- Остается объяснить, - сказала мать, судорожно сжимая кулаки, - зачем, когда я пришла, вы спрятались в этой комнате, вместо того чтобы отправиться той самой дорогой, по которой вы пришли.
Анриэтта задрожала под этим новым ударом.
- Мадемуазель д’Антраг постыдно выгнала меня, - возразил смущенный Эсперанс, - но я хотел остаться, мной руководила надежда. "Может быть, - говорил я себе, - мне посчастливится увидеть мать мадемуазель Анриэтты, и я сумею убедить ее в моих почтительных чувствах, и по степени моей смелости эта дама будет судить о неизмеримости моей любви и о желании моем получить от нее одобрение моему поступку". Вот почему я спрятался. Мадемуазель д’Антраг думала, что я уже ушел. Моя стратегия удалась, потому что я имел счастье повергнуть к вашим стопам эти объяснения.
Анриэтта вздохнула с некоторым облегчением. Мария Туше посмотрела на нее спокойно. Но вся сила бури пала на несчастного Эсперанса.
- Вы ищете руки моей дочери! - вскричала госпожа д’Антраг, давая волю своей слишком долго сдерживаемой ярости. - Но, делая предложение мадемуазель д’Антраг, вы даже не назвали себя! Кто вы?
Эсперанс потупил взор, склоняя голову с деланным смирением.
- Я не беден, - сказал он.
- Не в этом дело. Вы принц или король?
- О нет!
- Ваше имя! Ваше имя! - требовала Мария Туше, все более разгорячаясь от притворной покорности молодого человека. - Дело не в том, чтобы покупать бриллианты, мы не жиды, но дворянин ли вы?
Эсперанс перевел дух, чтоб рассчитать эффект своего ответа, и отвечал:
- Я не знаю.
Эффект был страшный. Мать выпрямилась, как гигантка, и с гордым движением сказала:
- Должно быть, вы смелы, если решаетесь подвергнуться виселице. Не дворянин, а хотите обольщать знатных девушек! Если бы я не боялась навлечь на мою неосторожную дочь гнев отца и брата, вы поплатились бы за эту дерзость.
- Но я не оскорбил никого, - сказал молодой человек, обрадовавшись, что приближается развязка, а его любовница не будет скомпрометирована.
- Молчите!
- Я молчу.
- Уходите… уходите!
- Я ушел бы давно, если бы не имел уважения к дамам, - сказал Эсперанс с дурно скрываемой улыбкой.
- А ваши бриллианты! - прибавила Мария Туше. - Не забудьте их, они вам понадобятся возле вам подобных!
Говоря эти слова, она бросила футляр под ноги Эсперансу, который смеялся над этим женским бешенством и не наклонился поднять их. После любезного поклона дамам он направился к балкону.
- Извините меня, - сказал он, - что я иду по запрещенной дороге, но моя лошадь внизу, и мне хочется не делать огласки в вашем доме.
- И мне тоже, - в бешенстве отвечала Мария Туше. - Вот почему я вас приглашаю не ходить в ту сторону, вы найдете под этим окном человека, от встречи с которым я хочу вас избавить. Конечно, вы заслуживаете наказания, но вы будете наказаны после и больше. Помните, что, если вам случится когда-нибудь хотя бы взглянуть на это окно или говорить о вашем приключении, мадемуазель д’Антраг будет заключена в монастырь на всю жизнь. Что касается вас…
- Да, я знаю, что вы хотите сказать, - прошептал Эсперанс с улыбкой менее веселой. - Будьте спокойны, с нынешнего дня я слеп и нем. Куда я должен идти, позвольте вас спросить?
- Подождите, пока я предупрежу человека, который подстерегал вас внизу.
В ту минуту, когда Мария Туше подошла к окну, чтобы предупредить ла Раме, он появился на пороге комнаты с глазами, сверкавшими свирепым упоением. Он увидал Эсперанса и закричал:
- Я узнал его голос!
Эти слова, тон ненависти, которыми они были запечатлены, заставили госпожу д’Антраг резко обернуться и подбежать к ла Раме, чтобы потребовать у него объяснения.
При виде своего врага Эсперанс понял опасность, предчувствовал борьбу и, вместо того чтобы продолжать идти к балкону, воротился назад. Ла Раме не спускал с него алчных глаз. Он тоже сделал несколько шагов навстречу госпоже д’Антраг. Анриэтта при виде этого нового свидетеля отступила к двери комнаты, как бы для того, чтобы лучше скрыть свой стыд.
- А! Это вы, - сказал ла Раме хриплым голосом, от которого Эсперанса передернуло, как от шипения пресмыкающегося. Инстинктивно он вздумал приблизиться к своей шпаге, лежавшей на консоли возле балкона. Но опасение показаться растревоженным сковало еще раз его решительность. "Великодушие противника, - говорит арабская пословица, - самое верное оружие подлого врага".
Ла Раме понял эту нерешительность. Он медленно обошел вокруг стола, как бы для того, чтобы подойти к госпоже д’Антраг, а дорогой он бросил на Анриэтту грозный и отчаянный взгляд.
- Мне кажется, - сказал он матери, - что вы сейчас ссорились с этим господином. - Если я могу быть вам полезен, я здесь.
