.
- А графиня де Вальреаль?..
- И она уехала с ними. В последнее время у них завязалась тесная дружба, графиня почти не выходила из гартманского дома, вот они и уехали все вместе. В минуту отъезда даже произошло нечто весьма забавное; вы, верно, помните, барон, и видали в Страсбурге очень богатого банкира?
- Жейера! - вскричал с живостью Штанбоу.
- Именно. Ведь вы знали его?
- Очень даже. Не случилось ли с ним чего?
- Сейчас сами увидите, не из наших ли он.
- Действительно. Что же с ним?
- Главнокомандующий поручил мне передать ему депешу, должно быть, очень важную, но так как необходимо соблюдать осторожность и я главным образом боялся подвергнуть риску свою популярность, то не отправился прямо к нему, а сперва, не подавая вида, искусно собрал сведения. И хорошо же я сделал, что поступил таким образом. Несмотря на разыгрываемую им роль патриота и рьяного республиканца, Жейер, надо полагать, кем-нибудь был выдан за приверженца Германии, за ним стали тайно наблюдать, некоторые поступки его показались подозрительны - словом, в один прекрасный день полиция нагрянула к нему неожиданно, произвела обыск и арестовала его.
- Арестовали Жейера? - ужаснулся барон.
- Да, арестовали, и даже речь шла о том, чтоб судить его военным судом, но он ведь очень богат, как вам известно.
- Правда, очень богат, - машинально повторил собеседник.
- Не знаю, как он устроился, только успел бежать из темницы и так искусно скрыться, что не могли словить его никаким образом. В ту самую минуту, когда женщины собирались выйти из города, графиня де Вальреаль, прощаясь с поручиком зуавов из своих приятелей по имени Ивон Кердрель… Это сущий демон во плоти, доложу вам, который наделал нам больше вреда, чем все остальные вместе…
- Да к делу же, болтун! Что ты начал мне говорить про графиню де Вальреаль?
- Сейчас, к этому и веду. Графиня вдруг прервала прощание, указала на женщину, стоявшую возле нее с опущенною вуалью, и вскричала:
"Господин Кердрель, возьмите под стражу этого негодяя, который хочет уйти от заслуженного им наказания!"
"О ком вы говорите, графиня?" - спросил поручик.
"Об этой женщине, или, вернее, об этом подлеце, переодетом женщиною", - ответила графиня вне себя.
"Мужчине, переодетом женщиною! - вскричали несколько человек, услышав слова графини. - Где он? Арестовать его, арестовать!"
"Вот он, - сказала графиня де Вальреаль, вторично указав на женщину, которая тщетно силилась юркнуть между группами и затеряться в толпе. - Это банкир Жейер, прусский шпион!"
Здесь поднялся шум и гам, которые я не берусь описывать, толпа с криками и угрозами ринулась на злополучного банкира - это действительно был он, - сорвала с него одежду и буквально растерзала бы его на части, если б Кердрель и другие офицеры с помощью солдат не отстояли его. Наконец им удалось вывести его из толпы, помятого, избитого, полумертвого, и отнести, окружая его со всех сторон, в больницу, где он, кажется, и теперь. Вы понимаете, барон, что я не искал с ним свидания после всего этого и просто уничтожил депешу, которая могла выдать меня.
- Ты очень хорошо сделал; но как же тебе удалось выйти из города?
- Как я вышел? В этом и состояла вся загвоздка.
- Как, что? Загвоздка? Что ты хочешь сказать? Объяснись!
- Сейчас сами увидите, барон, и вовсе это не забавно, могу вас уверить.
- Еще, должно быть, какое-нибудь похождение!
- Страшное. Я не трус, как сами изволите знать, барон, но, доложу вам, при одном воспоминании у меня волосы становятся дыбом.
- Видно, очень уж тебя напугали?
- Еще как, даю вам слово. В сущности, ремесло мое опасно, однако я служу преданно своему отечеству и зашибаю копеечку на старость. Надо же жить чем-нибудь.
- К чему ты все это ведешь, несносный болтун?
- Сейчас увидите, господин барон. Высмотрев и разузнав в Страсбурге все, что мне нужно было видеть и знать, разумеется, я так и рвался скорее из города и думал уже дать стрекача в госпитальные ворота, где меня встретили бы друзья. По условию, я должен был выйти из города между часом и двумя ночи, в это время будут настороже и отзовутся на первый мой сигнал. Хорошо. Было около десяти часов, я решился уйти в ту же ночь и заснул в ожидании назначенного времени, когда меня вдруг кто-то разбудил, дергая за руку, так что чуть не вывихнул ее. Я открыл глаза и сел, на полу стоял фонарь, а возле меня человек, который левой рукой дергал меня за руку, а в правой держал пистолет, приставив дуло к моей груди. Я хотел вскрикнуть.
"Молчи!" - приказал мне неизвестный. Тогда я узнал его: это был поручик Кердрель, каким-то образом пробравшийся в мою комнату. "Что вам надо от меня?" - спросил я.
"Узнаешь, - грубо ответил он, - ни слова, ни движения, или я положу тебя на месте. Ты знаешь меня, итак, слушай".
Я действительно знал его и потому сидел смирно.
"Ты обманул нас, - продолжал он, - ты изменник и прусский шпион, ты проник в крепость, чтоб доставить неприятелю сведения о нас, мне стоит сказать слово, и ты будешь, вздернут на виселицу менее чем в десять минут; но у тебя должны быть средства выйти из города целым и невредимым. Мне также надо выбраться из Страсбурга. Хочешь услужить мне? Подумай, прежде чем отвечать, даю тебе пять минут на размышление".