Расслабленные от еды и питья, приятели еще долго горготали о своем, чем жили и к чему стремились, подсчитывая по сути будущие барыши. Они, без сомнения, чувствовали себя хозяевами жизни и таковыми на сей момент пребывали на самом деле. Половина Присаянского края работала на них. Все приводные ремни, какие только имелись, были натянуты на свои шестерни и шестеренки и крутились в требуемом направлении. Их же задача состояла в том, чтобы не допускать сбоев в механизме запущенной машины и строго следить за поступлением конечного продукта - денег. Немалого количества денег, которые поступали к ним, минуя счета в банках, финансовых ведомостях и отчетах, потому во всевозможных инспекциях и контролирующих денежные потоки инстанциях даже не представляли, сколь смехотворные суммы налогов поступают отсюда в государственную казну. Потому и мало кто, а если точнее сказать - никто не имел представления о подлинных доходах Белова Владимира Степановича и его подручного Курицина Виктора Николаевича. Что до последнего, то о доходах приятеля в точности не знал даже сам Белов. Впрочем, как и Курицин - о доходах Белова.
- Мы с тобой первопроходцы бизнеса первой волны, - самодовольно говорил Владимир. - Получается, что мы и есть - самые наипрямейшие потомки Ермака Тимофеевича, который пришел в Сибирь за тем же, за чем здесь живем и мы.
- А ведь ты, Степаныч, - светлая голова. Те, кто шел с Ермаком, вместе страдали от холода-голода, вместе бились с коренными народами, не щадя живота своего, вместе погибали, если требовалось, а мы с тобой - одиночки. Песен о нас с тобой не сложат и памятников нам не поставят…
- Мы сами себе поставим памятники, - встрепенулся Белов, которого, видимо, задели за живое слова Курицина.
- Разве что… в виде голых пней от сведенного леса? - съехидничал приятель.
- Не юродствуй, - наставительно оборвал его Белов. Я серьезно. Вспомни недавнее, когда со всех концов страны ехали в Сибирь строители всяких там гидроэлектростанций, заводов и комбинатов. Ведь они были теми же погубителями всего живого и неживого, но о них были сложены песни, и пела те песни вся страна. И памятники поставили. Так чем же мы хуже их? Они были первопроходцами в своем, мы - в своем. Наработав капитал, мы дадим работу тысячам и тысячам бедолаг, которые сегодня не знают, к чему приложить свои руки. А мы найдем их рукам применение. Най-де-ом!..
Белов неожиданно стукнул кулаком по столу. Приподнялся со стула и еще раз стукнул. Лицо его побагровело, глаза уставились в одну точку - куда-то поверх головы Курицина. Затем, словно очнувшись от временного помутнения рассудка, плюхнулся на стул и продолжил уже спокойным, но твердым голосом:
- История, Витя, отбирает для своих скрижалей только самых предприимчивых и дерзких. И нам бы еще немного времени - успеть. Успеть набрать такую высоту и силу, при которой никому бы нас не достать: ни закону, ни власти, ни собратьям по бизнесу. А народ простой - что же?.. Он примет кого угодно, лишь бы давали жить, растить и учить детей, относительно безбедно существовать. Он ради минимального набора благ многое стерпит.
- Но маслица надо бы иной раз подливать - пускай даже и отработанного. Умасливать то есть. Нельзя тянуть резину до бесконечности - порвется та резина. А порвется - ты знаешь, что может быть: сметут - не заметят. И деньги не спасут.
- Тут ты, пожалуй, прав. До меня это начало доходить в связи с поступком отца моего. И ежели уж батяня родный пошел супротив сына, то тут есть над чем призадумкаться (Белов иногда позволял себе говорить тем языком, который слышал с детства).
