Чтобы успокоить ее, я намеренно сделал вид, что смягчился.
- Хорошо. Тогда помоги мне выяснить судьбу твоей госпожи.
Она наклонилась вперед:
- От меня было бы больше помощи, если бы ты взял меня с собой.
- Мне не нужна старая служанка.
- Ну тогда забери меня отсюда и продай! Но лучше оставь меня у себя. Посмотри на себя, господин! Ты так же стар, как и я. Тебе давным-давно пора уже оставить дела, жить где-нибудь в деревне. А там я тебе пригожусь.
Вот уж чего мне точно не надо, так это, уйдя на покой, тащить за собой чей-то брошенный за ненадобностью хлам! И все же… на закате лошади куда охотнее бегут туда, где их ждет сено, а не хлыст. Я притворился, что размышляю над ее словами.
- Я не могу позволить себе лишнего раба.
- Да в гарнизоне будут только рады избавиться от меня! Им осточертели мои вечные жалобы!
Я рассмеялся:
- Хорошенькая рекомендация!
- И к тому же я слишком много ем! Но зато я умею готовить. И получше, чем твой нынешний слуга, судя по тому, какой ты тощий!
Я покачал головой, сильно подозревая, что в этом она права.
- Послушай, лучше постарайся доказать, что у тебя хорошая память, и тогда я подумаю над твоим предложением, обещаю. Ну как - согласна?
Она выпрямилась.
- Я могу быть очень тебе полезна.
- Так ты ответишь на мои вопросы?
- Постараюсь, господин.
Я тяжело вздохнул, нисколько не сомневаясь, почему ей так хочется, чтобы я ее купил. Любой раб обожает чваниться тем высоким положением, которое занимает его хозяин.
- Что ж, ладно. Давай вернемся к тому, на чем мы остановились. Итак, это был брак по любви?
На этот раз она ответила не сразу. Заметно было, что она обдумывает мои слова.
- Это был брак из тех, что приняты в высшем обществе. Любовь там играет не самую главную роль, ты согласен, господин?
- Насколько я знаю, особого приданого у невесты не было.
- Это был не тот случай, когда мужчина женится на деньгах. Наоборот.
- Марку была нужна хорошая должность?
- Ему нужно было, чтобы его слегка подтолкнули.
- А отцу Валерии были нужны деньги?
- Быть сенатором - дорогое удовольствие. Привлекать на свою сторону нужных людей, добиваться нужных тебе решений - для всего этого требуются деньги.
- Ты так хорошо в этом разбираешься?
На губах ее мелькнула тонкая улыбка.
- Я прожила с сенатором Валенсом куда дольше, чем его собственная жена.
- И стала служанкой Валерии.
- Я научила ее всему, эту девочку. Я ведь уже говорила.
Самодовольство этой рабыни начинало изрядно действовать мне на нервы. Готов поспорить на что угодно, что ей случалось в свое время согревать сенаторскую постель, и воспоминание об этом до сих пор приятно тешит ее гордость. Ну еще бы - спать с самим сенатором! Христианка! Это их бог делает их столь бесстыдными и дерзкими. А безмятежное спокойствие, в котором они пребывают, способно свести с ума!
- Ты проводила с ней весь день. - Я попробовал зайти с другой стороны. - Была ли она влюблена в него или нет?
- Моя госпожа едва знала Марка. Они и виделись-то всего один раз.
- И какое он произвел на нее впечатление?
- Ну, он был хорош собой. Но чересчур стар для нее, так она сказала. Ему - тридцать пять, ей - девятнадцать.
- И тем не менее она не возражала против этого брака?
- Наоборот - была очень довольна, что выходит замуж. Наряжалась для Марка, кокетничала с ним и всячески демонстрировала отцу, что готова повиноваться ему во всем. Брак устраивал их обоих - деньги Марка спасали сенатора от долговой тюрьмы, а Валерия получала возможность уехать из Рима. Этот брак льстил ее отцу, а ей давал шанс избавиться наконец от опеки матери и стать самостоятельной. Как все молодые девушки, Валерия вбила себе в голову, что как только она приберет его к рукам, муж станет выполнять все ее прихоти.
Ну конечно. Женщины почему-то считают, что брак - это конец всем заботам. А потом вдруг выясняется, что это только начало.
- А почему свадьба должна была состояться не в Риме?
