- Как, - сказал он, - наш заключенный мир, испанцы, побитые без битвы, французское королевство, которое мы должны были проглотить разом… Полноте, государь, нет ли в этом мрачном видении какой-нибудь черной тучи, которая бросается вам на мозг при каждой суровости ваших любовниц.
- Дай-то Бог. Я часто унываю, ты это знаешь, Крильон, но никогда из-за безделиц. Слушай же, я приуныл очень теперь.
Крильон сделался внимателен.
- Я ждал сегодня мою корреспонденцию на мосту Шату. Я выбрал это место, как самое близкое к дому д’Эстре, где, сказать мимоходом, я надеялся провести прекрасную ночь.
Король вздохнул.
- Где же вы ее провели, государь?
- На мельнице.
- И на мельнице могут быть прекрасные ночи.
- Это зависит от того, как будет вертеться колесо, - опять вздохнул несчастный любовник, - но не станем смешивать дел Генриха с делами французского короля. Сегодня утром ла Варенн нарочно приехал из Медана, где я его оставил, чтобы сбить с толку д’Эстре, и привез мне депеши. Одна была из Испании.
- Опять? - сказал Крильон.
- Опять, - отвечал король. - Ужасная страна, о которой я грежу и ночью, и днем! Этим проклятым испанцам суждено беспрестанно огорчать меня - или когда я их разбиваю, или когда они меня разобьют. Я думал, что они были разбиты вчера, и я сообщил тебе эту счастливую депешу, перехваченную у иезуитской конгрегации Эскуриала.
- Действительно, очень счастливую, и мы вместе благословляли ловкого шпиона, который обманул инквизиторов и обокрал испанцев. Неужели и нас обокрали, государь? Неужели это известие получили вы сегодня с испанским курьером?
- Вот в этом-то и запятая. Это собственная депеша моего тайного агента у Филиппа Второго, а он ни слова не говорит мне о том, в чем я уверял вчера Бриссака. Напротив, он сообщает мне, что штаты выберут де Майенна.
Крильон вытаращил глаза.
- Так что эта депеша, которая была мне отдана вчера в конверте моего агента, эта депеша, которая извещала меня о предполагаемом браке инфанты и герцога Гиза, это событие, возмутившее Бриссака и заставившее его перейти на нашу сторону, - ложное известие, которое скоро опровергается и покажется Бриссаку мистификацией, жалкой и плоской хитростью, придуманной для того, чтобы его завлечь. А я, обманутый каким-то адским заговором, потеряю, может быть, всю выгоду обращения парижского губернатора и огромные выгоды от негодования, которое план Филиппа Второго возбудил бы во Франции.
- Какая злая шутка! - прошептал Крильон. - Но, государь, вы были обмануты?
- Веришь тому, что желаешь, и партия лигеров компрометировала себя так удачно для меня, что я поверил.
- Однако ведь эта депеша была запечатана?
- Печатью моего агента.
- Стало быть, нынешняя депеша фальшивая?
- Я сначала надеялся, но ла Варенн получил ее от самого агента, который приехал из Испании, где его узнали как шпиона на моем жаловании и хотели его повесить. Он приехал, говорю я, и до того устал, что не мог доехать до меня.
- Вот какие дурные известия, государь!
- О, жизнь! Какая качалка! Вчера мы касались облаков, а сегодня…
- Сегодня шлепаемся по грязи. Но не надо приходить в отчаяние. Вы говорите, что Бриссак передумает?
- Конечно, когда узнает, что я его обманул.
- Ну, мы опять обнажим шпагу.
- Опять драться, опять убивать французов!
- Кто хочет достигнуть цели, тот не должен пренебрегать никакими средствами.
- Я хочу достигнуть цели, - сказал Генрих резко, - и достигну. А пока мне необходимо говорить с этими монахами. Повторяю вам, друг мой, они слишком хорошо знают мои дела и занимаются ими так ревностно, что разговор с ними должен принести пользу. Заговоры всякого рода ныне затеваются в монастырях. Я знаю один заговор здесь у женевьевцев; они побуждают меня к отречению, показывая мне наградой Габриэль. Но почему они знают, что я люблю Габриэль? Почему они хотят, чтобы я отрекся? Все это стоит того, чтоб я расспросил их. Попросите, Крильон, для себя аудиенцию у приора, аудиенцию секретную.
- Иду, государь.
- Вы думаете, что они меня не знают?
- Ничто этого не доказывает до сих пор. Но, увидев вас, может быть, они вас узнают.
- Это все равно. Я буду играть картами на столе. Мы здесь в монастыре, управляемом приором, прославившимся своим умом. Генрих Наваррский, гугенот, может, не компрометируя ничего, приехать посоветоваться с этим приором, так как он советуется со столькими другими разных сект. Вот причина, побудившая меня, если они меня узнают. Я дальше пойду в своих расспросах, если они меня не узнают.
Крильон размышлял с минуту.
- Вы думаете, что между этими женевьевцами и тем, кто доставил вам вчера фальшивую депешу, есть соглашение?
