- Да, - сказал Охотник За Скальпами, подавляя вздох.
- О! Простите меня, - сказала молодая девушка, протягивая ему руку.
- Милое дитя, за что мне сердиться, разве не естественно, что ваше сердце стремится к отцу?
Полковник смотрел на обоих с большим удивлением.
- Вот что я придумал, - продолжал старик. - Сеньор Мелендес будет просить у генерала Санта-Анны полномочия отправиться парламентером к противникам. Он увидится с отцом доньи Кармелы и, успокоив его на ее счет, скажет, что если тот желает получить свое дитя, то я сам отведу ее к нему.
- Но, - воскликнула молодая девушка с живостью, - это невозможно!
- Отчего же?
- Разве вы - не враг моего отца?
- Я был врагом охотника, мое дитя, но никогда не был врагом вашего отца.
- Сеньор, - сказал полковник, подходя к старику, - извините меня. До сих пор я не знал вас, но теперь вижу, что вы- великодушный человек.
- Нет, - ответил тот, - я - отец, потерявший дочь и убаюкивающий себя приятным заблуждением. Но время не терпит, полковник, поезжайте, чтобы вернуться скорее.
- Вы правы, - ответил молодой человек, - до скорого свидания, Кармела.
И не дожидаясь ответа, он вышел.
Но, достигнув линии авангарда, полковник узнал, что приказано выступать, и, вынужденный повиноваться приказанию, должен был отложить визит к генералу до другого раза.
Глава XXVI
САН-ХАСИНТО
Новость, принесенная Белым Охотником За Скальпами, оказалась верной. Транкиль с товарищами, обогнув мексиканские линии с ловкостью, которой отличаются индейцы, соединились с арьергардом техасской армии, которым командовал Ягуар.
К несчастью, они застали только Джона Дэвиса, сообщившего им, что Ягуар отправился к генералу Хьюстону с важным донесением.
Американец не решился рассказать Транкилю о его дочери, поскольку при этом должен был бы упомянуть и о сделке, предложенной главарем бандитов. Он не счел себя вправе разглашать важную тайну, не принадлежащую ему. Таким образом канадец, не зная, что произошло, не подозревал о том, что его дочь находится достаточно близко. К тому же время для расспросов было неудобным: поход начался, а во время отступления офицеры, командующие арьергардом, слишком заняты, чтобы разговаривать.
С заходом солнца Ягуар присоединился к своему отряду. Он был в восторге от прибытия команчей, однако успел лишь крепко пожать руку Транкилю. Ему было приказано идти форсированным маршем, и враг уже был рядом - времени на разговоры со старым приятелем у него не оставалось.
Генерал Хьюстон тщательно рассчитал свое передвижение: он заманивал врага по своим следам, постоянно избегая битвы.
Мексиканцы, опьяненные первыми успехами, сгорая от желания подавить то, что они считали беспорядками, не нуждались в поощрении для преследования своих неуловимых врагов.
Отступление и преследование продолжались еще три дня. Затем техасцы вдруг внезапно перестроились и решительно двинулись навстречу мексиканцам.
Те, захваченные врасплох непредвиденным поворотом, остановились и с некоторым колебанием построились в боевом порядке.
Это было 21 апреля 1836 года, - день, навсегда занесенный в летописи истории Техаса.
Две армии оказались лицом к лицу на равнине у устья реки Сан-Хасинто.
Командующими обеих армий были президенты их республик: генералы Санта-Анна и Хьюстон.
Силы мексиканцев состояли из тысячи семисот хорошо вооруженных солдат, привыкших к войне.
Техасцы насчитывали семьсот восемьдесят три человека, в числе которых был шестьдесят один кавалерист.
Накануне генерал Хьюстон был вынужден выделить из своей небольшой армии отряд Ягуара, часть которого составляли команчи и охотники.
Вопреки ожиданиям Сандоваля, бандиты не захотели подчиниться условиям сделки, заключенной им с Ягуаром, но, спешим заметить, не из чувства патриотизма, а лишь потому, что на пути им попалась асиенда, и они рассчитывали, что она принесет богатую добычу. Не заботясь больше ни о чем, они закрылись в асиенде и отказались выйти, несмотря на просьбы и угрозы атамана. Последний, видя их твердое решение остаться, кончил тем, что присоединился к ним.
Ягуар получил поручение от генерала разобраться с этими опасными посетителями. Приказ не вызвал у молодого человека особой радости, так как он понимал, что это может помешать ему принять участие в сражении.
