- Да, - ответил Понти и уже собрался было пуститься бегом.
- Месье де Крильон командует гвардейцами? - продолжал молодой человек.
- Да.
- Прошу у вас извинения, что я останавливаю вас, потому что вы, кажется, спешите, но сделайте одолжение, укажите мне палатку месье де Крильона.
- Месье де Крильона нет в лагере, - сказал Вернетель.
- Как! Нет в лагере… Где же я его найду?
- Имеем честь вам кланяться, - сказал скороговоркой Понти, делая знак Вернетелю.
Кастильон и Вернетель хотели было возражать, но Понти взял их за руку и увел, чтоб прекратить этот разговор.
- Разве вы не видите, - сказал он, - что, если бы этот разговор продолжился, я упал бы от истощения? Бежим! Дорога идет вниз, и мое тело само покатится к обеду.
Всадник с улыбкой смотрел на трех сумасбродов, которые бежали сломя голову по скалистой покатости, и, не понимая их поспешности, направился к лагерю гвардейцев.
Напрасно Понти завидовал обеду и метрдотелю Рони. Этот обед был приправлен горечью. Рони пытался расспрашивать ла Варенна всякими способами, как и для чего явился он один в Медан, так как он никогда не оставлял своего повелителя, но ла Варенн, принимая таинственный вид, отвечал на эти вопросы с дипломатической лживостью, которая бесила Рони, несмотря на его философию. Несколько раз с гневом стукал он по столу и, забыв этикет, порицал легкомыслие и прихоти короля. В эту-то минуту гвардейцы привели молодого всадника, въехавшего в лагерь.
- Кто вы и что вам нужно? - спросил Рони, аккуратно и не спеша раскладывая перед собой салфетку.
- Я желаю говорить с месье де Крильоном, - отвечал вежливо молодой человек.
- Кто вы? - повторил Рони. - Вы не из Рима ли?
- Я желаю говорить с кавалером де Крильоном, начальником французских гвардейцев, - продолжал тем же тоном молодой человек, кротость которого не изменилась при этой настойчивости.
- Вы имеете, конечно, право не говорить вашего имени, - сказал флегматический Рони, - может быть, вы приехали по службе, в таком случае, так как я имею честь находиться в одном месте с месье де Крильоном, я мог бы выслушать и удовлетворить вас. Вот почему я расспрашивал вас. Я - Рони.
Молодой человек поклонился.
- Я приехал к месье де Крильону по частному делу, - сказал он, - а имя мое Эсперанс, и я приехал не из Рима, а из Нормандии.
Рони невольно подчинился всемогущему очарованию, которым обладал этот молодой человек.
- К прекрасной наружности идет такое прекрасное имя, - сказал он.
- Которое нельзя назвать именем, - пробормотал капитан.
- Месье де Крильона здесь нет, - продолжал Рони, - он осматривает другие роты своего полка, которые разбросаны вдоль реки, но он скоро должен воротиться. Подождите.
- Надейтесь, - с улыбкой прибавил капитан.
- Я делаю это всю мою жизнь, - отвечал молодой человек с веселой любезностью.
Рони и капитан встали.
- Эсперанс! - сказал Рони на ухо капитану. - Прекрасное имя для приключений.
Оба пошли к берегу, чтобы помочь пищеварению прогулкой. Эсперанс привязал свою лошадь к дереву, сложил плащ и сел на него, свесив ноги в окоп и обернувшись с разумным инстинктом мечтателей и влюбленных к самой поэтической стороне панорамы.
Не прошло и четверти часа, как на краю окопа послышался хохот. Это гвардейцы шумно толпились около трех поставщиков, которые, как мы видели, отправились за провизией.
Понти держал над головой огромное блюдо, а под мышкой прижимал несколько фунтов хлеба, две утки и несколько голубей висели у него на шее. Вернетель держал кролика, круглый хлеб и связку колбас и сосисок. Кастильон принес только бутыль, но такую большую, что вторую одному человеку было бы и не унести.
Общая радость перешла в восторг, когда Понти опустил блюдо и на нем увидали пирог с начинкой из рубленого мяса. Разделились на группы, одни взялись приготовлять уток и кролика, другие, более счастливые, немедленно уселись на траве с великолепным пирогом, и двенадцать гостей, приглашенных великодушным Понти, получили позволение наложить на огромные ломти хлеба благовонный слой рубленого мяса.
Эсперанс смотрел издали, улыбаясь, на этот пир и на этих неустрашимых едоков; он восхищался королем праздника Понти, лучезарное лицо которого весело освещало всю группу, когда вдруг послышался отдаленный крик. Этот крик удивил Эсперанса и заставил его насторожиться. Но пирующие не обратили на него внимания, обезумев от голода и счастья.
- Кажется, кричат? - сказал Вернетель с полным ртом.
- Да, - отвечал Понти, - в замке обнаружили пропажу обеда.