- Нет, - отвечала госпожа д’Антраг, стыдясь покровительства подобного человека, - этот господин объяснил свое присутствие удовлетворительным образом, и он уходит.
Ла Раме бросился к балкону так, чтобы быть между Эсперансом и его шпагой, лежавшей в стороне.
- Вы не знаете, - сказал он Марии Туше, - кто этот человек, которого вы отпускаете?
- Нет, не знаю.
- Это тот, кто угрожал мне, тот, кто знает тайну, тот, кто хочет погубить нас всех и кто явился сюда только для этого!
Госпожа д’Антраг вскрикнула от удивления и испуга.
- Утром он от меня ускользнул, - прибавил ла Раме, - он не должен ускользнуть от меня вечером.
Во время этого разговора Эсперанс стягивал свой пояс и смотрел с презрительной улыбкой на искусный маневр своего врага.
- Это другое дело, - сказала бледная и взволнованная Мария Туше, - и заслуживает объяснения.
- И он объяснится, - проговорил ла Раме, опираясь на ту самую консоль, где лежала шпага молодого человека.
Малодушная Анриэтта сложила руки и бросила умоляющий взгляд на Эсперанса - не для того, чтобы он был терпелив, но для того, чтобы он был скромен. Тот, нисколько не волнуясь, сказал:
- Я ничего не понимаю. Приход этого господина перепутал все.
- Все распутается, - сказал ла Раме, играя эфесом шпаги.
- Я обращаюсь к вам, - продолжал Эсперанс, говоря с госпожой д’Антраг, - я не хочу иметь дело с этим господином. Кажется, вам угодно было требовать от меня объяснений. Насчет чего?
- Насчет каких-то мнимых тайн, о которых вы сегодня утром говорили с месье де ла Раме.
Эсперанс посмотрел на Анриэтту, она закрыла лицо руками.
- Я должен был, - сказал он, - дать эти объяснения месье де ла Раме, но в чаще леса. Здесь не место и свидетели не по мне.
- Однако вы будете говорить! - сказала Мария Туше, подходя к Эсперансу со сверкающими глазами, сжимая кулаки.
- О да! Вы будете говорить! - сказал ла Раме, который также подошел, положив руку на нож, заткнутый за пояс.
- Вы думаете? - сказал Эсперанс, улыбаясь их бешенству.
- Я в этом уверен, - шипел ла Раме с яростью во взгляде.
Анриэтта, обезумев от страха, начала шептать молитвы перед распятием. Эсперанс стоял, скрестив руки на груди, перед своими врагами. Ла Раме вытащил из-за пояса кинжал.
- Ах да! - медленно проговорил Эсперанс. - Я забыл, где я и с кем. Это привычка Антрагов. Если им мешает тот, кто знает их тайну, его убивают.
- Милостивый государь! - вскричала Мария Туше, вся посинев от гнева. - Вы нас принудите к этому!
- Вы видите, что это необходимо! - заревел ла Раме, заскрежетав зубами.
- Ба! - отвечал Эсперанс. - Я не маленький паж, я не Урбен дю Жарден и не боюсь ни злых глаз мадам д’Антраг, ни скверного кинжала месье де ла Раме. О! Напрасно вы становитесь таким образом между мной и моей шпагой, я ее возьму, если она мне понадобится, но с подобными врагами шпага бесполезна. Ну, позвольте же мне пройти, госпожа, а вы, злодей, прочь с дороги!
Анриэтта в страхе убежала в свою спальную и заперлась. Госпожа д’Антраг отступила к двери, ла Раме, с ножом в руках, опустил голову, как бык, бросающийся на своего противника.
Эсперанс бросился на ла Раме.
- Ты не был повешен утром, - сказал он, - ты будешь удавлен вечером.
Он как клещами сжал руку ла Раме, обезоружил его, бросил кинжал на пол и схватил ла Раме за горло. Щеки ла Раме налились кровью, испуганные глаза страшно выкатились, и пена показалась у него на губах. Он упал.
Вдруг Эсперанс вскрикнул и опустил руки. Ла Раме, освободившись, с потом на лбу, отскочил назад, оставив Эсперанса посреди комнаты, с широкой раной, из которой лилась кровь. Убийца, наклонившись, поднял кинжал и вонзил его Эсперансу в грудь. Мария Туше отступила, обезумев от страха перед этими страшными потоками крови, которые потекли по полу к ее ногам.
Эсперанс хотел протянуть руку, чтобы схватить шпагу, но это движение окончательно лишило его сил, туман пронесся перед его глазами, ноги подкосились, и он упал, прошептав:
- Крильон! Крильон!
Зрелище было ужасное: с каждой стороны этого трупа, возле балкона и спальной Анриэтты, оба убийцы, бледные и безмолвные, переглядывались, словно в бреду. В соседней комнате раздались душераздирающие крики, а в парке соловей приветствовал своим пением на каштановых деревьях первый луч луны.
Вдруг два веселых и пьяных голоса и громкие удары в дверь раздались в павильоне. Звали Анриэтту и госпожу д’Антраг.
- О! - закричала она. - Мой муж и граф Овернский.
- Отворите! Отворите! Я хочу видеть сестру, - говорил сын Карла Девятого, шатаясь на ступеньках павильона, - покажите мне хорошенькую королеву…