- Вот-вот, надо бы и клубец подремонтировать, и магазинчик какой социальный изобразить, и водокачку подправить. Затраты - на грош, а выгоду можно поиметь знатную. Главное же соображение такое: народец лучше станет робить и признает в нас хо-зя-ев. А нашему народу без хозяина никак невозможно. Признает и никому не даст в обиду - на такой народец, в случае чего, можно будет положиться.
- В случае - чего? - не понял Белов.
- В случае, если кто наедет нас с тобой кулачить.
- Давай уж без этих твоих, - подбирая поточнее слово, покрутил пальцами возле лица приятеля Белов, - шуточек. Я и сам могу кого угодно раскулачить. Дело говори, а то знаешь, как открываются двери в твой дом, я быстро найду. Только потом не жалуйся. В этих местах ты только гость, а я - свой, местный, доморощенный. Мне, доморощенному, люди многое смогут простить, тебе - никогда.
Слова Белова не испугали хозяина дома. Курицин встал, подошел к окну, не поворачивая головы, начал как бы издалека:
- Я вот думаю, что в случае своего избрания мне действительно надо будет провести в жизнь две-три сильных программы во благо всего населения, - мы ведь с тобой отсюда никуда уезжать не собираемся, значит, надо сделать так, чтобы не было стыдно за свой край. Другое мое соображение в том, что буквально на днях я собираюсь жениться, потому как люди всегда больше доверяют людям семейным. Именно в период предвыборной кампании, чтобы все видели, как остепенился старый холостяк.
- Жениться? - удивился Белов. - Что-то я не замечал, чтобы ты за кем-то ухаживал?
- А ты и не пытался замечать - эта сторона наших взаимоотношений тебя никогда не интересовала. Между тем я уже год встречаюсь с одной женщиной, и она меня устраивает во всех смыслах. У нее, кстати, есть дочка восьми лет, вот и семья.
- Уж не от тебя ли? - съязвил Белов.
- Не от меня - успокойся. Она - учительница, на хорошем счету, да ты ее знаешь. Помнишь, были с тобой в райцентровской школе на мероприятии по случаю передачи компьютерного класса, она и принимала от нас пакет с документами?
- Да-да, миловидная такая… Припоминаю…
- Но это я к слову. Раздрай, какой сейчас творится в стране, Степаныч, кончится. Все равно к власти придут государственники, как это было в России не раз. Востребуются и государственники на местах - в таких глухих краях, как наш, Присаянский. Вот тут-то мы и должны проявиться со всей полнотой. А если у нас с тобой за плечами не будет добрых дел, то нас грядущие события просто вытолкнут на обочину жизни. И вовсе не важно будет, что мы имеем - деньги, предприятия, акции и тому подобное. Оценивать людей новая власть будет по их делам. Помнишь, как в Священном Писании сказано: по делам их узнаете их? К этому и надо готовиться, потому что в России раздраи никогда не бывали затяжными. А добрые дела - это тоже капитал, причем не зависимый ни от какой инфляции.
- Что-то я плохо понимаю, к чему ты клонишь, любезный друг. О каких добрых делах толкуешь, если в твоих руках в свое время было огромное предприятие и ты мог спокойно, без каких-либо для себя потерь, проводить в жизнь эти, как ты сейчас заметил, "сильные программы". Ты и сейчас имеешь возможности, однако не торопишься с благотворительностью. Может, все-таки дело в нутре человека? А, Витя? Я по крайней мере не пытаюсь рядиться под ягненка, а живу так, как могу. Ты же никак не можешь обойтись без своих хитростей, будто только ты один и есть самый умный на свете. Если уж подливать масла, то подливать отработанное я не стану.
- Так кто же говорит, что отработанное… - поспешил перебить его Курицин.
- Ты и говоришь. У тебя, Витя, гляжу, семь пятниц на неделе. В политику тебе надо было бы податься: политики, Витя, великие мастера по выдаванию отработанного за качественное. Вот уж воистину "кому на Руси жить хорошо". Не пашут, не сеют, не жнут, а живут на широкую ногу.