- Расскажите нам, Понти, как вам удалось это похитить? - спросил один гвардеец, ощипывая дичь.
- Рассказывая, я пропущу много кусков, - сказал Понти. - Впрочем, скажу в двух словах. Мы вежливо сунули нос в дверь и попросили позволения засвидетельствовать наше почтение хозяину дома. Угрюмый привратник, отворив калитку, сказал нам, что никого нет дома. Мы настаивали, говоря, что мы дворяне и гвардейцы короля. Грубиян возразил, что нет ни короля, ни гвардейцев, а есть только перемирие.
- Лигеры! Испанцы! - закричали собеседники.
- Это мы тотчас же сказали, - прибавил Понти, воспользовавшийся всеобщим негодованием, чтоб набить себе рот. - Тогда я просунул ногу в калитку, что не допустило лигера затворить ее. Потом я вошел, эти господа последовали за мной. В кухне был запах, от которого мог бы лишиться чувств человек, запертый в ней. "Так как в замке нет никого, - сказал я, - то, стало быть, этот обед пропадет". Я протянул руку к этой дичи, которую только что принесла фермерша. Привратник раскричался, прибежали два лакея и схватили вертела и шинковальные иглы. Мы, дворяне, не обнажили шпаги, нет, но я выхватил из очага пылающие головни и бросил их в этих каналий. Ослепленные огненным дождем, они отступили. Тогда я схватил это блюдо и набросил на шею эти ордена нового рода. Вернетель и Кастильон не смели пошевелиться, восторг пригвоздил их к месту. Я указал одному на эту бутыль, другому на кролика, мы отретировались, и никто нас не преследовал.
Понти приветствовали громом рукоплесканий, к которым Эсперанс, сидевший все на том же месте, примешал свой чистосердечный смех.
Неожиданно крики приблизились и зазвучали еще яростнее. Это кричал человек, появившийся у входа в гвардейский лагерь. Запыхавшись, энергически размахивая руками, с глазами, помутившимися от гнева, он привлек к себе внимание всех присутствующих.
- Это кто-нибудь из замка, который мы ограбили, - шепнул Вернетель на ухо Понти.
Тот прервал свой обед. Гвардейцы тоже прервали свои поваренные приготовления. Они скрыли под плащами полуощипанную дичь, Эснеранс, как и все, был поражен расстройством, запечатленным на чертах пришедшего, молодое и характеристическое лицо которого изменилось до безобразия. Его волосы, скорее рыжие, чем белокурые, почти стали дыбом. Бледные и тонкие губы тряслись от бешенства. Это был человек лет двадцати двух, стройный и высокий. Его тонкие и крепкие формы показывали изящную натуру, привыкшую к сильным упражнениям. В зеленом полукафтане несколько устарелого фасона, из материи довольно грубой. Он сохранял благородное и развязное обращение. Но нож, слишком длинный для стола, слишком короткий для охоты, сверкавший в его дрожащей руке, показывал то неукротимое бешенство, которое хочет утолиться кровью. Этот молодой человек так быстро поднялся на пригорок, что, задыхаясь, мог произнести только эти слова:
- Где начальники?
Один гвардеец хотел остановить взбешенного молодого человека пикой, но тот его чуть не сшиб с ног. На крик прибежал прапорщик и, увидав, что часового толкают, закричал:
- Вы шутите, что ли? Как вы смеете входить с ножом в руках к гвардейцам его величества?
- Где начальники? - закричал опять молодой человек зловещим голосом.
- Я - один из начальников! - сказал прапорщик.
- Вы не тот, кто мне нужен, - отвечал пришедший с презрением, сверкая от злобы глазами.
Но тут всеобщие восклицания покрыли его слова, и когда все, кроме Понти и его гостей, уже весьма и весьма угрожали оскорбителю, он прокричал вне себя от ярости:
- О! Вы меня не испугаете! Я ищу начальника, великого, могущественного, который имел бы право наказывать.
Рони и капитан медленно приблизились, чтобы узнать причину этого шума. Молодой человек приметил их.
- Вот кого мне нужно, - сказал он с злобной ухмылкой.
- Что здесь происходит? - спросил Рони, перед которым расступились ряды.
Он устремил проницательный взор на это лицо, расстроенное всеми дурными страстями человечества.
- Я пришел сюда требовать мщения, - отвечал на это молодой человек.
- Прежде бросьте свой нож, - сказал Рони. - Бросьте его!
Два гвардейца насильно обезоружили молодого человека. Он не поморщился.
- Мщенья? За кого? - продолжал Рони.
- За меня и моих.
- Кто вы?
- Меня зовут ла Раме, я дворянин.
- И у кого требуете вы мщения?
- У ваших солдат.
- У меня нет здесь солдат, - отвечал де Рони, оскорбленный надменным тоном этого человека.
- Я не с вами имею дело. Укажите мне начальника этих людей. - Он указал на гвардейцев, дрожавших от гнева.