- Поясняю лично для вас. Вы помните, сколько государство вкладывало денег в сельское хозяйство в советское время?
- По-омню…
- И что с того выходило? Надой на корову в сутки на колхозной ферме был не более пяти-семи литров. Так было или не так?
- Та-ак…
- В то же время сколько вы, например, надаивали от коровенки в собственном подворье? А?.. Сколько? - наступал Виктор Николаевич.
- Литров двадцать - двадцать пять.
- А вам лично кто-нибудь выделял средства для того, чтобы вы развивали личное хозяйство?
- Ни-икто… - отвечал, запинаясь, умник. - Дак я ж старался: на покосе хлестался, вдосталь поил, кормил скотину, в стайке у нее завсегда было тепло и прибрано…
- И вам теперь непонятно, почему так происходило: на колхозном дворе - пять литров, на собственном - двадцать пять? - спрашивал кандидат и сам же отвечал: - А потому, что на собственном вы работали, а на колхозном - били баклуши.
- Так уж и бил, - не соглашался умник. - Я знак имею - победителя социалистического соревнования. Мой портрет не сходил с Доски почета…
Народец в зале начинал шевелиться, и вот кто-то произносил неприязненно:
- Ты б, Васильич, помолчал о своих заслугах. Не перегнулся на колхозном-то, все под себя огребал да на себя тянул…
- А ты, Петлехин, водяру жрал, потому и гол как сокол! - огрызался тот, кого назвали Васильичем.
- Може, и выпивал, но тока тогда, када страды не было. А в страду - из трактора не вылазил. Ты б с мое погорбатил, дак морду таку не наел.
И, чуть помолчав, добавлял, к удовольствию собравшихся:
- Буржуй красномордый…
Возникала перепалка, в которую включались чуть ли не все посельщики. Курицин некоторое время выжидал, потом по своему обыкновению резко поднимал руку. Люди умолкали, а он, четко проговаривая каждое слово, заканчивал встречу:
- Вот я и говорю: в том виде, в каком было сельское хозяйство в советское время, когда один - работал, а другой - тянул одеяло на себя, - нам сегодня ни к чему. Нам сегодня требуются такие формы хозяйствования на селе, где бы и фермеру нашлось дело, и кооперативу, и частнику. Вот вы, Петлехин, к примеру, хотели бы трудиться в кооперативе?
- Ка-анешна… - тянул Петлехин, мало понимая из того, о чем говорил и спрашивал Курицин. - Я б за рычаги трактора хоть счас сел, да колхоза нет больше.
- Не в колхозе, где все - наше и конкретно - ничье, а в кооперативе - хотели бы? - повторял свой вопрос.
- Хотел бы, - уже тверже отвечал Петлехин.
- Такие формы хозяйствования у нас в области уже работают, но я, как будущий мэр, если вы меня изберете, обещаю вам, что в каждой, даже самой маленькой, деревне нашего Присаянского района такие кооперативы будут. И работать в них будут такие подлинные труженики, как сидящий здесь среди вас Петлехин.
При последних словах он резко, всем корпусом повернулся к бывшему механизатору Петлехину и указал на него рукой.
Владимир Белов для интереса раза два побывал на встречах Курицина с народом и уже наедине заметил:
- Ты, Витя, словно родился политиком. Послушал я тебя, и самому захотелось тут же побежать на избирательный участок, чтобы проголосовать немедля. Мэрство у нас в кармане.
- Своей коммуникабельностью, Степаныч, я обязан отцу: выжить при его должности в условиях тридцатых, а затем и сороковых годов и не попасть под 58-ю статью было ой как непросто. Да и мать у меня была не из простушек: дед-то ее был известным в Иркутской губернии купцом, который, как она говаривала, нередко сидел за одним столом с губернатором и прочей знатью.
- Что ж тут и сказать - не знаю. Белая кость в тебе всегда чувствовалась. Но и мы, Беловы, не лыком шиты.
- Это точно, хватка у тебя, Степаныч, крупного западного дельца. Ты нужного тебе человека как бы выслеживаешь, точно зверя в тайге, подготавливая оснастку, подходы, выбирая время, чтобы уж наверняка.
- Так оно и есть: я заранее знаю, куда иду, к кому иду и зачем иду. Заранее определяю для себя тактику и стратегию поведения, где есть место разведке, подготовке, выбору времени и места, средств достижения цели, а также есть место для атаки, где можно развить успех, и отступления в случае неудачи. Короче, как на войне. К сказанному могу добавить: после того как я вплотную занялся бизнесом, постоянно ощущаю себя как бы на войне.
- А ведь это война даже не с существующей властью, это, Степаныч, война со своими земляками.
- Не понял? - глянул на него в упор Белов. - Ты это о чем?
- С властью воевать не надо, ее надо приручать - подачкой, услугой или взяткой. И с властью ты по одну сторону. По другую - твои земляки. И главная твоя задача, как бизнесмена, заставить на себя работать.
