Нажав на какую-то кнопку, сказал будто в пустоту:
- Мария Ивановна, чаю нам и к чаю что-нибудь перекусить.
Нажал другую:
- Петр Игнатьич, зайди.
Шагнув к шкафу, вернулся с бутылкой коньяка в руке.
Появился Ковалев, приняв Белова за обычного посетителя. Иванов улыбнулся, кивнул в сторону гостя:
- Ты что, Петр Игнатьич, не признаешь нашего старого знакомого?
- Боже мой, Данила Афанасьевич, вот уж кого не ожидал встретить у высокого начальства, так это вас. Ну-ну, давайте и мне стопку.
Выпили. Мария Ивановна принесла чаю, к чаю бутерброды с колбасой, печенье, конфеты.
Хозяева спрашивали, Данила рассказывал, решив, однако, не просвещать относительно случая с сыном.
- Отдельные работы вашего сына, Николая Даниловича, мы знаем - сильный художник: мощный замах кисти, сочные краски, а сюжеты просто удивительные, взятые прямо из жизни. Мы вот с Петром Игнатьичем не могли нарадоваться, когда ходили в областной художественный музей смотреть его работы. И так поняли, что он на выселках живет почти постоянно, выезжая к семье или с выставками лишь время от времени.
- Месяцев шесть-восемь в году живет.
- И вам в удовольствие.
- Я вам по гроб обязан, но вас все же и подвел, - признался наконец.
- В чем же? - спросили в голос Иннокентий Федорович и Петр Игнальевич.
- Не показал золотой ручей.
- А он есть? - переглянулись те.
- Есть, и знатный. Знаете, отец мне завещал беречь о нем память, а ему - его отец, када еще был мальцом. Потом, к ручью примыкат кедровая падь, где прикармливатся всякий зверь и копытные. Ежели порушить ту падь, то зверь уйдет и тайга оскудет. Эти вот соображения и помешали, но я всегда думал, что када-нибудь откроюся. И время приспело.
- Что же заставило искать нас? - спросил Иннокентий Федорович. - Видно, как я понимаю, новые хозяева объявились?
- Не объявились, но вот-вот объявятся, - признался Данила. - Защитить надобно ручей-то. Ежели мыть золото, то с умом, а не нахрапом, сглатывая все вокруг - и тайгу, и места обитания живого. И пускай уж государство моет, а не нынешние хапуги.
- Давайте, Данила Афанасьевич, пока разговор об этом прекратим - не место здесь. Вы где остановились?
- Нигде. Седни и домой собирался.
- Погодите до завтра. Сегодня поедем ко мне на дачу и там все разговоры закончим. А завтра мы вам купим билет и доставим на поезд. В общем, сейчас ступайте в город, походите по магазинам и часам к трем ко мне сюда. Я закончу свои дела, да и Петр Игнатьич так же, и, как уже сказал, ко мне на дачу. Там и потолкуем. Вижу, дело у вас непростое, с наскоку не решить.
В условленное время Данила появился в управлении. Иванов с Ковалевым ожидали его.
Дача Иннокентия Федоровича Иванова находилась километрах в пятидесяти от города. Представляла она из себя бревенчатое строение с резными оконцами, гаражом, садом и небольшим огородом, где, видно, хозяйничала жена - женщина лет пятидесяти, которая была тут же.
Александра Ивановна - так звали жену Иванова - накрыла на стол в беседке, которую Данила поначалу не заметил, так как стояла она среди кустов сливы, черемухи, ранета, да и не было у него особого желания оглядывать усадьбу - все мысли его были заняты предстоящим разговором.
Иванов заставил гостя снять пиджак, вместе пошли к приспособленному ко вкопанному столбу рукомойнику. Вместе сели за стол. Иннокентий Федорович расспрашивал о семье, о поселке, о настроении людей, о том, как они воспринимают происходящие в стране перемены.
- Да как воспринимают… - замялся Данила. - Плохо воспринимают.
- Отчего же?
- Во-первых, не стало работы. Во-вторых, новые хозяева объявились у леспромхоза. Да хоть мой племянник Володька. Ушлый был паренек, када я его за собой в тайгу таскал. Не успешь подумать, а он уж бежит. И поначалу нарадоваться не мог. Вот, думал, работник растет. Этот и обережет тайгу. И научил его всему, что сам умел. Володька закончил институт и теперь взялся тайгу косить вкупе с бывшим директором леспромхоза Курициным.
- Как, вы сказали, его фамилия?
- Курицин.
- Знавал я одного Курицина из смежного управления, Николаем Иванычем звали. Не его ли сынок?
- Этого как раз Виктором Николаевичем и прозывают. Родом он из вашего города.
- Фамилия не то чтобы редкая, но запоминающаяся. Возможно, и его. А Николай-то Иваныч был человеком очень непростым… Ну-ну, рассказывайте дальше.
- Ежели раньше случалось, что где-нибудь в брошенном штабеле гиб лес, за что строго наказывали, то теперь забирают только самую ценную комлевую часть, оставляя гнить вершинник. Везут на тупики четырехметровые сутунки, грузят в вагоны и отправляют. До кедра добрались, лупят почем зря. Водоохранные зоны вырубают. И никакого за ими контроля. Местная власть делает вид, будто ничего такого не происходит. И почему не принимаются такие законы, какие выгодны стране и людям и которые бы строго-настрого запрещали творить подобное?
