- Слава Богу! - Леопольд бросился к нему в объятия. - Ты также сражался? Если нас Господь вернет невредимыми домой, я обещаю тебе здесь, при свидетелях, твоих товарищах, что ты будешь фогтом после твоего отца и получишь дом и землю, как свободный человек!
- Мой милостивый господин!
- Здесь нет милостивых господ, а есть одни товарищи, - Леопольд пожал руку обрадованного Юмница.
- Черт возьми, это мне нравится, Ведель. Юмниц, не желаете ли вы быть около Веделя и заменить второго помощника при знамени убитого Фенненштейна?
- Да, я клянусь жить и умереть около господина и знамени.
- Я скажу старику. Теперь на квартиры, пусть женщины несут нам есть и пить. На сегодня мы поработали довольно. - Усталые и голодные вошли Леопольд, Николас и Харстенс в обгорелый дом и стали устраивать себе постели. В это время крепость окружали батареями и устанавливали пушки на укрепленные места. День прошел. Все солдаты уже улеглись. Ведель тоже хотел лечь, когда явилась Хада и вызвала его. Он вышел к ней на двор.
- Что нужно? - спросил юноша гордо и мрачно.
- Вы видели, чем я занималась, и, кажется, презираете меня. Господин, презирайте тех, из-за кого я сделалась такой. Вы позволите мне быть при вас, и я буду стараться выручать вас из опасностей и…
- Разве вы теперь считаете это нужным? Зачем?
- Вспомните, как я угрожала Оедо, когда вырвала вас из его рук. Я сказала ему, что он погибнет так же, как Манассия и его жена в Сарагоссе. То же повторила я в вашем присутствии поляку Царнику у подъемного моста. И утешила его добычей в Дотисе. Через несколько дней будет штурм, и я сообщу поляку, как Оедо может завладеть сокровищами Бассы. Прошу вас, проводите меня.
- Ну, этого не будет. Я хорошо узнал ваше ремесло и вовсе не желаю быть с вами, что я, к сожалению, должен. Какое дело вам до меня?
- Да, гордый господин, - ответила она мрачно, - какое мне дело до вас! Прощайте, до штурма. Тогда, может быть, я вам и понадоблюсь!!
Она бешено бросилась на лошадь и скоро исчезла.
"Может ли совмещаться в сердце этой женщины такая грубость и глубокое чувство, разврат и самоотверженность? Может ли Сара быть Десдихадой?" - Так думал наш герой, входя в квартиру. Хотя он и сказал ей с презрением: "какое ей дело до него", но тем не менее он не переставал думать о ней. Какое-то предчувствие подсказывало Веделю, что эта женщина будет иметь громадное значение в его жизни. Ему казалось, что какое-то проклятие тяготеет над ней и заставляет ее вести такую позорную жизнь, хотя ее сердце и полно глубоких чувств.
В следующие два дня Дотис был крепко обложен императорскими войсками. Штурмовать сильную крепость, защищенную множеством храбрых людей, и теперь даже очень нелегкое дело, а тогда и вовсе почти невозможное при несовершенных средствах для нападения. Искусство, с которым Вальдердорм произвел неожиданное нападение и занял самую слабую сторону крепости, очень облегчило штурм, но все-таки дело было очень опасно и кровопролитно.
Обстрел Дотиса продолжался беспрерывно два дня и две ночи, и очень странно, что на огонь императорских войск из крепости стали отвечать только на третий день. Вследствие роковой лени и беспечности, свойственной Востоку, паша не распорядился раньше установить и приготовить орудия, полученные незадолго до осады из крепости Пешта. Только уже после начала действий и опустошительной бомбардировки турки взялись за разум. Многочисленные пожары от бросаемых ядер сильно опустошили все части Дотиса. Турецкие орудия были расставлены очень поспешно и дурно, несмотря на близость неприятеля, их огонь производил незначительное действие. Наконец стали приготовляться к главному штурму в ночь на третий день.
Усердие осаждавших утроилось при известии, что император прибудет во время штурма и лично въедет в разрушенную и взятую крепость.
В последнюю ночь были отвезены назад батареи и защищавшие их габионы и фашины. Чтобы обезопасить эту работу, Оедо с его шайкой было приказано перебраться при наступлении ночи через вал и произвести ложный приступ.
Это приказал сам Вальдердорм, но, зная хищнические инстинкты шайки и громадные богатства паши, он запретил Оедо и его товарищам под страхом виселицы и колесования входить в город прежде взятия цитадели.
Настало утро. Барабаны ударили приступ. "Император здесь!" и "Аллах" - раздались военные крики. Императорские фланговые отряды ударили с двух сторон на город, а центр, прикрытый огнем батареи, оставался неподвижен. Ужасная свалка происходила у брешей, дрались один на один. После неимоверных усилий императорские войска были отброшены. К одиннадцати часам потребовались резервы, и спешенные рыцари пошли на турок. Полуденное солнце жгло невыносимо. В это время торжествующие крики христиан возвестили полную победу в обеих частях города. Тогда бросились вперед Вальдердорм и Зиппен.
