- Мистер Джон Дэвис, вы - человек, который твердо держит свое слово, и сердце у вас благородное! На этом мы покончим. Возвращайтесь к тому, кто вас послал, и скажите ему следующее: "Генерал дон Хосе-Мария Рубио ни в каком случае не согласен вступить с вами в переговоры. Он питает к вам личную ненависть и не желает видеть вас иначе, как с оружием в руках. И до того времени, пока вы не дадите ему того удовлетворения, которого он требует от вас, он не согласится рассуждать с вами о каких бы то ни было политических вопросах". Запомните хорошенько эти слова, сеньор, чтобы передать их слово в слово известному вам лицу.
- Я передам их слово в слово.
- Отлично! А теперь ступайте! Нам не о чем больше говорить. Полковник Мелендес, потрудитесь приказать подать лошадь этому господину и проводить его до аванпостов.
- Еще одно слово, генерал!
- Говорите!
- Как мне передать вам ответ этого лица?
- Лично, если вы не боитесь прийти сюда еще раз.
- Вы прекрасно знаете, генерал, что я ничего не боюсь! Я доставлю вам ответ.
- Рад буду получить его. Прощайте.
- Прощайте, - ответил американец, и поклонившись всем собравшимся, он ушел в сопровождении полковника.
- Вы играли в опасную игру, мистер Дэвис, - сказал ему последний после того, как они прошли несколько шагов, - генерал мог приказать повесить вас!
Американец пожал плечами.
- Он не посмел бы сделать этого, - ответил он пренебрежительно.
- О-о! А по какой причине, позвольте вас спросить?
- Какое вам до нее дело, полковник? Ведь я, кажется, на свободе, и этим все сказано.
- Действительно.
- Это должно быть для вас вполне достаточным доказательством того, что я не ошибаюсь.
Полковник привел американца к своей квартире и попросил его зайти на минуту, пока будут готовы лошади.
- Мистер Джон Дэвис, - сказал он, - потрудитесь выбрать из этого оружия, за качество которого я отвечаю, то, которое будет вам по вкусу.
- Зачем? - спросил тот.
- Caspita! Вы пойдете ночью, мало ли кто может вам встретиться! Мне кажется, что при таких обстоятельствах не мешает принять кое-какие меры предосторожности.
Оба собеседника обменялись взглядом - и поняли друг друга.
- Действительно! Вы правы, полковник, - сказал небрежным тоном американец. - Вы меня навели на хорошую мысль: дороги не безопасны. Если вы предоставляете мне право выбора, я возьму эти пистолеты, вот эту саблю и этот нож.
- Сделайте одолжение. Только не забудьте запастись порохом и пулями, без них огнестрельное оружие будет для вас бесполезным.
- В самом деле! Вы, полковник, обо всем помните! Вы просто милейший человек, - добавил он, заряжая пистолеты и ружье и наполняя пороховницу порохом, а сумку - пулями.
- Вы мне льстите, мистер Джон Дэвис; я в данном случае делаю только то, что и вы сделали бы на моем месте.
- Согласен! Но вы все делаете с такой любезностью, что мне просто неловко.
- Перестанем говорить друг другу комплименты. Вот и лошади поданы.
- Их две. Разве вы намерены проводить меня за границу аванпостов?
- О, лишь несколько шагов, если только мое общество не будет вам неприятным.
- Ах, полковник! Я всегда буду счастлив видеть вас своим спутником.
Разговор двух собеседников происходил в самом любезном тоне, в котором, однако, просвечивала тонкая и едкая насмешка. Оба они вышли из дому и сели на лошадей. Ночь была светлая и теплая. Тысячи звезд сияли на небе, отчего оно казалось как будто усеянным бриллиантами, луна спокойно плыла по небосклону, разливая повсюду свой бледный, фантастический свет. Таинственный вечерний ветерок наклонял ветвистые вершины деревьев и покрывал мелкой рябью серебристые воды реки, волны которой в любовной неге замирали у ее берегов.
Оба всадника ехали рядом. Часовые по молчаливому знаку полковника пропускали их беспрепятственно. Вскоре они спустились с холма, миновали передовые посты и очутились в открытом поле. Каждый из них, погруженный в свои мысли, с отрадным чувством отдавался ощущениям безмятежной ясности и покоя, разлитых в природе, и, казалось, совсем забыл, что он не один. Так ехали они на протяжении часа и наконец приблизились к перекрестку двух дорог, образовавших нечто вроде ущелья, в центре которого поднимался крест, словно зловещий предвестник гибели. Крест был поставлен в память о каком-то убийстве, совершенном некогда в этом пустынном месте.
Точно сговорившись, обе лошади офицеров разом стали, вытянули шеи, заложили уши назад и зафыркали. Оторванные так неожиданно от своих грез и возвращенные к действительности, оба всадника выпрямились и оглянулись. Ни малейший звук не нарушал ночной тишины. Окрестность была пустынна и безмолвна, как в первые дни сотворения мира.