- Россию, как государство, удержали второй и третий эшелоны власти, иначе бы уже разорвали на куски Россию. Именно здесь надо искать подлинных государственников, то есть в губерниях и райцентрах. Наша же власть поначалу сделала ставку на продвинутую в экономическом плане молодежь и сегодня уже начинает понимать, что молодежь эта больше ориентирована на западную модель общества и государства. Те, кто успел нахапать денег, перегоняют их в офшорные зоны, то есть в заграничные банки, а на Россию смотрят как на место, где можно легко урвать эти деньги. Вся информация о происходящем в стране, в том числе и в сибирских лесах, идет наверх в полном объеме, за это я ручаюсь. И, конечно, доходит по назначению, но промежуточное звено чиновников, которое и в советское время было очень влиятельным, ту информацию доносит или не в полном объеме, или вовсе искажает. Сказать в данном случае трудно.
- Выходит, чиновник и есть главный враг государства?
- Чиновники есть в каждом цивилизованном государстве, но ограниченные в своих действиях законом.
- А у нас, что ли, не ограниченные?
- У нас чиновник и есть закон.
- Чудно получается, Иннокентий Федорыч. Вроде есть правительство и нет его. Так на кого ж надеяться и кому верить? Мой брат называл власть чиновников опричиной.
- Смотри, как точно обозначено: оп-ри-чи-на… Надо же… - задумался Иванов.
Поднял глаза на Белова, продолжил:
- В сегодняшних непростых условиях надеяться можно только на себя и верить только в себя. Еще, может быть, в близких тебе людей, в Бога. Особое значение приобретает институт семьи, потому что только там, в семье, человеку может быть комфортно. И враждебные России силы хорошо это понимают, поэтому широким фронтом, прежде всего в средствах массовой информации, идет наступление на семью, на то, чтобы разделить близких по крови людей, внести дисгармонию, а по возможности - убить сам дух семьи. Семья же - опора любой государственности. Вот вы кто были без семьи: отшельник, отщепенец, неудовлетворенный жизнью человек?
- Меня так и звали - отшельником.
- Вот-вот, и по-другому не могло быть. И кто вы теперь, когда семью обрели? Кстати, как там здоровье вашего сына?
- Так ты… вы откуда знаете?.. - растерялся Белов.
- Все эти годы мы с Петром Игнатьичем старались не терять из виду ваших близких, - улыбнулся Иванов. - И преступников мы ищем, думаю, что найдем.
- След уже есть, я не успел доложить тебе, Иннокентий Федорыч, - подтвердил Ковалев. - Ваш сын наткнулся на известного в Москве авторитета по кличке Чемодан. В этом направлении сейчас и продвигается работа следователей.
- Найдите, найдите… - загорелись глаза у Белова. - Я бы сам, ежели был бы помоложе, нашел. Нюх у меня и на зверя, и начеловека особый. Звериная порода, она вить одна на всяку живую тварь.
- И здесь вы, наверное, правы, Данила Афанасьевич. Я вот что думаю: завтра у нас будет отправляться самолет до Москвы, вы и летите с ним, проведайте сына. Возвращаться будет дней через пять - с ним и вернетесь. Здесь мы вас доставим до аэропорта и посадим. В Москве вам сообщат, куда приехать. Так что, если вас ничто не держит в райцентре, проведайте Николая Даниловича, ему сейчас ваша поддержка нужна как никогда.
- Спасибо, Иннокентий Федорыч, я согласен. Только пошлю телеграмму племяннице, чтобы доглядела за домом.
- Можно и позвонить, мы это сделаем завтра. Теперь рассказывайте, что у вас случилось.
- Племянник Володька решил захватить мой участок и вроде собиратся там поставить заготовку кедрового ореха на широкую ногу. Сговорился с кем мог, и здесь, в области, на моего директора надавили, и тот сказал мне прямо, мол, я ниче сделать не могу, выкручивайся сам. А в обчем-то, мол, придется отдать участок. А Володьке, я знаю, на орех - наплевать, ему добраться бы до золотишка. Ну и лес у меня там отборный, вы ж сами видели. Мой участок один только и остался нетронутый, а так - везде косят. Брат у меня недавно помер, Степан, дак сынок и до его таежки добрался - кедрач вырубил. Не смог пережить этого Степан и погром ему устроил - пять тракторов сжег в лесосеке.
- Да что вы говорите? Пять тракторов у родного сына? Воистину неисповедимы дела Твои, Господи…
- Именно. Подрывал, как в войну танки, - бутылками с зажигательной смесью. Ну и не выдержали нервы - помер брат. Володьке ж че сделатся? Он и ко мне подкатывался, мол, отдай, дядька, участок, старый ты уж, а я здесь то, се. Ну, я ему и ответствовал, мол, застрелю, как собаку, ежели полезешь. Дак неймется, поганцу, с другой стороны зашел. Вот я и поехал к вам.