* * *
Мэрские выборы закончились победой Курицина Виктора Николаевича. Взошел он в кабинет теперь уже бывшего главы Семенова хозяином, попросив секретаршу Леночку не беспокоить его вплоть до особого распоряжения.
Взошел и остановился, осматриваясь, хотя раньше в этом кабинете нередко бывал, но в роли посетителя, и окружающая обстановка его не интересовала. Мебель была не подобрана по цвету, качеству, назначению. Он вспомнил слова своего отца Николая Ивановича Курицина о том, что вошедший в кабинет посетитель, а посетители - это всегда просители, должен вострепетать от одного только вида этого специфического помещения. И замереть на месте, дожидаясь, пока его заметят и пригласят подойти или присесть. В таком кабинете должны быть высокие потолки, узкие высокие шкафы, отдельный длинный стол для совещаний, дорогие, темного цвета, панели, хорошая хрустальная люстра и лишь в самом конце - стол хозяина. Стол массивный, тяжелый, за ним - кожаное кресло, а сбоку стол поменьше - для телефонов, внутренней связи с сотрудниками учреждения. За спиной хозяина - большой портрет главы государства и поменьше - главы области. В углу - слегка расправленный флаг страны.
"Не-эт, в таком кабинете я пока никого принимать не буду", - решил новый мэр. И пригласил к себе управляющего делами.
- Проходи… Как тебя? - спросил, будто видел впервые, знаемого им чиновника.
Тот назвал себя.
- Вот-вот, дорогой Иван Васильевич, сожалею, что приходится начинать с таких мелочей, как обустройство собственного кабинета, ведь жить здесь придется целых пять лет. Небось, за это время и на пенсию успеешь уйти?
- Я? На пенсию? - растерялся Иван Васильевич. - Мне только сорок лет, Виктор Николаевич.
- А если только сорок и ты еще собираешься работать, то будь добр вплотную заняться кабинетом и мебелью.
- Что я должен сделать, Виктор Николаевич?
- Вот это уже другой разговор. Даю тебе ровно неделю сроку, а нужно здесь следующее…
И Курицин детально, с карандашом в руке и листком бумаги перед собой, изложил собственное видение собственного кабинета.
- Где возьмем деньги? - решился наконец спросить управляющий делами.
- Ты, я вижу, точно раньше времени на пенсию собрался…
- Хорошо, найдем, - поспешил заверить новоиспеченного главу Присаянского района растерявшийся чиновник.
- Выполняй. И запомни: мне нужны исполнительные работники, которые лишних вопросов не задают. Инаугурацию устроим, как только обоснуюсь в кабинете, после нее - банкет в честь моего избрания. А на эту неделю я уеду в Иркутск для представления в администрации, Законодательном собрании и других структурах.
Виктор Николаевич действительно уехал в Иркутск, где в один день побывал на приеме у губернатора и председателя Законодательного собрания. После сих праведных трудов государственного мужа приступил к обязанностям мужа своей жены Ольги Николаевны, с которой расписался всего-то полмесяца назад и которая поджидала его в квартире, каковая у Курицина в Иркутске также имелась: молодожены на несколько дней уехали на Байкал.
- Отдыхать, Оленька, нужно уметь, - говорил он женщине, которая ему в самом деле нравилась, как нравился ей и он. И это обстоятельство устраивало обоих. От него пахло хорошим одеколоном, от нее - духами. Он был еще сравнительно молод, она - и того моложе. Он был здоров и силен, как бык, и она - румянец во всю щеку, крепкая, с хорошей фигурой, способная родить ему хоть тройню. - В Листвянке проживает один хороший человек, он-то и катер организует, и рыбалку, и уху, и комнату нам с тобой, где нас никто не потревожит. В нашем распоряжении дня три-четыре, вот и ужмем свой медовый месяц в эти три-четыре денька, а там приступим к своим обязанностям. Много чего я желаю переменить в Присаянском, ой, как много…
- Непросто это будет сделать, Витенька, - прижалась к мужу "мэрша".
- Знаю-знаю, Оленька. Но я же умный, к тому ж - хитрюга, каких поискать…
Он засмеялся, она залилась звонким беззаботным смехом.
Отдыхали в удовольствие: катались на катере, подмогали тащить сети, в которых трепыхался омулек, любовались "славным и священным", даже пробовали петь про "бродягу", который "Байкал переехал".
- Ну нам-то Байкал переезжать ни к чему, нам и тут хорошо, - в который раз прикладывался к рюмочке Курицин.
Им было так хорошо, как во всякую пору прекрасен Байкал.