- Вам угодно дать мне возможность еще некоторое время пользоваться вашим приятным обществом? - спросил американец полковника.
- Нет, - ответил коротко молодой человек, - я здесь остановлюсь.
- А-а! - разочарованно протянул Джон Дэвис. - Так мы здесь расстанемся?
- О нет! - ответил полковник. - Еще нет!
- Но в таком случае, несмотря на то величайшее удовольствие, которое я испытываю в вашем очаровательном обществе, я вынужден отказаться от него и ехать дальше.
- О, будьте так добры, уделите мне несколько минут, мистер Дэвис, - возразил полковник с ударением на каждом слове.
- Несколько минут… согласен, но не больше! Не правда ли? Так как мне предстоит долгий путь, то, несмотря на удовольствие, которое доставляет мне беседа с вами…
- От вас одного будет зависеть, сколько времени нам оставаться вместе.
- Это в высшей степени любезно с вашей стороны!
- Мистер Джон Дэвис, - произнес полковник, повысив голос, - помните ли вы о нашем последнем разговоре друг с другом?
- Дорогой полковник, вы достаточно знакомы со мной, чтобы знать, что я забываю только те вещи, которых не должен помнить.
- И это должно означать…
- Что я прекрасно помню разговор, о котором вы сейчас упомянули.
- Тем лучше! Ваша замечательная память снимает с меня часть труда, и мы легко поймем друг друга.
- Я тоже так полагаю.
- Не находите ли вы, что это место вполне соответствует нашей цели?
- Я нахожу его превосходным, дорогой полковник!
- В таком случае, если вы согласны, сойдем с лошадей.
- Я к вашим услугам. Для меня нет ничего ненавистнее, чем продолжительные разговоры верхом на лошади.
Всадники соскочили с лошадей и привязали их к дереву.
- Вы берете ваше ружье? - заметил американец полковнику.
- Да, - ответил тот. - Вам это не нравится?
- Нисколько! Так это будет нечто вроде охоты?
- Господи Боже мой! Конечно! Только на этот раз дичью будет человек.
- Интерес охоты от этого только усилится, - заметил американец.
- Вы - прекраснейший компаньон, смею вас уверить, мистер Джон Дэвис!
- Что же делать, полковник. Я не умею ни в чем отказать моим друзьям.
- Где же мы встанем?
- Всецело предоставляю вам право выбрать место.
- Взгляните: по обеим сторонам дороги растут кусты, словно нарочно для нас посаженные!
- Да, это действительно странно. Так станем друг против друга в кустах и после счета десять - выстрелим.
- Отлично! Но если мы промахнемся?.. Я знаю, что мы отличные стрелки и это почти невозможно, но… все же это может случиться.
- Тогда ничего нет проще: мы возьмемся за сабли и будем биться.
- Прекрасно! И еще одно слово: один из нас должен пасть, не так ли?
- Разумеется, а иначе к чему же был бы этот поединок?
- Совершенно справедливо. Только позвольте еще одно…
- Что именно?
- Тот, кто останется жив, должен бросить мертвого в реку.
- Гм! Так вам очень хочется, чтобы я исчез с лица земли.
- Карай! Вы понимаете меня.
- Это правда. Согласен и на это!
- Благодарю вас!
Собеседники поклонились друг другу и разошлись в противоположные стороны, чтобы, согласно уговору, скрыться в кустах. Через несколько секунд грянули два выстрела, и эхо от них разнеслось далеко по реке Рио-Тринидад.
После выстрелов оба противника с обнаженными саблями бросились друг на друга, и между ними разгорелся поединок не на жизнь, а на смерть. Оба врага, не произнося ни слова, яростно бились в глубине ущелья; силы их были почти равны, а потому они бились долго, и нельзя было предвидеть, кто кого победит. Бой продолжался бы еще дольше, если бы не явилась неожиданная помеха в виде небольшой группы людей, показавшейся неожиданно на развилке дорог. Люди эти прицелились из ружей в сражающихся и приказали им немедленно сложить оружие.
Противники опустили сабли, и, отступив шаг назад, замерли в ожидании.
- Стойте, - крикнул человек, бывший, по-видимому, главным среди вновь прибывших. - А вы, Джон Дэвис, садитесь на лошадь и уезжайте!
- По какому праву отдаете вы мне это приказание? - воскликнул американец гневно.
- По праву сильного! - ответил главный. - Уезжайте, если вы не хотите, чтобы с вами случилось несчастье!
Джон Дэвис огляделся. Действительно, оказалось, что всякое сопротивление с его стороны было бы бесполезно. Да и что бы мог сделать он один, вооруженный саблей, с двадцатью хорошо вооруженными людьми?
Пробормотав проклятие, американец сел на лошадь. Но затем, вдруг опомнившись, он воскликнул:
- Кто вы такой - вы, который осмеливается приказывать мне?
- Вам угодно знать это?
- Да!
- Я - человек, которому вы и полковник Мелендес нанесли кровную обиду: я - отец Антонио.