- О свидании, которое она назначала тебе когда-то без числа, без личного указания?
- Да, да!
- Ну, друг, это письмо написано вчера, тебя призвала в Фонтенебло Анриэтта д’Антраг, ты от нее выходил сейчас, когда я тебя нагнал. Габриэль нечего бояться, наша смертельная неприятельница попалась в свои сети, она обезглавлена!
- А, понимаю! - вскричал Эсперанс. - Благодарю, Понти, мой брат, мой друг… Понти, я тебя люблю, Понти, я тебя благословляю!
И схватив гвардейца обеими руками, он покрывал его поцелуями и слезами.
- Слышишь ли? - сказал Понти, приподнимаясь, чтобы прислушаться.
- Да, голоса, шаги… пистолетный выстрел разбудил… Идут… откроем скорее медальон.
- Надави пружину.
- Мои пальцы не имеют уже силы; как мало нужно времени, чтобы уничтожить человека! Помоги мне прижать… медальон открылся, брось его… Хорошо. Теперь я могу умереть.
- Ты не умрешь… Помогите!..
- Ш-ш-ш!.. я чувствую твою пулю слишком близко к моему сердцу. Через пять минут меня уже не будет, но Габриэль спасена, Господь милосерд…
Его прервал голос, говоривший из глубины сада:
- Здесь стреляли? где вы?
Человек с фонарем нерешительно направлялся к тому месту, где происходила эта сцена.
- Сюлли! - шепнул Понти на ухо своему другу. - Что делать?
- Отвечай ему, - сказал Эсперанс, - потому что я ослабеваю.
- Здесь! - отвечал Понти задыхающимся голосом.
- Здесь, государь! - сказал Сюлли, освещая темную аллею для человека, который шел позади него.
- Король!.. Это хорошо, - прошептал Эсперанс. - Ну, Понти, настала минута, отомсти за нас!
- Чтобы никто не входил в сад, - сказал король своему гвардейскому капитану, который провожал его.
Король поспешно подошел к группе, держа в руках обнаженную шпагу. Понти стоял бледный, запачканный грязью, кровью; на него страшно было смотреть.
- Это ты? - сказал Генрих, смутившись, увидев его. - Ну?
- Человек лежит здесь, государь.
- Ранен?.. Ты его ранил?..
- Он бежал от меня, а ваше величество приказали мне узнать его.
- Кто это?
- Это мой друг, мой брат, - пролепетал гвардеец, едва сдерживая рыдания, которые раздирали ему горло.
Трепещущий король наклонился к земле. Сюлли освещал бледные черты умирающего.
- Эсперанс! - вскричал испуганный Генрих. - Это был он! Но откуда он шел?
- От мадемуазель д’Антраг, которая назначила ему свидание, - сказал Понти голосом звучным, как песня лебедя.
Эсперанс приподнялся, в глазах его сверкала радость.
- Свидание… с нею? - прошептал король.
- Прочтите, государь, - отвечал Понти, подавая ему письмо, которое он взял из рук Эсперанса.
Сюлли поднял фонарь, король прочел мрачным голосом:
"Милый Эсперанс, ты знаешь, где меня найти; ты не забыл ни день, ни час, назначенные твоей Анриэттой, которая тебя любит. Приезжай. Будь благоразумен".
Во время этого чтения оживленный Эсперанс следил за каждым движением короля с жадной радостью. Генрих подал письмо Сюлли, который не мог удержаться от презрительной улыбки.
- Это от нее; вы имели право быть у нее, даже в моем доме, Эсперанс, - сказал наконец король, глубоко взволнованный. - Я прошу у вас прощения… Но вам нужна помощь; мы без шума, без огласки перенесем вас…
- Это бесполезно, государь, - сказал Эсперанс, - я предпочитаю умереть здесь.
Вдруг послышался громкий голос, кричавший при входе в оранжерею:
- Я вам говорю, что стреляли в этой стороне. Где король?.. Не в короля ли стреляли? Я хочу пройти, чтобы видеть короля, черт побери!
- Крильон!.. Не ходи, это ничего, - сказал Генрих, покраснев от стыда и бросившись навстречу кавалеру. - Это ничего, мой достойный друг.
И он старался удалить его.
- Слава богу! Вы здравы и невредимы, - с радостью сказал старый воин, несколько удивленный, что король подвигал его назад. - Но, государь, стреляли! Я вижу, что кто-то лежит вон там… кто это?
- Это я, я, Эсперанс, - сказал раненый голосом таким трогательным, что король закрыл лицо обеими руками, а Крильон побледнел и, вскрикнув, бросился в ту сторону.
- Ты? ранен!.. О, боже мой! бедное дитя!.. так близко к сердцу… Но кто же твой убийца?
- Я! - вскричал Понти, упав на колени с порывом отчаяния, силу которого ничто не может изобразить, - я его не узнал, я, повинуясь королю, убил моего брата.
- Не верь этому, Крильон, - сказал король с сожалением и стыдом, - я хотел только, чтобы его задержали.