Генерал Хьюстон поручил полковнику Ламару, ставшему впоследствии президентом Техаса, командование шестьюдесятью кавалеристами, оставшимися в его распоряжении, и приготовился к битве, несмотря на численное неравенство сил.
Обе армии, от исхода сражения которых зависела участь страны, по числу людей не превышали один наш полк.
С восходом солнца началась жестокая битва.
Техасцы, построенные в каре, молчаливо приблизились к неприятелю на расстояние выстрела.
- Друзья! - вскричал генерал Хьюстон, вынимая саблю. -Друзья, вспомните Бежар!
Оглушительный залп был ему ответом, и через минуту техасцы бросились со штыками на сбившего строй врага.
Сражение длилось восемнадцать минут .
К концу сражения мексиканцы были опрокинуты и полностью разбиты.
Их знамена, их лагерь с оружием, обозом, провиантом и повозками - все, одним словом, перешло в руки победителя.
Принимая во внимание ограниченное число сражавшихся, мы можем сказать, что урон был огромный: шестьсот тридцать мексиканцев, в числе которых находились один генерал и четыре полковника, были убиты, двести восемьдесят три человека ранены и семьсот взяты в плен.
Не более шестидесяти человек, среди которых был Санта-Анна, спаслись.
Что касается техасцев, то, благодаря стремительности их атаки, среди них было только двое убитых и двадцать три раненых, из которых шесть - смертельно; потеря незначительная, доказывающая еще раз превосходство решительности над колебанием.
Техасцы ночевали на поле битвы.
Генерал Хьюстон, отправляя Ягуара против разбойников, напутствовал его словами: "Кончайте скорее с этими негодяями. Может быть, вы еще поспеете к сражению".
Этих слов было достаточно, чтобы у командира повстанцев выросли крылья, но, несмотря на быстроту перехода, ночь застала его в десяти милях от асиенды и заставила остановиться. Люди и лошади падали от усталости.
Утром, когда он собирался пуститься в путь, были получены известия о битве, происшедшей после его отъезда. Рыскавший в кустах Джон Дэвис нашел человека, лежавшего в высокой траве и дрожавшего, как в лихорадке.
Американец, решив, что это мексиканский шпион, приказал ему встать. Тогда этот человек бросился перед ним на колени и, целуя руки, умолял со слезами взять все находящееся при нем золото и драгоценности, но дать ему возможность бежать. Его просьбы и мольбы превратили подозрения американца в уверенность.
- Идемте, - сказал он резко своему пленнику и взвел курок, - перестаньте ныть и идите, иначе я прострелю вам голову.
Вид оружия подействовал на незнакомца должным образом: он весь съежился и, не пытаясь больше подкупить победителя, последовал за ним в лагерь.
- Какого черта вы там обнаружили? - резко спросил американца Ягуар.
- Честное слово, - ответил американец, - я сам не знаю. Я нашел этого малого в высокой траве, и мне кажется, что он - шпион.
- Ага! - сказал Ягуар со злой усмешкой. - Тогда его дело плохо. Прикажите его расстрелять.
Пленник задрожал, лицо его приобрело землистый оттенок.
- Минуту, кабальеро, - закричал он, с ужасом вырываясь из ухвативших его рук, - одну минуту, я - не тот, за кого вы меня принимаете.
- Ба-а! - сказал насмешливо Ягуар. - Вы мексиканец, этого достаточно.
- Я, - воскликнул пленник, - дон Антонио Лопес де Санта-Анна, президент мексиканской республики.
- Как! - вскричал Ягуар, с удивлением. - Вы - Санта-Анна?
- Увы, да, - жалобно ответил президент (это был действительно он).
- Что же, черт возьми, вы делали, спрятавшись в траве?
- Я хотел бежать.
- Значит, вы были разбиты?
- Увы! Моя армия уничтожена. О! Вашему генералу предназначена необыкновенная судьба, он имел честь победить Наполеона Запада .
От этой дерзкой претензии на величие, выраженной подобным человеком, присутствующие, несмотря на присущее каждому уважение к чужому горю, не могли удержаться от взрыва презрительного хохота.
Гордый мексиканец оставался совершенно нечувствительным к этому оскорблению; он был уверен, что теперь, когда его имя стало известно, его не расстреляют, остальное мало его занимало.
Действительно, с этой минуты ситуация изменилась. Ягуар написал Хьюстону обо всем происшедшем и отправил к нему пленника под конвоем двадцати кавалеристов под командой Джона Дэвиса, которому эта честь принадлежала по праву, так как он первым обнаружил беглеца.
- Как видно, - прошептал Ягуар, провожая глазами удалявшийся отряд и пленника, - счастье создано не для меня. Ничто мне не удается.