- Этот ла Раме держит себя очень хорошо при допросе; он рисуется, как будто какой-нибудь живописец находится тут, чтобы снимать с него портрет; но как он ни вертись, голова его нетвердо держится на плечах. Когда прения кончатся, первый президент обещал мне прислать нарочного к вашему величеству с уведомлением, прежде чем приговор будет произнесен.
- Вы видите, - сказал король Габриэль, - что ла Варенн на этот раз просто парламентский пристав.
- Ба! ба! - отвечала маркиза. - Поищите-ка хорошенько в его карманах. Хотите, я вам помогу?
Ла Варенн принял вид сокрушения, который удвоил веселость Габриэль, но он затруднился бы отвечать, когда на рубеже леса послышался выстрел и отголоски повторили его до горизонта. Лай собак раздался вдали и смолк.
- О! о! - сказал король. - У меня охотятся и убивают, как кажется! Кто это охотится в Сен-Жермене, когда мои собаки в конуре, а мое ружье не снято с крючка?
- Государь, - сказал ла Варенн, - это кавалер де Крильон, который с утра охотится за зайцами.
- Крильон!.. - отвечал король, развеселившись. - Мы отобедаем вместе. Он один?
- Он с этим красивым молодым господином, таким богатым, которому ваше величество дали право охоты.
- С Эсперансом, может быть, - сказал король равнодушно и не смотря на Габриэль, которая при этом имени почувствовала, как вся кровь бросилась ей в лицо.
- Да, государь, с месье Эсперансом.
- Ну, поедем верхом к ним навстречу, - сказал Король. - Хотите, маркиза? Погода прекрасная, и зато нагуляем аппетит.
- Охотно, - отвечала Габриэль, сердце которой билось от радости.
- Я оденусь для верховой езды, - сказал король, - пойдем, ла Варенн.
- А я совсем готова, - сказала Габриэль, - и подожду моей лошади, прогуливаясь на этом теплом солнце.
- Я прошу у вас только несколько минут, - вскричал король, - поскорее, поскорее, ла Варенн, чтобы не заставить ждать маркизу!
Габриэль, упоенная сладостной надеждой, облокотилась на каменную балюстраду, облитую теплым светом, и благодарила Бога, богатые милости которого нигде не обнаруживались так великолепно, как в этом месте, самом чудном из его творений. Пока она погрузилась в свои страстные мечты, Генрих продолжал путь к замку, а ла Варенн старался своими маленькими ногами догнать его. Только что они вошли в комнату, где камердинеры стали одевать его величество, как ла Варенн, воспользовавшись выходом лакеев, шепнул:
- Государь, маркиза меня очень испугала своей шуткой обыскать меня.
- Почему это, ла Варенн?
- Потому что она нашла бы кое-что в моих карманах, государь.
Королю подали сапоги.
- Что такое? - спросил Генрих в промежуток, когда камердинер вышел.
- Вашему величеству известно, куда я послан был вами.
- Это так, но у тебя в кармане нет комплимента, который я тебе поручил передать, или даже тех, которые поручили тебе?
- Нет, но…
На короля надели шпоры и плащ.
- Ла Варенн даст мне хлыст и шляпу, ступайте, - сказал король. - Продолжай, ла Варенн.
- Вот что мне отдали к вашему величеству.
Он подал королю записку, который поспешно ее прочел:
"Любезный государь! Воспоминание о вас смущает мои ночи и мои дни. Как можно жить, страдая таким образом? Как можно жить без этих восхитительных мук? Великодушное сердце Генриха поймет меня, потому что я сама себя не понимаю. Анриэтта".
- Какое волнение! - сказал восхищенный король.
- Это безумная страсть, - прибавил тихо ла Варенн.
- В самом деле?
- Бред. Представьте себе, государь, вакханку - о, да такую красавицу! - И маленький человечек вытаращил свои бесстыдные глаза, подражая взгляду тигра или кошки. Пылкий король задрожал всем телом. Он, без сомнения, вспомнил ножку нимфы на понтуазском пароме.
- Да, - прошептал он, - она очень хороша.
- Что ваше величество прикажете?.. Что я буду ей отвечать?
- Я подумаю.
- Маркиза изволит ждать ваше величество, - пришел сказать конюший.
Король вздрогнул и заторопился.
- Эта милая маркиза, - вскричал он, - поедем! Найди меня где-нибудь в стороне, ла Варенн; я дам тебе ответ. Ах, записка!
Он опять прочел ее и бросил в огонь, повторяя:
- Не надо никогда заставлять ждать дам.
Через несколько минут он сидел на лошади, но прежде держал стремя маркизе, которую осыпал предупредительностью и нежными ласками, чтобы вознаградить, без сомнения, за неверность своего неисправимого ума.
Король и Габриэль взяли с собой только конюшего и пажа. Генрих знал все перекрестки леса и охотился хорошо. Он прямо направился к охоте.
