- Не печальтесь, Данила Афанасьевич, эту проблему мы постараемся решить. Как скоро, этого не скажу: все зависит от того, кто здесь, в области, выступает на стороне интересов вашего племянника. Но я думаю, участок у вас не отберут. А вот, что касается уничтожения лесов, то здесь я ничего поделать не могу. Никто не может. Идет, знаете ли, время утоления аппетитов. Время насыщения дорвавшихся до власти чиновников, аферистов, разных мастей хапуг, криминала. Открылись ворота России и для зарубежного капитала, а это уже пострашнее, чем запросы вашего племянника. Чтобы навести здесь порядок, нужны меры и законы жесткие, сиюминутные, как в войну. Поймали на воровстве, грабеже, на предательстве - расстрел на месте. Такие меры, конечно, крайность, и никто таких полномочий никому не даст - это я к слову. С другой стороны, этот процесс как бы даже и нормальный, имевший место в любом другом государстве, где происходили и происходят подобные ломки. Только, может быть, в иных масштабах. К тому же все негативное прикрывается необходимостью развивать рыночные отношения, а там, где действуют законы рынка, там мораль и право отсутствуют, - все делается во имя прибыли любой ценой. Вот и хлещут наши сибирские леса почем зря.
- В войну такого не было, чтобы не берегли. И че ж дале-то будет? - вздохнул Белов. - Ну, мне скоро помирать, а чем жить молодым - детям, внукам, правнукам?
- Ничего утешительного сказать не могу, уважаемый Данила Афанасьевич, - ответил Иванов, и Белов услышал в его голосе такие нотки безнадежности, что сжался внутренне, не зная, что еще сказать, о чем еще спросить.
- В данном случае можно сказать только одно, - как бы подытожил Иванов через минуту. - Если в ближайшие годы во все эшелоны власти не придут государственники типа Столыпина, Россия будет потеряна безвозвратно. А пока Россия… как бы это сказать… - подбирал слово Иванов.
- Надсаживатся, - подсказал Белов.
- Вот-вот, правильно вы сказали - надсаживается. И все зависит от того, насколько велик запас прочности.
- Брат мой Степан так определял: всюду, говорил он, видны следы надсады. Надсаживаются земля, тайга, люди, государство.
- Именно, но пока еще все можно поправить. И люди, нужные России, уже приходят, я об этом знаю. Многое начинает меняться, требуется только время. Недаром ведь в свой час сказал тот же Столыпин: дайте России двадцать спокойных лет, и вы не узнаете Россию. А после такой ломки, какая прошлась по государству и по судьбам людей в первую половину девяностых годов, - передышка нужна капитальная. Россия жива, и это главное. Живы в народе вера, надежда, любовь. И время оздоровления всего и вся придет - я в это верю. Придут и новые люди - подлинные государственники. А может, они уже и пришли. И понадобятся деньги - много денег: чтобы поднять промышленность, сельское хозяйство, построить дома для людей, восстановить дороги, поднять науку, культуру. Придет черед и вашего ручья Безымянного, который мы обязаны сохранить в первозданном виде. А в общем-то хватит о грустном: как говорится, делай, что должно, и будь, что будет. Не такое переживала Россия. Вот чай стынет, водка стоит в рюмках - этим и займемся.
- И правда, гости дорогие, - пропела стоявшая тут же супруга его, Александра Ивановна. - У меня там котлеты поспели. Сейчас принесу горячее, а вы еще до холодного не дотрагивались - все разговоры говорите. Приглашай, Кеша, гостей-то. Сам ничего не ешь и гостей моришь голодом.
Выпили по рюмке, по другой. Данила нахваливал закуску, Александра Ивановна улыбалась - ей Белов нравился.
- Скажите, Данила Афанасьевич, я слышала, с супругой вы познакомились на фронте и потом тридцать лет не виделись: а как вы встретились спустя эти тридцать лет?
- Как во сне, уважаемая Александра Ивановна. Будто сплю и никак не могу проснуться. Столько лет не виделись, и - вот она, моя ненаглядная Дуня. Када прошло с месяца три, тогда только и поверил. А так тряхну головой, будто сон прогоняю, и гляжу - не пропало ли видение. Снова тряхну и снова погляжу. Так-то и жил, пока не обвык.
- Интересно, знаете ли. И чего только в жизни не случается. У меня есть подруга, так она себе мужа по телефону нашла. Звонит как-то и то ли ошиблась, то ли другой номер набрался, в общем, отвечает мужчина. Она ему этак с раздражением, дескать, что это вы трубку берете, я не вам звоню. А он ей: а может, именно мне звоните, давайте, дескать, встретимся и посмотрим в глаза друг другу. Время и место назначает, дескать, там-то и во столько-то. Пошла подруга на свидание из все той же вредности, дескать, задам нахалу, будет знать, как относиться к порядочным женщинам. Встретились, а он в самом деле, как она потом рассказывала, подошел и долгим взглядом посмотрел ей в глаза. И куда, говорит, подевалось мое раздражение. Стою, говорит, и слова сказать не могу. Так и поженились.
- Быват всякое, уважаемая Александра Ивановна. Теперь-то я точно это знаю.