- Харстенс, - закричал первый, - мы снова увидимся в крепости! Наступайте и вы, когда мы перейдем брешь!
Оба отправились во главе своих отрядов. С барабанным боем и криками "ура!" перешли они ров и достигли бреши. Они не встретили сопротивления и исчезли за остатками стены. Главное ядро войска до штурма цитадели оставалось неподвижно, как стена. Харстенс стоял со знаменем, около него были Юмниц, Леопольд и Десдихада. Когда Вальдердорм и Зиппен уехали, старуха обратилась к Харстенсу.
- Господин Харстенс, - начала она очень серьезно, - не торопитесь, не бросайтесь к бреши, пока над цитаделью развевается синее знамя. Вам никогда не удастся поставить на его место императорский орел.
- Что означает развевающееся там синее знамя?
- Вы скоро увидите это сами!
- Хорошо, я посмотрю, но оставаться здесь более не могу.
Через минуту в обеих частях города раздался воинственный крик, еще громче и ужаснее прежнего.
- Я не могу не броситься на турок, мошенники уже там. Неужели сволочь будет иметь преимущество перед знаменем Вальдердорма?
- Копья на плечи! Сомкнись! Вперед!
С криками "Вальдердорм!" бросились они к бреши через ров. Начальник первого отряда Николас Плате первым пробрался к пролому по крутому обрыву.
Туча пуль и татарских стрел полетела с цитадели на нападающих. Простреленный в голову Плате скатился назад с обрыва.
- Стой, стой! - кричала Десдихада и указывала наверх. - Ждите! Там развевается синее знамя!
Действительно, на башне высоко развевалось синее знамя паши.
- Вперед, кто из вас не продажная собака! - гремел Харстенс. - Император, император!
- Ради Бога, не следуйте за ним! - старуха схватила Леопольда за копье, а Гарапон заслонил ему дорогу. Юмниц же с прапорщиком уже стояли за брешью.
Леопольд с яростью хотел вырваться. В это время последовала ужаснейшая картина. Небо и земля задрожали. Снопы огня поднялись к небу и разрушили все окружающее.
Паша Аль-Мулюк, после падения Дотиса, с гарнизоном и цитаделью взорвал себя.
Как от урагана упал Леопольд. Десдихада с Гарапоном и остальные солдаты также не удержались на ногах. Через несколько минут все утихло. Старуха встала первая и подошла к Леопольду.
- Вы ранены?
- Нет, нет! Оглушен!
- Вот теперь время, если вы хотите утвердить знамя на крепости, - прошептала она ему на ухо. - Следуйте за мной!
Копье было потеряно. Леопольд вынул шпагу и обернулся назад. "Вперед, кто цел из вас! Знамя, знамя Вальдердорма!" - он бросился с Десдихадой к бреши, около ста храбрецов следовало за ним. Весь разбитый, лежал храбрый Харстенс со знаменем в руках, в десяти шагах от него лежал Юмниц.
- Берите знамя! Вперед, я знаю дорогу!
Ведель со знаменем в руке прошел через брешь, а потом через разбитые ворота цитадели среди ужаса и опустошения, голова у него кружилась. Но старуха, как кошка, указывала ему дорогу. Вверх, от одной дымящейся кучи мусора до другой, по площадке стены, потом по изломанной и колеблющейся лестнице к самым зубцам башни, от которой осталось всего только две стены, отважно взбиралась она, ведя за собой Леопольда и еще нескольких храбрецов. Наконец, они стояли наверху, среди уничтожения и смерти. Палящее солнце, его мать, смотрело на него! Юноша понял всю торжественность и значение этой минуты и поднял знамя:
- Да здравствует император! Вальдердорм, сюда!
В это время взобрались и остальные солдаты и радостно приветствовали своего молодого начальника. Тогда все пробудилось от ужаса, над Дотисом развевалось императорское знамя, знамя полка, повсюду знаменитого победами - раздались крики победы, и все устремились в цитадель.
Вальдердорм с несколькими храбрецами бросился из Тавароса к взятой башне.
- Туда к нему, друзья! Сменим храбрецов при знамени! Мой знаменосец взял крепость, я хочу обнять его! Потом воздадим ему самую высокую почесть!
Но нужно было время, чтобы пробраться через развалины и сменить Леопольда. Между тем, юноша на значительной высоте, со знаменем в правой руке, а левой держась за стену, был близок к обмороку; Десдихада поддерживала его. Когда сменили его, он вынужден был взять с собой двух солдат, которые помогали ему спускаться по колеблющейся лестнице. В ушах Веделя все еще раздавались раскаты и шум взрыва, а голова его была полна воспоминаниями самых отвратительных картин. Без помощи солдат он непременно упал бы в бездну от сильного кружения головы. Когда они достигли вышеупомянутой площадки, Десдихада послала сопровождавших его солдат на двор донести начальнику, что юнкер Ведель водрузил знамя на башне, а Харстенс убит и лежит вместе с Юмницем у бреши.
Леопольд сел на камни среди дыма и пожара, мертвых и раненых. Он пришел в себя и осмотрелся кругом. С ним была только одна Десдихада.