- Но ведь можно возить людей вахтовым методом?
- Людям пришлым надо хорошо платить, по-иному не получится. А земляки могут работать за копейки, только надо поставить их в такие условия, при которых им было бы некуда деваться, - это вот по-твоему и называется военными действиями. И здесь хороши все виды оружия, лишь бы достигнуть цель.
- А цель, как известно, - что?.. - Владимир наклонился в сторону приятеля, и в глазах его заиграли веселые огоньки.
- Оправдывает средства, ты это хочешь сказать? - в свою очередь Курицин придвинулся к Белову.
- Вот именно.
- Не знаю. Если следовать твоей логике, то в данном случае надо совсем отказаться от такого устаревшего понятия, как совесть.
Владимир поднялся со стула, зашагал по комнате - были они на момент этого непростого разговора в доме Курицина в Ануфриеве.
- Совесть, совесть… Мне наплевать на совесть, если ее нельзя положить в чулок. Но постой: может, ты уже потерял интерес к выборам?
- На выборы я иду сознательно, - усмехнулся Курицин. - А если бы не пошел?
- Тогда я начал бы тебя шантажировать.
- А я бы нанял киллера и отстрелил тебя.
Белов остановился напротив приятеля, как бы соображая, что ответить, но неожиданно рассмеялся, да так заразительно, что не удержался и Курицин.
В комнату заглянула Катерина Ивановна, Курицин подошел к ней и что-то сказал. Спустя минут пять женщина принесла бутылку водки, рюмки, закуску.
В такие минуты приятели пили, ели в свое удовольствие. Оба трезвенники, "расслаблялись" не спеша, со смаком, выпивали в меру и назавтра не знали похмелья.
Любили и поговорить, причем на этот вечер как бы снимали со своих языков все запреты и говорили с предельными откровением и цинизмом, где доставалось местной власти, чиновникам, райцентровским предпринимателям, коллегам по собственному бизнесу и вообще кому бы то ни было, с кем пересекались их жизненные пути и кто являлся объектом их постоянного внимания. Но если Курицин в чем-то подыгрывал Белову, а зачастую и провоцировал на какие-то резкие выссказывания, то Белов "расслаблялся по полной".
- Недавно, ты знаешь, я ездил на машине в соседнюю область. И пока тащился по ухабам, все думал о том, что нас, сибиряков, словно специально, без суда и следствия, обрекли здесь на медленное вымирание, - прожевывая котлетку, в раздумье говорил Белов. - Но, с другой стороны, нам выходит прямая выгода: пока нет хороших дорог, пока столица снимает сливки с крупных заводов, комбинатов, скважин, нефтепроводов, надо разворачивать свой бизнес здесь. Разворачивать стремительно, с размахом, как можно быстрее нарабатывая капитал. Нам не грозит захват бизнеса более крупными структурами, потому что наши "ооошки" на первый взгляд - не стоящая внимания мелочь, где ни один серьезный экономист не сможет отследить финансовые потоки, а тем более определить их масштабы. Между тем мы можем быть нисколько не беднее иных олигархов из областного центра и в считаные годы, даже месяцы можем выкачать отсюда приличные деньги. И сделаем это без лишнего шума - спокойно и торжественно.
- Сделам, - кивал головой Курицин. - Но… - поднимал палец кверху, - с моей помощью мэра.
- Витя, - в голосе Владимира послышались ехидные нотки, - ты - курица, которая будет нести золотые яйца.
- А скажи, Степаныч, - ведь правда, что у меня оч-чень удачная фамилия? - усмехаясь, откидывался к спинке стула приятель. - С двойным смыслом и между тем такая простецкая, ну в доску своя.
- Что верно, то верно. Поначалу тебя, из-за такой фамилии, никак нельзя принимать всерьез. А вот когда разглядишь - мурашки бегут по спине.
- ?
- Не от страха, а от понимания того, каким ненасытным аппетитом наделила тебя мать-природа. Ты ведь и за столом-то не ешь, а - сглатываешь. По жизни - точно так же. И ежели все эти инстинкты - да на хорошие мозги, то живоглот получается изрядный.
- Можно подумать, что ты, Степаныч, не живоглот. Почище меня будешь.
- Почище тебя быть очень непросто. А ты думаешь, почему?
- Поч-чему? - словно эхо, повторил Курицин за приятелем.
- Потому что тебе твое досталось уже при рождении: и положение в обществе, и связи, и воспитание, и стартовые позиции. Мне же свое пришлось добывать собственным трудом, пробивая себе дорогу лбом, и тут уж все зависело от прочности лобной кости. Пришлось и прогибаться, чего я не могу простить ни себе, ни тем, перед кем пришлось прогибаться.
- Куда бы ты делся без прогиба?
- Вот именно: куда? Вообще же я ни о чем не жалею, потому как в дураках себя никогда не чувствовал. Это те дураки, перед коими прогибался.
- Правильно гуторишь, Степаныч. Ой, как правильно… - подливал масла в огонь Курицин.