- Должность, которой так добивался Марк, в тот момент была вакантной. Правда, ее тогда занимал старший трибун Гальба Брассидиас, но временно. В армии хотели, чтобы вопрос с командиром конницы был наконец решен окончательно, а сенатору Валенсу не терпелось получить деньги, которые Марк посулил, если тот отдаст ему свою дочь. Итак, обещанные деньги были выплачены, приказ о назначении получен, и тогда Марк, не желая дожидаться окончания приготовлений к свадьбе, заторопился. Ему посоветовали не медлить и сразу двинуться в путь, чтобы поскорее явиться в крепость и занять обещанный ему пост. Ради этого он рискнул даже отправиться в дорогу среди зимы. Его отсутствие вызвало толки. Валерия последовала за ним в марте, едва дождавшись первого корабля из Остии. Но даже в это время путешествие оказалось тяжелым. Нам пришлось три раза бросать якорь у берегов Италии, прежде чем корабль добрался наконец до Галлии. К тому времени мы все были едва живы.
Я сочувственно покивал - сам я любил море ничуть не больше ее.
- И потом вы двинулись через Галлию на север.
- Это было ужасно! Отвратительные постоялые дворы, отвратительная еда, а уж об обществе лучше вообще не вспоминать! Переправляться через реку было еще ничего, а вот трястись в повозке, запряженной мулами, оказалось адовой мукой. Я все удивлялась, что с каждым днем становится холоднее. А потом мы добрались наконец до Британского океана, и вот там-то мы и узнали на своей шкуре, что такое, когда море то уходит от берегов, то возвращается снова.
- Прилив и отлив, - кивнул я.
- Никогда в жизни ничего подобного не видела.
- Знаю. Цезарь тоже был потрясен этим явлением, когда первый раз высадился в Британии. - Господи, удивился я, с какой стати я читаю лекцию по истории, да еще какой-то рабыне?! Если честно, я и сам этого не знал.
- Нисколько не удивляюсь.
Недовольный собой, я резко вернул ее назад к разговору:
- Итак, вы переправились через Канал…
- Да. К сожалению, мы опоздали на военный корабль, так что пришлось договариваться с торговым судном. Капитан, увидев на горизонте белые меловые скалы Дубриса, принялся махать руками как сумасшедший, видимо, чтобы произвести впечатление на сенаторскую дочь, но нам всем было уже все равно.
- А потом по реке Тамезис поднялись до Лондиниума?
- Да. И все было более или менее нормально, как ты сам можешь судить. Если не считать ее поездок верхом.
- Ее - что?
- Когда мы еще ехали через Галлию, Валерия объявила, что устала трястись в повозке, велела оседлать для себя лошадь и рысью поехала впереди, в дамском седле, естественно. Ну конечно, не одна, а с телохранителем. Его звали Кассий.
- Какой-нибудь старый солдат?
- Лучше. Бывший гладиатор.
- И тебе это не нравилось?
- Нет, Валерия была не настолько глупа, чтобы пытаться хоть ненадолго ускользнуть из виду. Но не дело, когда римская патрицианка носится верхом, словно какая-то простоволосая кельтская шлюха! А ведь я ей говорила! Но Валерия с детства была упрямой как осленок. Я предупреждала, что эти поездки не доведут ее до добра - мол, от них женщины становятся бесплодными, а жену, неспособную дать мужу детей, с позором отсылают назад, к семье. Но она только смеялась. Я твердила, что она может упасть с лошади и покалечиться, а она презрительно фыркала. Говорила, что, дескать, ее нареченный будет командовать конным полком и ему будет лестно иметь жену, умеющую скакать галопом. Я едва в обморок не хлопнулась, когда услышала такое.
Я попытался представить себе эту упрямую и отчаянную молодую женщину. Какой она была? Вульгарной? Мужеподобной? Или же просто сорвиголовой?
- И она научилась?
- Да, еще в поместье отца. Его снисходительность к дочери, пока она была ребенком, могла сравниться только с его же строгостью после появления у нее первых менструаций. А я так вовсе глаз с нее не спускала. И что? Она бы и тогда продолжала фехтовать деревянным мечом, да только ее собственный брат отказался участвовать в этих дурацких играх.
- Стало быть, у нее не было обыкновения делать, как ей велят? Она не любила подчиняться?
- Она имела обыкновение поступать, как ей подсказывает сердце.
Интересный довод - особенно для Рима.
- Я пытаюсь понять, что же тут произошло, - объяснил я. - Что за предательство тут случилось.
Она расхохоталась:
- Предательство?
- Я имею в виду нападение на Адрианов вал.
- Я бы не назвала это предательством.
- И как бы ты это назвала?
- Я назвала бы это любовью.
- Любовь?! Но ведь ты сама сказала…
- Ты меня не понял. Все началось еще тогда, в Лондиниуме…