С Анной фон Эйкштедт, неизвестно почему, случилось то же самое, как только она его завидела. Яркая краска покрыла лицо ее, и она ощутила нечто вроде испуга. Неужели это был глупенький Леопольд прежних времен? Как он переменился! Какая благородная осанка и как он похорошел! Она не в состоянии была победить свое смущение, когда он к ней подъехал.
- Добро пожаловать в Кремцов! - воскликнул весело рыцарь. - От имени матушки приветствую вас, госпожа канцлерша. - С этими словами подъехал он к ней и поцеловал руку, которую она ему протянула. - Здравствуйте, Гассо, Гертруда, а вы, барышня, - прибавил он с улыбкою, - позвольте мне уверить вас в моем истинном почтении, - говоря это, он ловко повернул лошадь, так что очутился возле Анны.
"Черт возьми, - подумал он, - она прелестна! Берегись, дружище, глаза у нее бедовые".
В своем замешательстве Анна едва могла произнести несколько вежливых фраз в ответ на его любезное обращение, это смущение доказало Леопольду, что он произвел на нее впечатление и он поклялся, что если Амур судил ему испытать вновь мучения любви, он уже ни за что не хочет быть побежденным.
- Должен предупредить вас, любезные мои гости, что вы, хотя найдете в Кремцове прежнюю дружбу, но увидите также большие перемены.
- Моя дорогая Иоанна все еще не совсем здорова! - заметила жена канцлера.
- Я желал бы, чтобы она была совсем здорова. Однако постигшее ее в прошлом году горе было слишком тяжелое, к тому же так как матушка живет одна со мною и уже не окружена, как прежде, молодою веселою толпою, то она чувствует себя очень одиноко.
- Гассо рассказал нам, - прошептала Анна, - что вы из любви к ней отказались от военных радостей?
- Это было моей обязанностью и думаю, что я не совсем дурной сын. Однако сегодня, дорогие мои гости, матушка выглядит моложе десятью ходами и так весела, что должен желать, чтобы вы остались в Кремцове как можно дольше. Постараюсь из благодарности быть любезным, что мне не очень трудно будет с вами, барышня, если только вы будете так добры и не отвернетесь от любезного человека, намерения которого честны, хотя и у него есть свои недостатки.
Говоря это, он протянул Анне руку, будто предлагая ей примирение.
Она улыбнулась и робко положила свою маленькую ручку в его руку, покрытую железной перчаткой.
- Будьте уверены, господин рыцарь, что я приму от вас все так же искренне, как вы это мне предлагаете!
- Замечательно. И поскольку трудности первого приветствия остались за спиной, возвратимся сейчас же к нашему прежнему тону, который наш милый Кремцов уже так давно не слышал.
- Это мы непременно сделаем, - сказал Гассо, - и я благодарю тебя, Леопольд, что ты сумел сейчас же найти его.
- А, вы, кажется, знаете толк в тонах, - заметила, улыбаясь, канцлерша. - Вы, говорят, отличный певец.
- Неплохой, не стану скромничать. Когда я служил под начальством графа Фольрада, я певал иногда, также в Венгрии при звоне стаканов, когда главное дело не в искусстве, а в веселости. Со времени же моего приезда сюда, само собой разумеется, я бросил песни.
- Это понятно, - заметила Анна, становясь все доверчивее. - Но если, как вы говорите, мы своим присутствием принесли радость в ваш дом, то не будет ли это достаточною причиной, чтобы заставить вас спеть?
- Для этого довольно будет одного вашего желания, барышня, но я должен вам сказать, что не делаю ничего даром.
- Как мне понимать это? - спросила она с легким трепетом и запинаясь.
- Ну что же, вы должны будете из благодарности, сказать мне, нравится ли вам или нет моя песнь. Вам, конечно, приходилось слышать лучших певцов и лучшие стихи, чем те, которыми восхищаются на войне, и потому вы должны быть снисходительны. Главное дело ведь в содержании, если же оно вам не нравится, вы мне скажите, равно как и причину.
- Я также обращаю основное внимание на содержание. Но, господин рыцарь, не рассердитесь, если я буду слишком откровенна?
- Как можно сердиться на это! Но может случиться, что мы не сойдемся во мнениях и тогда мы дружески поспорим немножко, это будет еще веселее, не так ли?
Все громко засмеялись и поскакали вдоль деревни к порталу замка.
Леопольд первый соскочил с коня и помог слезть канцлерше, которая тотчас обняла Иоанну и долго держала в объятиях.
- Ты, Гассо, - сказал Леопольд, - прислуживай своей жене, я же воспользуюсь тем, что у меня нет жены, и буду кавалером этой дамы. Вы позволите?
Анна прошептала "да!", и глаза ее сияли радостью и счастьем.
Он взял ее за талию, в то время как она ухватилась за его шею, и, поставив на землю, поцеловал ей руку.
