- Да, Эсперанс, - сказала Габриэль с упоительной улыбкой, - и я также боюсь. Не стану скрывать от тебя: твоя мысль поддерживала меня, сверх того у меня была моя мысль. Что-то повторяло мне, что чем более ты удалялся, тем более наше свидание было ближе. Это справедливо до такой степени, что я видела без ужаса, почти с удовольствием приготовления к твоему отъезду. Я говорила себе, что я призову тебя вовремя, ты видишь, что я была права. Но этого счастья не надо лишаться, и если мы соединились, то не будем расставаться более. Эсперанс, эти злодеи убьют меня, если ты меня не увезешь.
- Скажи, когда? как? говори, я готов!
- Я все приготовила со своей стороны. Инстинкт заменил мне политику. Я условилась с королем провести неделю в Париже у Замета.
- У Замета? Не делай этого! - вскричал Эсперанс, бледнея. - Это гнездо ехидн, не езди туда!..
- Я это знаю так же, как и ты; да, я знаю, что Замет за одно с Антрагами, но Замет живет возле тебя, это соседство заставило меня забыть весь страх. Чувствовать тебя возле себя - может заставить меня пройти через пожар; ты подал мне пример.
- Не езди к Замету, умоляю тебя! - сказал Эсперанс, думая с трепетом о зловещем предсказании итальянки.
- Я обещала быть у него завтра и завтра утром уеду отсюда.
- Ты обещала? - спросил Эсперанс с криком отчаяния.
- О да, но Габриэль может уничтожить то, что решила герцогиня; есть у тебя какой-нибудь план?
- У меня будет тысяча, только бы ты не ездила к Замету.
- Ты знаешь что-нибудь? - спросила Габриэль с легким трепетом в голосе.
- Я ничего не знаю, но уверен, что если ты туда поедешь, то умрешь.
Она с трепетом прижалась к груди молодого человека.
- О, умереть! - прошептала она. - Теперь? Нет, я не хочу умереть!
- Как ты намерена сделать эту поездку из Фонтенебло в Париж? с гвардейцами?
- Нет, но шпионы будут тут, и король, пожалуй, захочет велеть проводить меня. Не надо надеяться на свободу до Парижа. Притом, я должна ехать по Сене в лодке, носилки будут ждать меня в Берси.
- Постарайся промедлить, чтобы приехать в Берси только при наступлении ночи.
- Это легко.
- Возьми с собой Грациенну.
- Непременно.
- Как только носилки сделают шагов двести, вели остановиться под каким-нибудь предлогом, и между тем как Грациенна займет кучера и слуг, выскользни из носилок; я буду тут с хорошими лошадьми.
- Очень хорошо. Грациенна будет продолжать путь и приедет одна к Замету.
- И скажет там, что ты отправилась сделать визит в городе.
- К моей тетке де Сурди, например.
- Да, что ты воротишься несколько поздно. Между тем мы уедем. У меня есть две лошади, способные сделать двенадцать лье за один раз. Но… ваш сын?
- О! Я об этом думала, - печально сказала Габриэль. - Мне хотелось бы взять его с собой. Но имею ли я право отнять его у отца? Король любит этого ребенка.
Оба потупили голову, вздох вырвался из груди обоих.
- Конечно, я делаю преступление, оставляя моего сына, - прошептала Габриэль.
- Вы предпочтете быть убитой, оставаясь при дворе, Габриэль; вы думаете о вашем сыне и уже забываете меня!
- Я сделаю преступление, если это нужно, но не низость, - прошептала герцогиня, пожимая руку Эсперанса, - я принадлежу вам; я должна была размыслить прежде чем вручать вам мою судьбу… Теперь слишком поздно! Если король справедлив, он скоро возвратит мне моего сына.
- Будьте спокойны, Габриэль; Анриэтта д’Антраг позаботится возвратить его вам. Итак, не надо колебаться; все ли решено?
- Все.
- Завтра вечером мы будем соединены или разлучены навсегда, потому что, предупреждаю вас, если нас остановят, я стану защищаться, а защищаться против короля значит вдвое подвергаться смерти.
- Мы будем защищаться, Эсперанс, - спокойно сказала герцогиня, - лучше пасть вместе, чем томиться отдельно в тюрьме.
- Если так, - возразил Эсперанс, тронутый этой твердостью, - ничто не удерживает нас более, и мы преодолеем все препятствия. Ночи еще длинны. Мы приедем в Диеши прежде, чем вздумают послать за нами погоню, потому что, для того чтобы нас догнать, король должен дать приказания через шесть часов, последующих за нашим отъездом, а он узнает о нашем отъезде, может быть, через двадцать часов спустя. Мы будем уже вне Франции.
- Да услышит вас Бог!
- Бог видит чистоту моего сердца, знает борьбу с этой любовью, знает непоколебимую преданность моей любви.
