- Месье де ла Раме, - холодно проговорил Рони, - вы говорите слишком громко, и, если вы дворянин, как вы сказали, вы дворянин, дурно воспитанный. Эти люди стоят вас, и я советовал бы вам обращаться с ними повежливее. Я могу позволить вам объясниться с ними, раз уж вы пришли сюда с жалобами. В отсутствие месье де Крильона я здесь начальник и готов оказать вам правосудие, несмотря на ваше обращение. Итак, успокойтесь и расскажите, в чем дело. Только попрошу вас: вежливо, ясно и коротко.
Молодой человек закусил губы, нахмурил брови, сжал кулаки, но, покорившись хладнокровию и твердости Рони, чей пронзительный взгляд так больно уязвил его, перевел дух, и ни один мускул не дрогнул на его лице, затем он собрался с мыслями и сказал:
- Я живу со своим семейством в замке, который вы видите у подножия этого пригорка, в деревьях направо. Отец мой лежит в постели раненый…
- Раненый? - перебил Рони. - Это королевский офицер?
Молодой человек покраснел при этом вопросе.
- Нет, - отвечал он со смущенным видом.
- Лигер! - пробормотали гвардейцы.
- Продолжайте, - сказал Рони.
- Я был у постели моего отца с моими сестрами, когда шум борьбы долетел до нас. Незнакомые люди насильно вошли в дом, побили и ранили моих людей и насильно ограбили нашу кухню.
- Молчать! - сказал Рони, когда раздалось несколько голосов, протестовавших против этого.
- Эти незнакомые люди, - продолжал де ла Раме, - не довольствуясь своим насилием, схватили головни из очага и бросили их на ригу, которая теперь горит. Посмотрите!
В самом деле, все, обернувшись, увидели клубы белого дыма, поднимавшиеся широкими извилистыми спиралями над деревьями парка.
Понти и его товарищи побледнели. Страшная тишина воцарилась между присутствующими.
- В самом деле, - сказал де Рони с волнением, которого не мог преодолеть, - это пожар… Надо спешить туда!
- Пока мы туда добежим, все уже будет кончено, солома горит быстро. Вот уже и крыши загораются! - Сказав это, молодой человек, казалось, остался доволен произведенным эффектом.
- И ваше семейство прислало вас сюда требовать правосудия? - спросил де Рони.
- Да.
- Стало быть, виновные здесь?..
- Это гвардейцы.
- Королевские?
- Гвардейцы, - отвечал де ла Раме с таким очевидным отвращением, не желая произнести слово "королевские", что Рони обиделся.
- Одному человеку верить нельзя, месье де ла Раме, - сказал он, - представьте свидетелей.
- Пусть придут к нам в дом, не ваши солдаты, - они окончательно все сожгут и разграбят, - но какой-нибудь начальник, и пострадавшие будут свидетельствовать, сами за себя скажут и обгоревшие стены.
Ропот негодования поднялся против смельчака, чернившего таким образом весь гвардейский корпус. Приведенный в негодование Рони сказал молодому человеку:
- Вы слышите, что думают о ваших оскорблениях! Видно, вы забыли, что теперь перемирие и что священное слово короля французского обеспечивает вас.
- Очень оно обеспечило меня сейчас! - вскричал де ла Раме с горькой иронией. - О! Нет, я пришел требовать не обеспечения, а мщения. Я представлю все доказательства, я выслушал донесение моих слуг, я сам видел, как воры убежали, и в случае надобности я узнаю их… Но если вы, месье де Рони, если вы ссылаетесь на слово вашего короля, я должен знать, окажут ли мне правосудие, а то я прямо пойду к вашему повелителю и…
- Довольно, довольно! - перебил де Рони, в котором кипел гнев. - Не нужно столько фраз и бешеных взглядов, я терпелив, но до некоторой степени.
- О! Вы мне угрожаете! - сказал де ла Раме со своей зловещей улыбкой. - Прекрасно! Это довершает все, угрожать истцу! Да здравствует перемирие и слово короля!
- Милостивый государь, - поспешно возразил Рони, теребя бороду, - вы употребляете во зло ваше преимущество. Я вижу, с кем я имею дело. Если бы вы были слугой короля, вы не имели бы ни этой колкости, ни этой жажды мщения. Вы лигер, вы друг испанцев…
- А если бы и так, - возразил де ла Раме, - вы тем более обязаны оказать мне покровительство. Неделю тому назад ваши враги могли защищаться оружием, а теперь они имеют только ваше слово и вашу подпись.
- Вы правы. Вы получите защиту. Вы сейчас говорили, что можете узнать виновных; вот все гвардейцы, обойдите ряды и попробуйте.
- Можно бы избавить меня от этого труда, - злобно пробормотал взбешенный истец, - честные люди сами признались бы.
