- Право, стыдно вас слушать, - возразил король. - Я уничтожу ваши опасности, если будет нужно, и если требуют огласки, я сделаю ее! Старуха Маргарита злится на молодую и свежую Габриэль, она завидует ее цветущей молодости. Черт побери! Я заставлю сгнить эту злую женщину в четырех стенах смирительного дома.
- Я согласен с этим, государь, - проворчал гугенот, - но вы не сделаетесь через это свободным.
- Зато я овдовею, - возразил король. - Отправляйтесь ко всем чертям с вашими французскими принцессами!.. И если вы сговорились с моими врагами, ждите, что я стану защищаться против вас. Ступайте, сударь, ступайте! О, Крильон, приди хоть ты! Порадуй мне сердце, которое все эти люди вырвали у меня!
Сюлли, недовольный, пристыженный, опустил голову и после церемонного поклона медленными шагами пошел ко дворцу, подойдя к Замету, который ждал его с беспокойством и спрашивал у него известий, он отвечал:
- Нет никакой надежды для вашей тосканской принцессы, герцогиня де Бофор будет королевой. О! Гримасничайте сколько хотите; если у вас имеются только гримасы, для того чтобы допустить до этого несчастья, наклоните голову.
Сказав эти слова, он ушел угрюмый, как кабан. Что-то дико зловещее сверкнуло на мрачном лице Замета, который, удаляясь в другую сторону, пробормотал:
- Мы увидим.
Между тем Генрих уцепился за руку Крильона, как утопающий за доску спасения.
- Ах, мой храбрец! - сказал он. - Как меня мучат!
- Кого же не мучат, государь?
- Разве и тебя также?
- Еще бы!
- Знаешь, все эти злые французы опять составляют лигу против меня.
- Ба!.. почему же это? - спросил честный кавалер.
- Потому что я хочу жениться на моей любовнице.
- Это, конечно, глупость, - сказал Крильон.
- Что?
- Но так как это касается вас, а вы уже перестали носить курточки, так как вы этим довольны, женитесь, черт побери, женитесь!
- Вот это прекрасно! - вскричал Генрих, обнимая кавалера. - Вот это умные слова!
- На той или на другой женитесь вы, - прибавил Крильон, - все выйдет дурное дело, черт бы побрал всех женщин!
- Зачем ты это говоришь с таким сердитым видом?
- Потому что… потому что я взбешен, государь. Видите вы там этого гвардейца?
- Там? Подожди, - сказал Генрих, оттеняя глаза рукой.
- Славный солдат, негодяй, который стоит золота.
- Ну?
- Ну, он подал в отставку.
- Чего же ты хочешь?
- Я этого не хочу. Это ваш лучший гвардеец.
- Как его зовут?
- Понти.
- Ах да! Храбрец. Зачем же он оставляет мою службу?
- Потому что он поссорился со своим другом из-за женщины. Он весь иссох, весь пожелтел, его трясет лихорадка. Из-за женщины! Черт побери! Проклятые твари! Но я не хочу, чтобы он бросал службу! Сделайте мне удовольствие, призовите его, государь.
- Охотно.
- И прикажите ему остаться в гвардейцах.
- Если ты этого хочешь…
- Непременно.
- Призови его, я это устрою в двух словах.
Крильон сделал знак, и гвардеец был приведен к королю. Понти не походил на прежнего Понти. Глаза его потускнели от горя, румянец сбежал с лица, он похудел.
Он остановился в нескольких шагах от короля, который несколько времени благосклонно на него смотрел.
- Я хочу, чтобы ты остался у меня на службе, - сказал Генрих, - тебе будет хорошо служить у меня, я ручаюсь за это. Я найду тебе случаи отличиться.
Понти хотел отвечать.
- Я приказываю, - сказал король, ударив его по плечу и в то же время сунув ему в руку горсть пистолей.
В то время для дворянина было почетно получать деньги от короля. Понти замолчал и не подумал бы зажать деньги в руке, если б Генрих сам не закрыл ему ладонь.
- Этот мальчик болен, - сказал король, смотря на него с участием, - тебе надо позаботиться о твоем здоровье.
Он ушел, а Крильон приблизился к Понти.
- Если ты дезертируешь, упрямая голова, я велю изрубить тебя на куски! - сказал он.
- Мне это все равно, - отвечал Понти с красными глазами.
- Уж не хочешь ли ты расплакаться, теленок? Хорошо. Я еду в Париж и поговорю обо всем этом с Эсперансом… Черт побери! Ведь он действительно плачет, - сказал Крильон, растрогавшись, - какой осел!
Кончив это утешение, он в свою очередь ударил по плечу гвардейца; но бедный скелет не имел уже сил вынести подобную ласку: ноги его подогнулись и он как одурелый сел на траву.
Глава 73
ПРИЗНАНИЕ
Крильон сдержал свое обещание. В тот же вечер он приехал к Эсперансу. Кавалер не терял времени на то, чтобы примечать, что происходило вокруг него; он не видал слуг, переносивших мебель и багаж, этого движения, неразлучного с близким отъездом, ни печального и взволнованного вида в доме, потому что дом носит в своем облике верный отпечаток впечатления хозяина. Крильон, оставив лошадь и людей своих во дворе, прямо пошел в сад, где должен был находиться Эсперанс.