- Да вот хоть нас с Кешей взять. Сколько лет ходил, об меня запинался и не мог взять в толк, что я в него влюблена, как кошка. Я в одном подъезде, он - в другом. Выйду и поджидаю, когда он выйдет, а он несется мимо как угорелый, так я однажды возьми и скажи: "Вы хоть подозреваете, что на свете есть женщины?" Он остановился как вкопанный и смотрит на меня, ничего не понимая. Я ему и говорю: "Вы хоть на свидание с девушкой когда-нибудь ходили?" "Н-нет…" - отвечает и так густо покраснел - ну, вылитый помидор. А я осмелела и продолжаю о своем: "Так давайте встретимся сегодня часов в восемь во-он у того дома". Показала на дом, понятно, наугад. Повернулась и пошла себе. Так и встретились и не можем расстаться уже тридцать лет.
- Да я, Саша, давно тебя заприметил, только не знал, как подойти, с чего начать, - вставил свое Иванов.
- Так уж и заприметил, поверила я тебе - держи карман шире. Если бы не моя смелость, так и ходил бы бобылем - вот как Петр Игнатьевич.
- А в самом деле: ты почему не женишься? - обернулся к Ковалеву Иннокентий Федорович.
- С тобой, пожалуй, женишься, только и знаешь, что работой нагружать с утра до ночи. Ни выходных, ни праздников не знаю, - полушутя, полусерьезно отвечал тот. - Вот и сейчас: чего ты приволок меня к себе на дачу? Сам бы и решил все вопросы с Данилой Афанасьевичем, а я - на свидание с женщиной. Завтра бы и проинформировал в рабочем порядке, так нет…
- Тебе неприятно видеть нашего гостя?
- Гостя - приятно, а вот вместо тебя мне было бы приятнее видеть любимую женщину.
- Вот какие, Данила Афанасьевич, подчиненные пошли, - повернулся к Белову. - Начальнику в глаза говорят гадости.
- И совершенно справедливый упрек в твой адрес, Кеша, - поддержала Ковалева Александра Ивановна. - Не думаешь о подчиненных, так подумал бы о себе.
- А при чем здесь я?
- Женатый подчиненный в десять раз предпочтительней неженатого, потому что он всегда накормлен, ухожен, собран и снаряжен в нужном направлении. К тому же он обязан заботиться о семье, поэтому дорожит своим рабочим местом. Так что от женатого ты таких слов не услышал бы.
- А ведь верно, - рассмеялся Иванов. - Придется тебя, Петр Игнатьич, срочно женить.
- Я теперь из принципа не женюсь, чтобы ты еще помучился с неженатым сотрудником.
- И - правильно, я к таковскому привык. У женатого, глядишь, какие-нибудь новые причуды появятся.
Вечер на сидевших за столом действовал расслабляюще. Графинчик, в котором была водка, стоял пустой, котлеты - съедены, в чашках остывал недопитый чай. Александра Ивановна убирала лишнюю посуду, Данила рассказывал о поселковых и райцентровских "капиталистах". Хозяева слушали внимательно, переспрашивали, качали головами, поддакивали, но, как видел Белов, больше из вежливости: этих людей, как понимал он, удивить чем-либо было непросто, и о происходящем вокруг они знали много больше его.
- Данила Афанасьевич, скажите: о золоте кто-нибудь, кроме вашего племянника, знает? - наконец спросил Иванов о главном.
- Нет. В этом я даже уверен. Быват, посудачат поселковые бабы где-нибудь на лавочке или мужики за бутылкой и - все. В райцентре дак я вопче таких разговоров не слышал.
- С вашим доводом нельзя не согласиться: если бы знали, то остановить людей было бы весьма затруднительно. Тут они не посмотрели бы на ваши запреты - все бы смели на пути к обогащению. Не остановится в своих желаниях владеть месторождением, я думаю, и ваш племянник, так что посоветовал бы вам быть вдвойне осторожным. Он не пойдет законным путем, потому что тогда надо будет с кем-то делиться, а там найдутся охотники покрупнее, тогда его и вовсе отодвинут, причем не спрашивая.
- Так че же делать-то?
- Пока - ждать, так как племянник ваш поначалу постарается отнять у вас участок через чиновных лиц. А уж когда поймет, что ему это не удается сделать, тогда надо будет ожидать от него каких-то иных действий. Или отступит на неопределенное время, или пойдет напролом. Как вы думаете: сможет он пойти напролом против родного дядьки?
- Пока будет бояться, не пойдет.
- Ежедневные сводки о происходящем в стране, и в нашем регионе в частности, убеждают, что сегодня можно ожидать чего угодно даже от самых близких тебе людей. Если взять во внимание ваши глухие места, то и разбираться особо никто не будет.
- Что же делать, уважаемый Иннокентий Федорыч?
- А знаете, что мы с вами сделаем: нам с Петром Игнатьичем положен отпуск, поэтому мы к вам сможем подъехать, а там на месте и посмотрим, как быть. К тому времени будет и у нас какая-то дополнительная информация. Когда удобнее у вас появиться?
- Лучше в сентябре, када шишку можно будет бить. В опчем, числа третьего и подъезжайте. Заготовим ореха, половим рыбки. Поработаете и отдохнете.
- Решено.