- Еще раз милости просим, - сказал он.
Они вошли в дом, и скоро воцарилось между ними такое радушие и такая веселость, как будто никогда ничто не нарушало их взаимного согласия. Последовали счастливейшие дни.
Каждый держался совершенно просто, без всякого предубеждения, и потому между ними не было никаких недоразумений. Прежний, так долго длившийся и, как они теперь осознавали, глупый разлад Иоанна и Эмма старались загладить удвоенной нежностью, и хотя обе имели свои намерения насчет Леопольда и Анны, но ни одна не высказывала их, боясь лишить непосредственности начинавшееся сближение.
Да, в самом деле, казалось, что Амур вбил себе в голову соединить неразрывными узами Леопольда и Анну, несмотря на все неприятности, происшедшие по их собственной вине, и на твердое намерение Леопольда охранять свое сердце. Непринужденность, которую молодые люди проявляли по отношению друг к другу, чтобы не омрачить возобновившуюся дружбу родителей, равно как и приятные качества, открытые ими друг в друге при свидании - все это составляло сеть, в которую оба незаметно, но тем вернее запутывались. Во время бесед они обо всем успели переговорить. Леопольд рассказывал Анне о жизни при разных дворах, где он провел некоторое время с графом Фольрадом, о венгерской войне. Сара также сделалась предметом разговора и даже по инициативе самого рыцаря. Конечно, умолчал он о том, что считал неудобным рассказывать, но о Саре говорил с глубоким уважением.
- Я не могу сообщить об этой странной женщине никаких подробностей, особенно же в таком веселом кругу. Но если я как христианин и рыцарь скажу вам, что нет на свете женского существа несчастнее этой Сары, которой Бог определил постоянно скитаться среди величайших опасностей, не находя нигде спокойствия, и если я прибавлю, что женщина эта заслужила благодарность нашего дома, спасши меня от смерти, надеюсь, что вы мне поверите. - Леопольд произнес это так спокойно и с таким чувством, что тронутая Анна протянула ему руку и сказала:
- Вы поступили как благородный человек! Уверяю вас, ваши друзья могут лишь одобрить молчание, которое, я это чувствую, лучшее доказательство признательности к вашей спасительнице.
- Это правда, дорогая барышня! - воскликнул Леопольд.
- Невелико дело отвести уголок, где ей можно будет спокойно доживать свой век, когда она состарится и не в силах будет более странствовать, но уважить ее горе, ее печальную судьбу - вот что важней всего! В противном случае нам пришлось бы судить о вещах, знать которые должен один только Бог.
Гуляли, ездили верхом, охотились, пели, болтали - и время проходило незаметно. Часто Леопольд и Анна оставались одни, даже в известной нам беседке, но никогда ни смущение, ни глупое воспоминание не становились между ними.
Таким образом, прошли три недели со дня приезда гостей, вокруг замка все было в полном цвету и манил чистый воздух.
Гассо и Гертруда поехали три дня тому назад в Блумберг посмотреть, что там делалось. Сегодня или завтра ждали их обратно в Кремцов. Эмма и Иоанна попеременно хозяйничали или сидели в комнате. Они были неутомимы в разговорах и пересматривании всякой всячины. Вещи, остававшиеся годами без всякого внимания, вытаскивались теперь и делались предметом разговора. Леопольд и Анна, предоставленные самим себе, нашли наконец, что воздух в зале слишком душен.
- Выйдемте-ка немного в сад.
- Хорошо, господин Леопольд. - Она опустила глаза и пошла вперед.
В груди Леопольда бушевали вновь проснувшиеся чувства, прежнее юношеское пламя возгорелось опять, но уже не безумно и дико, а ясно и сознательно.
Тяжело дыша, обошла Анна сад в сопровождении Леопольда.
Какое-то время смотрел он на нее, не говоря ни слова, она же в смущении и краснея, отвечала на его взгляды. Видно было, как грудь ее подымалась и опускалась от стесненного дыхания.
- Барышня, - начал он, - нет, я бы хотел смотреть на вас как на дорогую подругу и называть вас просто - Анной. Вы позволите мне?
Анна кивнула головой и они пожали друг другу руки. Он повёл ее в старую, знакомую беседку, и она этому не противилась.
- Я бы хотел спросить вас, милая Анна, как друг спрашивает друга. Если бы я только знал, с чего мне начать! Если я хочу быть правдивым, то должен сознаться, что во мне горит желание отправиться в дальние края. Какое счастье объезжать чужие земли, знакомиться с другими людьми и видеть, как в каждой земле живут по собственным законам, а между тем всем посылает успех и всеми управляет Бог!
- Я себе все это хорошо представляю, но если вы, Леопольд, уедете… - Она запнулась и потом продолжала: - Бедная ваша мать, которой вы поклялись, что останетесь.