- Я не верю ничему и верю всему. Эта логика очень была мне полезна, с тех пор как я занимаюсь ремеслом претендента на корону.
- Однако вы подозреваете кого-нибудь, государь?
- Я подозреваю многих, но прежде всего тут видна рука женщины.
- Антраг, не так ли? - с живостью сказал Крильон, радуясь, что может кольнуть предмет своей антипатии.
- О! - презрительно возразил Генрих. - Антраги не довольно умны для этого. Что такое Антраги? Пошлые интриганы. Нет, кавалер, я говорю о женщине твердой. Назовем ее Монпансье. Это страшный боец!
- Покойный король это узнал, - сказал Крильон выразительно.
- Женщина хромая, а делает огромные шаги, когда нужно.
- Это ваша смертельная неприятельница, государь.
- Без сомнения, потому что я хочу быть королем, а она хочет быть королевой и знает, что я на ней не женюсь. Я сближаю имя Монпансье с именами женевьевцев, потому что меня побуждает к этому тайный инстинкт, потому что это имя соединяется также с именем Жака Клемана!
- Увы! Государь, вы правы, как всегда.
- Надо мне просить аудиенции у приора.
Крильон тотчас пошел к двери.
- Подождите, - задумчиво сказал король. - Если вам дадут аудиенцию, не выходите из монастыря.
- Я уеду отсюда только по вашему приказанию, государь, - сказал Крильон, удивленный рассеянностью короля.
- Видите ли, мой храбрый кавалер, я думаю в одно время о двух вещах. Мне хотелось бы видеть вас здесь возле меня; а с другой стороны, мне хотелось просить вас подвинуть в окрестностях маленький отряд, который провожал ла Варенна сегодня утром и которому я отдал приказание ждать меня на берегу реки возле Шату.
- Если только это, ничего не может быть легче, государь; но разве вы боитесь чего-нибудь со мной?
- Я боюсь и за вас и за себя, Крильон, - спокойно сказал Генрих. - Или, лучше сказать, я не боюсь ни за себя, ни за того, ни за другого. Но с тех пор, как я подышал воздухом этого дома, ко мне приходят недоверчивые мысли, которых я не могу определить. Я похож на кошек, которые везде, куда входят в первый раз, пробуют атмосферу носом, землю лапами и отдают себе отчет в каждой вещи посредством чувства, которое соответствует этой вещи. Мы находимся у женевьевцев, одежду которых видели наши глаза, но надо постараться увидать под одеждой.
Вдруг Крильон вскрикнул, так что король вскочил со стула:
- Какой же я дуралей!
- Что такое?
- Осел, бык, я хотел сказать - лошадь, но это животное слишком умное, чтобы его сравнить с таким дураком, как я.
- Крильон, за что вы себя браните, друг мой?
- За то, государь, что я забыл вам сказать, что мой бедный раненый лежит на кровати.
- Вы мне это говорили, Крильон.
- Знаете ли на какой кровати, государь?
- Какие у вас страшные глаза, кавалер!
- На кровати Гиза!.. На кровати кардинала, убитого в Блоа! На кровати, подаренной приятельницей приятелю, герцогиней Монпансье дом Модесту Горанфло, приору. Герцогиня только переменила монаха. В 1589 году был якобинец, теперь женевьевец.
- Что я вам говорил, Крильон? - сказал король с холодным спокойствием, скрестив руки на груди. - Я чувствовал здесь запах Гизов!
- Мы попали в вертеп!
- Постараемся из него выбраться, но прежде посмотрим на его обитателей. Ступайте и ничего не обнаруживайте за отрядом, о котором я вам говорил.
- Оставить вас в том доме, где есть кровать Гиза! Нет! У меня здесь есть Понти, который может исполнить это поручение и вас не будет защищать так хорошо, как я.
- Кто это - Понти?
- Один из моих гвардейцев.
- А! Товарищ раненого.
- Именно. Но к чему разговаривать с этими проклятыми женевьевцами, которые, может быть, ждут только этого? Оставим их без разговоров. Вместо сведений, которых вам не дадут, вы сможете получить какой-нибудь удар ножом.
- Я его отражу моей шпагой. То, что вы мне сказали о духе дома, подстрекнуло мое любопытство.
Король отворил дверь, выходившую в коридор, в котором прохаживался взад и вперед женевьевец, согнувшийся как бы под суровой тяжестью размышления.
- Потрудитесь, любезный брат, - закричал ему Генрих, - испросить у приора аудиенции для кавалера де Крильона!
Женевьевец молча поклонился и спустился с лестницы.
- Они увидят, что это не я, - сказал Крильон.
- Тогда уже будет слишком поздно, чтоб отказаться.
- Пошлите вашего гвардейца. А я подожду здесь ответа приора.
Крильон в сотый раз советовал королю быть осторожным, когда через десять минут мальчик, находившийся в услужении женевьевцев, тихо постучался в дверь и доложил, что преподобный приор почтет за честь принять кавалера де Крильона.