Сюлли показал письмо Анриэтты кавалеру; Крильон понял все: таинственное уведомление, прочтенное за столом, ревность короля, благородную преданность Эсперанса. Его великодушное негодование, как горький поток, вырвалось из сердца.
- Ах, государь, это вы? - возразил он, медленно приподнимаясь. - Это вы из-за ваших женских ссор приказываете другу убивать друга!
- Крильон!..
- Как сделал бы палач Карла Девятого, - продолжал кавалер, который был страшен от горести и гнева.
- Крильон, вы меня оскорбляете в ту минуту, когда я оправдываюсь.
Но ничто не могло остановить этого бешеного потока.
- Разве я столько раз проливал для вас мою кровь, - продолжал кавалер голосом, в котором звучала горесть, - столько раз жертвовал моею жизнью, для того чтобы меня вознаграждали, убивая тех, кого я люблю…
- Крильон ли это говорит… Крильон ли жертвует своим королем чужому?
- Чужой мой Эсперанс!
- Кто же он?
- Мой сын!
При этих словах, вырванных неизмеримой горестью у кавалера, король зашатался и, прислонившись к плечу Сюлли, не мог удержаться от слез. Понти грянулся оземь, как пораженный громом, а Эсперанс с улыбкой приподнял свои окоченевшие руки и обнял кавалера, который наклонился к нему, задыхаясь от горя.
- О, - сказал он ему, - какое несчастье умирать в ту минуту, когда находишь такого отца! Но я еще слишком счастлив, я успею вас обнять. Отец, - сказал он, борясь со смертью, которая уже покрывала его своей мрачной тенью, - отец… этот поцелуй… для вас.
Он приложился губами к лицу кавалера, потом, сделав усилие, чтобы приблизиться к его уху, шепнул:
- А этот для Габриэль…
И он испустил последний вздох; его полуоткрытые губы не докончили этого великого поцелуя. Крильон остался пораженный с минуту, не понимая ничего, но когда почувствовал, что это благородное сердце уже не бьется, что эти кроткие глаза уже сомкнулись навсегда, он встал с хриплым вздохом, как воин, вырывающий из своей груди убийственную сталь. Понти без сил и без голоса лежал у ног своего друга.
- Солдат короля, ты повиновался королю, ты не виноват, - сказал ему Крильон. - Я тебе прощаю за Эсперанса и за себя. Помоги мне унести отсюда тело моего сына.
Сюлли приблизился, король сделал шаг, Крильон удалил их обоих решительным движением руки.
- Довольно Понти и меня, - сказал он.
- Крильон, - сказал Генрих задыхающимся голосом, - если б ты знал, что происходит в моем сердце…
- Я понимаю, государь, у вас сердце не злое, но беспорядочная жизнь ведет к преступлению. Ваша жизнь, исполненная любовных интриг, беспрерывно уклоняется от прямого пути. Да! Смерть этого молодого человека - преступление неизгладимое; я обязан был отдать вам мой кровь, но не кровь Эсперанса, я простил Понти, но вам не прощу никогда. Все кончено между нами.
- Кавалер, - сказал Сюлли, - пощадите нашего короля.
- Ваш король уже не мой. Прощайте!
Крильон взял на руки безжизненное тело; с обнаженной головой, с седыми волосами, развевающимися от ветра, пошел он твердыми шагами к двери оранжереи. Понти пошел за ним, тихо произнося молитву и целуя светло-русые локоны Эсперанса.
- Вот, бедная мать, как я сберег твоего сына! - шептал герой, смотря на небо умоляющими глазами, как бы заклиная грозную тень. - Но теперь он с тобой, твой Эсперанс, а я один…
В тишине слышались только продолжительные рыдания и в темноте глубокой ночи не виднелось уже ничего.
Глава 78
ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ
На другой день приметили, что король встал прежде всех. Когда дежурный камердинер вошел к нему, он сидел у окна и меланхолически смотрел на первые лучи рассвета, освещавшие стены оранжереи. Он поспешно обернулся при шуме шагов. Прежде всего он спросил о Габриэль, потом осведомился, все ли в порядке в Фонтенебло. Главный камердинер отвечал с удивлением, что все находится в совершенном порядке.
- Я слышал шум, - прибавил король, не показывая своего лица, которое, может быть, обнаружило бы весь интерес, с каким он ждал ответа.
- Ваше величество, может быть, слышали стук кареты? - сказал камердинер.
- Когда?
- Сейчас. Граф д’Антраг уехал в Париж со своими дамами.
Король вздрогнул. Совпадение этого внезапного отъезда и ночного происшествия было довольно значительно.
- А! они уехали? - сказал он. - Счастливый путь.
Читая на лице камердинера, что он ничего не знал о том, что случилось вчера, король несколько оправился и прошел до комнаты с озабоченностью, которая показалась очень подозрительной любопытному слуге. Вдруг король вышел и направился к комнатам, занимаемым герцогиней; он спешил. Он не хотел, чтобы какие-нибудь известия дошли до Габриэль прежде, чем он сам будет там.