- Богу известно, Эсперанс, что вы мое единственное честолюбие и мое единственное счастье.
- Он слышит клятву, которую я произношу перед ним, - вскричал Эсперанс, - любить вас, пока мое сердце бьется, пока капля крови останется в моих жилах!
- Вам также вся моя жизнь, - сказала Габриэль, обвивая руками шею Эсперанса, на которого она посмотрела так страстно, что слезы выступили у них обоих на глазах и, смешавшись, потекли по щекам в торжественном поцелуе, которым они запечатлели эту клятву.
- Как мы печальны, - продолжал молодой человек, - для людей, уверенных в своем счастье, это неблагодарность.
- От печали, вы думаете, так переполнено мое сердце? Иногда плачут от радости; но есть верное средство осушить мои слезы: не уходи, сожми меня в твоих объятиях.
- Завтра ничто нам не помешает, но сегодня, прости, что я тебе напоминаю, Габриэль, становится поздно.
- Вы уходите? - вскричала она тоном, который впечатлил Эсперанса.
- Это необходимо.
- Нет! нет! останьтесь! Только здесь, возле меня вы в безопасности.
- Король может прийти после игры; не подвергайте меня необходимости спрятаться, Габриэль. Притом, как могу я потерять всю эту ночь, которую могу так полезно употребить на приготовления для вечного соединения?
- О боже мой, - сказала Габриэль задумчиво и уныло, - я не подумала, что вам надо уйти, какая темная ночь!
- Она лучше меня скроет.
- Ветер ревет.
- Он заглушит мои шаги. Успокойтесь, моя возлюбленная, прикажите Грациенне выпустить меня.
- О нет! - вскричала молодая девушка, которая слышала. - Я могла быть вам полезна, когда вы пришли, а теперь могу возбудить подозрение, провожая вас. Возьмите ключ у герцогини, он отворяет все двери в замке; только у короля есть такой. С этим ключом вам не нужен никто, а это очень важно в такой час, потому что становится поздно.
- Слышите, Габриэль, становится поздно; до завтра!
- Навсегда, Эсперанс! - остановила она его. - Проведите эту ночь в комнате Грациенны, я оставлю ее у себя, а завтра на рассвете…
- Герцогиня, отпустите его, - сказала Грациенна, - днем его узнают.
- Пусть же он уходит… Но таким образом… о! таким образом не узнают ли его, несмотря на темноту? Оставьте вашу шляпу, Эсперанс, ваш вышитый плащ и наденьте плащ моего управляющего. Те, которые вас увидят, примут вас за моего человека.
- Он и без того ваш, - улыбаясь, заметила Грациенна, которую за эту остроту расцеловали оба любовника.
Она подала молодому человеку плащ, назначенный Габриэль, и переодетого таким образом Эсперанса узнать было нельзя. Предлогов больше не было, надо было уходить. Из сердца любовницы вырвались болезненные рыдания, которые поцелуи любовника не могли заглушить и которые безотчетно взволновали его самого.
- До завтра, - повторяла Габриэль, - до завтра! По какой дороге пойдет он, Грациенна?
- Просто по коридору, а потом по лестнице. Чем проще он выйдет, тем лучше.
- Притом, какое препятствие могу я встретить, я не вижу никакого.
- И я также, - сказала Грациенна.
- И я, - прибавила Габриэль.
- Ну так прощай! до завтра!
Они обменялись в тысячный раз прощальным поцелуем. Грациенна, упрямая, как верная собака, тащила Эсперанса к двери за плащ. Вдруг Габриэль бросилась и опять его схватила.
- Ты меня любишь, не правда ли?
- Должен ли я тебе отвечать?
Она приложилась губами к уху Эсперанса и прибавила:
- Скажи мне, что ты уходишь счастливый.
- До того счастливый, что мне кажется, нечего больше ожидать от этой жизни.
- Меня! меня! мою любовь!
- Ради бога, сударь, уходите! - сказала Грациенна, употребляя силу, чтобы разлучить его с Габриэль, которая без чувств упала к ней на руки.
Коридор был темен, холодная тишина царствовала повсюду. Эсперанс, взяв с собой ключ, сам отпер дверь и, прислушавшись, приглядевшись, переступил за порог твердыми шагами и быстро пошел впотьмах.
Глава 77
ОРАНЖЕРЕЯ
Уже Эсперанс прошел коридор и начал спускаться с лестницы, когда позади него послышались шаги. Он обернулся и, несмотря на темноту, увидел человеческую фигуру, отделявшуюся от амбразуры окна, в которое пробивался не свет - в эту ночь никакого света не было - а темнота, менее мрачная.
Эсперанс остановился, чтобы посмотреть: тень шла с его стороны, потом также остановилась. Встревожившись, он стал поспешно спускаться и скоро позади него раздались шаги на первых ступенях лестницы.
"Неужели за мной следят?" - подумал он с некоторым волнением.