- Я полагаю, вы этого не ожидаете, - сказал де Рони. - Если вы ссылаетесь на перемирие, вы знаете его статьи, и наказание, определенное против такого насилия, на которое жалуетесь вы, должно предписывать молчание тем, чья совесть побуждала бы говорить.
- Я знаю это наказание, - вскричал молодой человек, - и ожидаю его строгого применения!
- Что ж, узнавайте виновных, и пусть они будут уличены.
- Хорошо, это займет не так много времени.
Сказав эти слова с радостью, засиявшей на его бледном лице, де ла Раме устремил взор на круг гвардейцев, которые машинально отступили и стали неправильными рядами, посреди которых мстительный лигер начал ходить медленно, как будто делал смотр. Рони, взволнованный тысячью противоречивых мыслей, боролся со своей возмущенной гордостью и чувством природной справедливости, подкрепляемой еще правилами дисциплины и правом собственности. Он взял под руку капитана, раздражение которого дошло до крайней степени, и сказал:
- Скверное дело!.. И я здесь один… Почему же нет здесь маршала Крильона, ведь на нем лежит ответственность за гвардейцев!
- Если бы предоставили мне, - отвечал капитан, сжав зубы, - я скоро устроил бы это дело.
- Молчите, милостивый государь, - сказал гугенот, которого эти неблагоразумные слова офицера окончательно заставили склониться в пользу общего права. - Молчите! Вы не должны и впредь обращаться так легкомысленно с условиями и актами, подписанными королем. Какова будет будущность нашего дела, если, обвиненные в грабеже и насилии, мы оправдаем истцов, загладив убийством воровство наших офицеров!
- Но, - пролепетал капитан, - этот де ла Раме - злодей, ехидна.
- Я это знаю. Однако ему причинили насилие, у него произвели пожар. Ему будет оказано правосудие. Я старался отдалить наказание или сделать его невозможным, принудив этого молодого человека самому узнать виновных. Я оставил им эту возможность на спасение. Но, кажется, это не спасет их; вот негодяй остановился и устремил на эту небольшую группу такие радостные взоры, что, кажется, скоро мы должны будем произнести приговор. Пойдемте же, исполним нашу обязанность.
Во время этой сцены Эсперанс с жадностью и самым сильным волнением слушал все это. Но когда он услыхал разговор Рони с капитаном и офицером, он почувствовал глубокое сострадание к бедным гвардейцам, которых он видел такими веселыми за несколько минут перед тем, и сильнейший гнев к истцу, которого вид, тон - словом, вся наружность, возмущала его, несмотря на справедливость жалоб де ла Раме. Эсперанс подошел к Фуке де ла Варенну, который смотрел на эту сцену стоически, как человек, мало интересующийся солдатами.
- Извините, милостивый государь, - сказал он, - что говорится в этой знаменитой статье перемирия насчет насилий, совершенных военными?
- Э-э! Молодой человек, - отвечал фактотум короля, - смерть!
Глава 3
КАКИМ ОБРАЗОМ ДЕ ЛА РАМЕ ПОЗНАКОМИЛСЯ С ЭСПЕРАНСОМ
Де ла Раме осмотрел уже часть рядов гвардейцев и вдруг остановился, когда Рони разговаривал с капитаном. Стоя перед гвардейцем, которого он подозревал, де ла Раме минуту пристально глядел на него, затем, обернувшись к Рони, закричал:
- Вот один!
Он указал на Вернетеля и почти в ту же минуту указал рукой на Кастильона, говоря:
- Вот второй.
- Почему вы узнаете этих господ, вы говорите, что видели их только сзади? - просто спросил Рони.
Де ла Раме, не отвечая, указал на каплю крови, едва заметную на мундире Вернетеля, к которой прилипло несколько рыжих шерстинок. У Кастильона на правом плече был слабый след сырого песка из погреба, в котором стояли бутыли. В самом деле, Вернетель принес кролика, Кастильон - бутыль. Этих доказательств было достаточно для людей уже убежденных. Никто не стал протестовать, даже обвиненные. Но де ла Раме на этом не остановился. Он прошел мимо еще нескольких гвардейцев и, приметив Понти, который ждал его твердо, хотя и слегка побледнев, взял его за руку. Понти оттолкнул его, говоря:
- Не дотрагивайтесь до меня, а то перемирию конец!
- Вот третий, - сказал де ла Раме, - и самый виновный. Это тот, который взял горящие головни. Посмотрите на его руки, они пахнут дымом.
- Уж не думаете ли вы, - перебил капитан, - что ваших доказательств для нас достаточно?
- Если так, то пусть приведут этих людей в замок и устроят им очную ставку с моими людьми.
- Это не нужно, - вскричал Понти, - это не нужно! Унизительно краснеть или бледнеть перед подобным обвинителем. Уже десять минут весь гвардейский корпус терпит оскорбления от подобного негодяя из-за каких-нибудь двух уток и кролика. Это унизительно!
- Что это значит? - спросил Рони. - Что вы хотите сказать?