- Я вот часто думаю: чего не хватает людям? - философствовал Виктор Николаевич. - Природа человеку дала буквально все: солнце, воду, воздух, деревья, самую разнообразную пищу. И приходит-то он на землю на каких-то семь десятков лет, из которых сознательных - в лучшем случае годков тридцать пять - сорок. Но хлещется человек с себе подобными, наскакивают человечки друг на дружку, а попутно рушат вкруг себя все то благолепие, которое дала им природа, и жизнь от того становится все беднее, все ограниченнее, все гаже. Но гаже самого человека не бывает на свете ни единой твари. С топором, ружьем, пушками, атомной бомбой сметает он на своем пути леса, города, цивилизации и никак не может насытиться в своих смертоносных деяниях. И все ему мало: и кровушки себе подобных, и погубленных лесов, и убитых зверей, и укрощенных рек, и нефтяных скважин, и угольных копей, и злата с серебром, и тюрем, и психушек, и домов призрения для сирых и убогих. А природа меж тем, а может, и сам Господь Бог насылают на него то болезни, то голод, то землетрясения, то смерчи, то пожары, то какую другую напасть с единственной целью, чтобы призвать человека к благоразумию - не тщись, смертный, не силься пересилить сущее, что дадено тебе во благо и спасение, не жадничай и не гордись. Конец будет один - уйдешь в землю сырую, все равно при каких обстоятельствах, при каком богатстве, при каких регалиях, с почестями или без таковых. И помочится на твою могилку какой-нибудь тупой потомок, а достать его будет уже невозможно. Да и тебе в могилке-то будет не до того, потому что черви будут справлять тризну на твоем разлагающемся теле…
- Не надо, милый, об этом. Слишком печально это. Я думаю о другом. Послушай, как в стихах своих сказала Юлия Друнина:
Ты рядом, и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете…
- Прости, дорогая. Меня и впрямь чего-то занесло…
- Не пей больше, вот и не будет заносить.
- Виктор Николаевич разглагольствует от полноты сердца и от того, что все у него в жизни складывается как нельзя удачно, Ольга Николаевна, - позволил себе заметить оказавшийся рядом тот, кого Курицин именовал "дружком". - Будь у него побольше забот, другие бы речи вел…
"Дружком" оказался бородатый мужчина лет под шестьдесят, однако видом молодцеватый, подвижный, легко управляющийся со своим хозяйством, и если бы Ольга Николаевна имела больше жизненного опыта, то в фигуре Анатолия Алексеевича - так он был представлен Курициным - без труда угадала бы бывшего служаку. Он и был в недавнем прошлом служакой, находясь многие годы в непосредственном подчинении отца Виктора Курицина - Николая Ивановича. А в том ведомстве, где служил, своих не бросают, даже если это дети и внуки бывших сослуживцев. Здесь, в лице хозяина катера, была для Курицина та пристань, к которой он мог пристать в любое время дня и ночи, в любую для себя лихую минуту. Анатолий Алексеевич поглядывал на молодоженов снисходительно, говорил только то, что от него ожидали, старался меньше попадаться на глаза, дабы не мешать и не смущать гостей, однако все, что им требовалось, доставлялось в полной мере и в самый срок. Оттого пребывание на Байкале счастливой супружеской паре доставляло одно удовольствие, и четыре дня пролетели, как один час.
- О, Анатолий Алексеевич, забот у меня как раз полон рот. Вот покинем тебя, и впрягусь в лямку мэра, а там котельные, сети, дороги, образование, здравоохранение, и всюду только дыры, а бюджет - с гулькин хрен. Как его наполнить, где взять деньги, с каких налогоплательщиков, как защитить статьи дотаций, какие программы представить в область и получить под них средства - это, знаешь ли, труд каждодневный, титанический и неблагодарный. Потому что спасибо тебе никто не скажет: ни старушка какая-нибудь, ни учитель, ни врач, ни бомж. И бомжу ведь в канализационном люке тоже тепло надобно. Но главное, где взять кадры? Где найти тех преданных людей, которые бы делали с тобой одно дело, были бы и помощниками, и поддержкой, и опорой в минуты сомнений, в условиях нищего бюджета, в обстановке недоброжелательства, а порой и откровенной ненависти со стороны тех, кому ты не позволил паразитировать на бюджетных деньгах, на природных ресурсах, на лакомых кусочках бизнеса, на еще большем обнищании людей? Где?..
- Все это, Виктор Николаевич, дела житейские. И потом, не зря в народе говорят: по Сеньке и шапка. Если шапка главы администрации по тебе (а я думаю, она по тебе), то беспокоиться не о чем. Проблемы и задачи будут разрешаться по мере их поступления.
Анатолий Алексеевич замолчал, думая о своем, потом добавил:
- Я никогда не умел отдыхать. При такой работе, какая была у меня, и семью завести было проблематично. Твой отец сгорел раньше времени по той же причине, потому что снимали стружку за всякую мелочь. Да если бы только стружку - голова могла полететь в любую минуту. Хотя, может быть, я не встретил такую женщину, которая могла бы все понять и простить…
- Ну а теперь, Анатолий Алексеевич, живи в свое удовольствие! Байкал, рыбалка, воздух, природа… Хор-рошо!
- Нет, Виктор Николаевич, жизнь все же была там, в прошлом. Здесь я прозябаю, хоть и в приятном соседстве с прекрасным озером - Байкал…