Грациенна спряталась за занавес. Эсперанс отворил дверь, спрашивая что случилось.
- С вами хочет говорить какая-то женщина, - шепнул управляющий.
- Как ее имя?
- Она не хочет сказать.
- У меня нет дела ни с какой женщиной, откажите ей.
- Она настаивает, и это иностранка, она и выражается и понимает плохо. Я мог только понять, что она называет вас Сперанца.
Молодой человек вздрогнул.
- Женщина низенькая, смуглая, живая? - спросил он.
- Да, очень живая.
- Откажите, откажите скорее! - сказал Эсперанс, выталкивая его из комнаты.
Но тот остановился на лестнице. Женщина, которой он хотел отказать, загораживала ему дорогу. Она не послушала двух лакеев и решительно шла к Эсперансу, несмотря на отказы и усилия трех человек.
- Сударыня, - сказал наконец взбешенный управляющий, - вы слышали приказания монсеньора?
- Скажите ему, что дело идет о его жизни, - сказала иностранка, продолжая идти вперед.
Возвысив голос, так чтобы ее слышал Эсперанс - она знала, что он стоит за дверью - она прибавила по-тоскански:
- И о жизни еще более драгоценной для вас, Сперанца!
Эти слова, произнесенные мрачным тоном, не допускали сопротивления. Эсперанс поручил Грациенну управляющему, с приказанием вывести ее по потайной лестнице. И чтобы ускорить уход Грациенны, которая колебалась, не понимая, он шепнул:
- Ступай, или ты погибла.
Потом, заперев дверь, он бросился навстречу к женщине, которая поднималась на последнюю ступень лестницы.
- Какая странная смелость! - сказал он по-итальянски. - Вы, верно, помешались, Элеонора, осмелившись явиться ко мне?
- Сперанца, - перебила итальянка, - неужели вы были так неосторожны, что отвечали герцогине письменно?
Сердце Эсперанса замерло при этом ужасном вопросе.
- Если вы написали, - быстро прибавила Элеонора, - возьмите назад письмо, еще есть время.
- Я не знаю, что вы хотите сказать, - пролепетал Эсперанс, очень бледный.
- Я говорю, что Грациенна несет записку от вас и что она, герцогиня и вы погибли, все трое! Призовите ее назад и сожгите ваше письмо, как вы сожгли письмо герцогини, дым которого еще носится под этими сводами.
- Это новая ловушка, не правда ли? - спросил Эсперанс, колеблясь между недоверчивостью и испугом.
- Я следовала за Грациенной от Вильжуфа, - продолжала Элеонора, - я видела, как она вошла к вам; от меня зависело схватить ее, не допустить к вам или перехватить письмо. Грациенна вышла отсюда; она не сделает и ста шагов, как наши агенты остановят ее с вашим письмом. Вот почему я вам говорю, воротите Грациенну, Сперанца. Понимаете ли вы меня? Засада ли это?
Эсперанс не нашелся что отвечать; аргумент был убедителен; его унылый вид доказал, что он был убежден.
- Тем лучше, - продолжала Элеонора, видя, что он остается неподвижен. - Вы не писали, тем лучше! Я же должна сказать вам много другого. Примите меня в комнате или в саду, где хотите, я не могу говорить на лестнице.
Кончив эти слова, она сошла с лестницы. Эсперанс пошел за нею, укрощенный, изумленный. Когда они пришли в сад, молодой человек успел приготовить себя к новому нападению, которое предвидел, он сказал:
- Я слушаю, удивляясь вашему двусмысленному поступку, но слушаю.
- Никогда, - возразила Элеонора, - не имели вы больше надобности в вашем внимании, Сперанца, каково бы ни было ваше желание обвинить меня, проникните в смысл моих слов. Представьте себе, что с вами говорит пророчица.
- Я знал, что вы ворожея, - иронически перебил Эсперанс, - но не знал, что вы также и пророчица.
- Ради бога, не насмехайтесь! После нашего последнего свидания враги ваши сделали огромные, быстрые успехи. Они достигли цели своего честолюбия и касаются цели своего мщения. Близкая будущность заставит вас понять мои слова, непонятные сегодня. Сперанца! Давно я слышу, что вы собираетесь ехать, а вы все не уезжаете. Я каждый день наблюдаю за вашей нерешимостью, я вижу, как вы делаете приготовления, назначенные, для того чтобы обмануть глаза менее проницательные, чем мои. Сегодня медлить нельзя. Все близится к концу. Сперанца, уезжайте!
Она говорила с такой торжественностью, слова ее были так звучны и так дружелюбны, во всей ее наружности дышало такое истинное или так хорошо разыгранное волнение, что молодой человек был тронут слишком глубоко, для того чтобы это скрывать.
- Но я еду завтра, вы это знаете, так как вы знаете все, - отвечал он, - притом, какое чувство внушило вам этот совет? То, что я видел, заставляет меня даже подозревать ваши услуги.