Свежий, туманный вечер обещал бурную ночь. Быстрый вихрь поднимал в аллеях кучи сухих листьев, которые летели, как солдаты при трубном звуке.
Этот прекрасный сад, истощив все цветы, жил только вечной зеленью хвойных деревьев. Вода уже не текла с веселым журчаньем лета. Черные безмолвные птицы прятались на обнаженных вершинах; даже песок хрустел с каким-то зловещим звуком под ногами.
Эсперанс задумчиво ходил по пожелтевшим листьям, когда кавалер приметил его и позвал. Молодой человек с поспешностью обернулся при звуках этого дружеского голоса.
- Ах, кавалер! Добро пожаловать, а я собирался ехать к вам.
Крильон остался неподвижен от удивления при виде опустошения, которое такое краткое отсутствие произвело в свежей молодости его фаворита. Эсперанс, бледный, с волосами, растрепавшимися от ветра, с впалыми щеками, улыбался с болезненной приятностью тени, вызванной на минуту на землю.
- И он также! - закричал кавалер. - Это, верно, эпидемия! Почему и вы также похудели и приуныли, как этот бедный Понти?
Мимолетная краска выступила на лбу Эсперанса, но он не отвечал ничего.
- Это уж не от огорчения ли, что вы поссорились? - спросил кавалер. - Может быть! Ну, когда так, примиритесь же скорее.
- Это невозможно.
- Как! За женщину вы останетесь в ссоре, врагами? Вот что невозможно, черт побери!
Краска Эсперанса сделалась пламенем, яркий блеск которого отражался в его глазах.
- Кто вам сказал, кавалер, что причина моей ссоры с Понти - женщина?
- Он, черт побери!
- И… он назвал ее? - прибавил молодой человек с беспокойством, которое Крильон заметил.
- Нет. Понти - человек благородный. Он мне не сообщил никаких подробностей. Я чувствую сильное любопытство узнать, какая женщина на свете заслуживает, чтобы два друга расстались из-за нее. Понти умирает там от горя, а вы здесь. Пора это прекратить, Вы худеете оба, так что жалко смотреть. Полно, вы не злы, не упрямы, вы не можете быть виноваты, вы выше его, сделайте же первый шаг.
Эсперанс молчал с упорством принятого намерения. Крильон не мог удержаться от легкого движения нетерпения.
- Я обязался, - продолжал он, - примирить вас; я говорил об этом при короле.
Эсперанс вздрогнул.
- К чему? - с живостью прошептал он. - Разве у короля не довольно своих забот, чтобы обращать внимание еще и на наши? Зачем говорить королю о ссоре Эсперанса с Понти? Какое дело до этого королю? Какую мысль подали вы ему? Что скажет двор?
Тон молодого человека удивил Крильона, в богатом воображении которого подозрения находили легкую пищу, быстрое развитие.
- Как вы это говорите! - сказал он медленно, проницательно рассматривая лицо Эсперанса, на котором бледность и румянец сменялись беспрестанно, как морские волны во время бури. - Если б я мог угадать, что вы так старательно скрываетесь от короля, мой язык не так болтлив, чтобы я не мог его удержать.
- Я не скрываюсь, но…
- Дела молодости до меня уже не касаются, - перебил Крильон, - не правда ли? Тайны молодых людей должны быть для меня ныне, как то оружие, которым старик не может управлять, не раня себя или других. В этом обстоятельстве, по крайней мере, я выказал добрые намерения, и это надо простить.
Говоря таким образом, кавалер отвернулся, чтобы не выказать, до какой степени оскорбил его упрек Эсперанса.
- Вы меня огорчаете, - вдруг сказал взволнованный молодой человек, - предполагая во мне недоверие к вам, которого не существует.
- Вот уже целый век, как вы меня не видали, как не охотились и не являлись при дворе. Об этом говорят, этому удивляются.
- Я убежал от всех.
- Из-за ссоры с Понти; стало быть, эта ссора очень важная?
- Очень.
- Зачем вы скрывали ее от меня?
- Я сейчас к вам ехал, чтобы сообщить, - отвечал Эсперанс взволнованным голосом, выражение которого огорчило кавалера.
Глаза Крильона обратились с большим вниманием от изменившегося лица Эсперанса на окружающие предметы. В первый раз приметил он, что слуги укладывали вещи с поспешностью, не предвещавшей ничего хорошего.
- Вы ехали ко мне, Эсперанс? А кажется, скорее выехали в Иерусалим, в Америку, на Луну, со всей этой поклажей, - сказал кавалер, стараясь засмеяться, в надежде рассмешить молодого человека.
Но тот отвечал с серьезным видом:
- Я действительно еду, и главная цель моего визита к вам состояла в том, чтобы сообщить о моем путешествии.
Крильон сделал движение беспокойства. Множество признаков показывали ему нечто важное. Подозрения начинали обрисовываться более резкими чертами.
- Это шутка, не правда ли? - спрашивал он, взяв за руку Эсперанса.