Рюсто и Кир, эти славные собаки, напали на косулю и вместе с другими собаками рыскали по королевскому лесу. Генрих ехал прямо, Габриэль следовала за ним в некотором расстоянии. Конюший по правую его руку раздвигал ветви рогатиной. Генрих скоро встретил Крильона, который ждал пешком с охотничьим ружьем в руке, и закричал ему:
- О, храбрый Крильон! Не прими короля за косулю.
- Государь, какая приятная встреча! - вскричал Крильон, подбегая с распростертыми объятиями и веселым видом к своему королю.
Генрих тотчас сошел с лошади. На луке седла лошади Крильона висели два фазана и заяц.
- А, вот как ты истребляешь мою дичь! - сказал король.
- Это не я, государь, я не сделал еще ни одного выстрела, это Эсперанс. Вот стрелок!
- Он опустошит мои владения, - сказал король смеясь. - Где он? Я должен его похвалить.
В ста шагах раздался выстрел.
- Вот, - сказал Крильон, протянув руку в ту сторону, - прибавьте косулю к списку.
Собаки замолкли. В чаще скоро показался человек, раздвигавший ветви одной рукой, а другой таща жертву. Это был Эсперанс, который при виде короля удивился и смутился. Крильон громко хохотал.
- Маркиза, - сказал Генрих Габриэль, которая в эту минуту выехала на прогалину, - посмотрите, как обирают бедного короля.
Эсперанс вскрикнул при виде своей прелестной приятельницы. Она уже послала ему обещанную улыбку. Она была румяна от радости; он был бледен. Все это волнение было приписано браконьерству.
- Какой славный зверь, - сказал король, щупая косулю, - и какой жирный, несмотря на время года.
- Я его убил для вашего величества, - отвечал Эсперанс.
- Вот это хорошо, - возразил Генрих, - и вы съедите вашу долю, молодой человек. Пойдем, Крильон, я должен с тобой говорить.
Обняв рукой шею Крильона, Генрих увел его за несколько шагов, оставив Эсперанса и Габриэль одних, друг против друга, в середине прогалины с ослепительно блестящей зеленью. В глазах конюшего и пажа, которые стояли в почтительном расстоянии, они могли, с трепещущим сердцем, но со всеми признаками самой церемонной вежливости, обменяться следующим разговором:
- Здравствуйте, друг.
- Здравствуйте, друг.
- Вы здесь?
- Я надеялся вас встретить.
- Вы получили уже мою улыбку, не правда ли?
- Она проникнула в мое сердце.
- Нашим вторым условием было говорить с вами, когда я могу; теперь я могу; что же вы хотите, чтобы я вам сказала?
- Всякое ваше слово - гармония, очаровывающая меня.
- Потому что всякое мое слово говорит вам одно, не правда ли, Эсперанс?
- Более или менее ясно, Габриэль.
- Ну! будем откровенны, если вы непременно этого хотите. Я… вас… люблю…
- О! - прошептал Эсперанс, закрыв глаза от огня этой обворожительной улыбки и приложив руки к сердцу, как будто оно было поражено пулей. - О, сжальтесь!
Послышались шаги короля и Крильона.
- Все равно, - говорил король, - ты подвергался слишком большой опасности, отправившись один арестовать самозванца Валуа в его лагере. Не делай этого в другой раз, я запрещаю тебе это.
- Да, - сказал Крильон, - этот бедный ла Раме доставил бы мне много трудов, если б его пришлось брать силой посреди его людей. Но, повторяю вам, государь, я знал его слабую сторону и воспользовался ею, так что я овладел им без труда. В сущности это человек не злой.
- Его слабую сторону! - сказала Габриэль, вмешиваясь в разговор, для того чтобы Эсперанс успел оправиться. - Скажите нам ее, месье де Крильон.
- Э! э! это удивило бы короля, - сказал, лукаво смеясь, добрый кавалер.
- Скажите, скажите, - просил Генрих.
- Кавалер, - перебил Эсперанс, приложив палец к губам, - позвольте мне напомнить вам, что это тайна, которую вы поклялись уважать.
- Да, да, черт побери, да, я этого не забуду!
- К черту эти тайны! - сказал Генрих. - Я все-таки узнаю эту и скажу вам, маркиза.
Вдруг в лесу послышались звуки рога.
- Это кто-нибудь ко мне, - сказал король, - меня ищут… надо отвечать.
Эсперанс протрубил точно так же. Скоро показался ла Варенн на огромной лошади, за ним ехал курьер.
- К королю! - сказал ла Варенн, указывая курьеру на его величество.
Генрих распечатал конверт и сказал холодно:
- Ла Раме осужден на смерть.
Эсперанс потупил голову с таким уважением, как будто дело шло о враге, достойном сострадания.
- Ну, он это заслужил, - сказал Крильон, - пусть его повесят!
- Я, кажется, имею честь говорить с господином Эсперансом? - сказал ла Варенн.
- Точно так, - отвечал молодой человек.
- Осужденный вас просит через турнелльского пристава получить позволение поговорить с ним в тюрьме.
Эсперанс взглянул на короля, который слышал эти слова.
- Разве он вас знает? - спросил Генрих с весьма естественным любопытством.