- Это правда, - сказала она печально, - забудьте мои поступки, а обратите только внимание на мои слова. Вспомните, что я начала любовью к вам…
- Полноте! Лицемерие самое опасное из ваших оружий. Чем более вы замазываете медом ваше вероломство, тем более я не доверяю вам. Анриэтта также меня любила… а, для того чтобы оценить Элеонору, мне достаточно вспоминать Айюбани.
- О! - прошептала итальянка с гневом, - Айюбани трудилась не против вас, Айюбани трудилась для себя самой… против… Но к чему стану я обнаруживать мои тайны? Вы мне не верите?
- Нет, - решительно сказал Эсперанс.
- Сперанца, - снова перебила Элеонора, которую это новое оскорбление, столь заслуженное, заставило вздрогнуть, - я вам доказала сейчас свою преданность, позволив Грациенне свободно войти к вам и выйти…
- Вы ничего мне не доказали. Может быть, в ваши виды входит необходимость казаться мне великодушной в восемь часов вечера, чтобы лучше зарезать меня в полночь.
- Проклятие! - вскричала Элеонора, с бешенством разрывая носовой платок, который она держала в руке. - Ну, я сейчас сказала тебе, чтобы ты ехал, и повторяю это, умоляю тебя, заклинаю! Каждая минута, которую ты проводишь в этой стране, похищает у тебя год жизни. Сперанца, ты похож на тех блестящих, смелых птиц, которые свили себе гнезда на красивых тростниках у реки. Поднимется гроза, вода вскипит, вырванный из корня тростник укатится в реку. Уезжай, Сперанца, уезжай, не оглядываясь назад… я не могу сказать тебе более. Бог мой свидетель, что я дала бы половину моей крови, чтобы спасти тебя!
- Я понимаю ваши намеки, - холодно сказал Эсперанс, - этот тростник, которому угрожает буря, герцогиня, не правда ли?
- Да.
- Что же я имею общего с герцогиней?
- Отрекаться передо мной в участи, которую ты имеешь к герцогине, мной, которая знает все, была бы слишком грубая ложь! Эта женщина погибла, говорю я тебе, ничто на свете, ничто не может ее спасти. Беги от нее, если не хочешь быть погребенным под развалинами ее гибели.
- Ничто не спасет ее, говорите вы. О! А я надеюсь, что она спасется, - отвечал Эсперанс с преувеличенной кротостью, - ее губит ее несчастное честолюбие. Разве нельзя ее спасти, скажите, если она откажется от трона?
- Признаюсь, это единственное средство.
- А! бедный демон, твоя хитрость обнаружилась! - с торжеством вскричал Эсперанс. - Твои высокопарные слова скрывали очень жалкую тайну. Если ты хочешь меня испугать, придумай что-нибудь другое.
- Довольно! - вскричала Элеонора глухим голосом, крепко сжимая руку Эсперанса. - Я уже слишком много сказала, может быть. Не много слов высокопарных или ничтожных сорвутся теперь с моих губ; я молю Бога, чтобы они вошли в твое зачерствелое сердце. Уезжай! Не видайся никогда с Габриэль! Уезжай быстрее стрелы. Но твои уши глухи, твое сердце закрыто, ты продолжаешь смеяться. Делай же что хочешь, беги туда, куда зовет тебя судьба, только в роковой час вспомни все, что я тебе сказала; ты сам этого хотел! Гибни и не обвиняй меня! Прощай!
Говоря таким образом, она закуталась в свою мантилью с диким отчаянием и убежала, оставив Эсперанса, взволнованного, несмотря на его неизлечимое недоверие.
"Что Габриэль угрожает опасность, это возможно, - думал он после продолжительных размышлений ночью. - Но если эти соединившиеся чудовища велят мне ехать, это значит, что мое присутствие может помочь герцогине. А если Элеонора, чего я не допускаю, была искренна, если Габриэль действительно угрожает опасность, я был бы подлец, если бы бежал. Итальянка говорит "да", индианка говорит "нет". Что говорит Эсперанс? Эсперанс будет завтра вечером в Фонтенебло".
Глава 75
ПОНТИ НАХОДИТ ОБЕЩАННЫЙ СЛУЧАЙ
День ожидания казался смертелен Эсперансу; но слишком много интересов было затронуто, для того чтобы он решился опередить час, назначенный герцогине.
Он уехал в полдень из Парижа, простившись со всем своим домом и раздав награды своим лучшим слугам. Он оставлял только привратника и двух садовников, решившись, воротившись тотчас после своего разговора с Габриэль, исполнить намерение, принятое накануне, не оставив никаких после себя следов. Он угадывал, что за ним будут следить, но как же быть? Хитрость была невозможна с такими врагами, как Элеонора и Анриэтта. Не хитрить, а идти прямо к цели было лучшим шагом. Тактика Эсперанса состояла из смеси двух планов. Оставаться несколько времени в Фонтенебло, хорошенько спрятаться и исчезнуть в ту минуту, когда доложат об его приезде. Относительно дороги притворство было невозможно. Он ехал в Италию, Фонтенебло находится на этой дороге.