У Хорнблауэра оставались и семейные дела: Марии совсем скоро рожать.
Резкий западный ветер свистел в такелаже. Порывистый, отметил про себя Хорнблауэр, выходя на палубу. Если ветер не стихнет, барками нелегко будет управлять. Хорнблауэр спустился в гичку.
- К Детфордскому пирсу, - приказал он рулевому и поплотнее закутался в плащ - после жаркой от свечей, ламп и множества людей каюты ему стало холодно. Он прошел по пирсу и постучался в гостиницу. Окошко рядом с дверью слегка светилось, в его комнате наверху тоже горел свет. Дверь открыла хозяйка.
- А, это вы, сэр. Я думала, повитуха. Я только что послала Дэви за ней. Ваша супруга…
- Дайте пройти, - сказал Хорнблауэр.
Мария в халате ходила по комнате. Горели две свечи, и тени от балдахина над кроватью зловеще двигались по стене. Хорнблауэр вошел.
- Милый! - воскликнула Мария. Хорнблауэр обнял ее.
- С тобой все в порядке, дорогая? - спросил он.
- Да, н-надеюсь.. Это только что началось, - сказала Мария.
Они поцеловались.
- Милый, - сказала Мария, - какой ты добрый, что пришел. Я… я так хотела видеть тебя, пока… пока не пришло время.
- Доброта тут не при чем, - ответил Хорнблауэр. - Я пришел просто потому, что хотел придти. Я хотел тебя видеть.
- Но ты так занят. Ведь процессия сегодня?
- Да, - сказал Хорнблауэр.
- И сегодня же родится наш ребенок. Девочка, дорогой? Или еще один мальчик?
- Скоро узнаем, - сказал Хорнблауэр. Он знал, кого хочет Мария. - Кто бы это не был, мы будем любить ее - или его.
- Будем, - сказала Мария.
Это слово она выговорила с заметным усилием, лицо ее напряглось.
- Как ты, дорогая? - озабоченно спросил Хорнблауэр.
- Всего лишь схватка. - Мария улыбнулась, но Хорнблауэр отлично знал, что улыбка ее вымученная. - Пока они еще идут редко.
- Как бы я хотел тебе помочь! - сказал Хорнблауэр, повторяя то, что говорили до него бесчисленные миллионы отцов.
- Ты помог мне уже тем, что пришел, милый, - ответила Мария.
В дверь постучали, и вошла хозяйка с повитухой.
- Ну, ну, - сказала повитуха. - Значит, началось? Хорнблауэр внимательно оглядел ее. Она была не особенно опрятна, но по крайней мере трезва, и щербатая улыбка казалась доброй.
- Мне надо осмотреть вас, мэм, - сказала повитуха и нрибавила: - Джентльмену придется выйти.
Мария взглянула на мужа, изо всех сил стараясь держаться бодро.
-Мы скоро увидимся, - сказал Хорнблауэр с таким же усилием.
Он вышел из спальни, и хозяйка тут же принялась хлопотать.
- Может выпьете бренди, сэр? Или стаканчик рому, горяченького?
- Нет, спасибо.
- Молодой джентльмен спит. С ним одна из служанок, - объяснила хозяйка. - Он не плакал, совсем не плакал, когда мы сносили его вниз. Такой хорошенький мальчуган, сэр.
- Да, - кивнул Хорнблауэр. Вспомнив о сыне, он улыбнулся.
- Вам лучше пройти в гостиную, сэр, - сказала хозяйка. - Огонь в очаге еще не погас.
- Спасибо, - ответил Хорнблауэр и взглянул на часы.
- Господи, как время бежит.
- С вашей супругой все будет хорошо, - сказала хозяйка с материнской нежностью. - Ручаюсь, это будет мальчик. Я сразу определила - по форме живота.
- Может быть, вы правы, - ответил Хорнблауэр и опять взглянул на часы. Пора одеваться.
- Теперь я вот о чем попрошу вас, - сказал он и замолчал, пытаясь отвлечься от мыслей о Марии и от одолевшей его усталости. Потом начал, загибая пальцы, перечислять, что нужно принести из спальни. Черные бриджи и чулки, эполет, парадную треуголку, шпагу и траурную повязку.
- Я все принесу, сэр. Можете переодеться здесь - в такое время никто вас не побеспокоит.
Она ушла и вернулась с охапкой одежды.
- Надо же, совсем вылетело из головы, что сегодня похороны, сэр, - сказал она. - Всю прошлую неделю только о них и говорили. Вот ваши вещи, сэр.
Она внимательно посмотрела на Хорнблауэра.
- Вам стоит побриться, сэр, - продолжала она. - Если ваша бритва на корабле, можете взять у моего мужа.
Кажется, стоит только упомянуть о детях, в каждой женщине просыпается мать.
- Очень хорошо, - сказал Хорнблауэр. Он переоделся и снова поглядел на часы.
- Мне пора уходить, - сказал он. - Не могли бы вы узнать, можно мне зайти к жене?
- Я и так вам скажу, что нельзя, - ответила хозяйка.
- Вы бы только слышали…
Видимо, чувства Хорнблауэра ясно отразились на его лице, потому что хозяйка поспешно добавила:
- Через час все кончится, сэр. Не могли бы вы подождать?
- Подождать? - повторил Хорнблауэр, снова глядя на часы. - Нет, не могу. Я должен идти.
Хозяйка от свечи на камине зажгла его фонарь.
- Боже милостивый, - сказала она. - Вы прямо как картинка. Но на улице холодно.
Она застегнула верхнюю пуговицу его плаща.
- Не хватало вам простудиться. Ну вот. Главное, не волнуйтесь.
Хороший совет, думал Хорнблауэр, шагая вниз к реке, но самому лучшему совету иногда нелегко последовать. Он увидел свет на шлюпке у причала и какое-то шевеление в ней. Видимо, команда гички поручила кому-то одному поджидать капитана, остальные же примостились вздремнуть, где придется. Им, конечно, тесно и неудобно, но все равно лучше, чем ему. Хорнблауэр, дай ему такую возможность, заснул бы на ватерштаге "Атропы". Он шагнул в гичку.
- Вниз по реке, - приказал он рулевому. На Гринвичской набережной было совершенно темно, январский рассвет еще не думал начинаться. Устойчивый ветер дул с запада. Днем он, вероятно, усилится. На набережной Хорнблауэра остановил громкий окрик.
- Свой, - сказал Хорнблауэр, распахивая плащ, чтоб фонарь осветил его мундир.
- Приблизьтесь и назовите пароль!
- Вечная память, - сказал Хорнблауэр. Он сам выбрал этот пароль - одна из тысячи мелочей, которые надо было предусмотреть вчера.
- Проходите. Все в порядке, - сказал часовой. Это был ополченец - на время, пока тело лежит в Гринвиче, пришлось повсюду расставить часовых, чтоб публика не забредала, куда не положено. Госпиталь был освещен, и оттуда уже слышался шум.
- Губернатор одевается, сэр, - сказал одноногий лейтенант. - Мы ждем, что официальные лица начнут прибывать в восемь.
- Да, - сказал Хорнблауэр. - Я знаю. Он сам составил расписание. Государственные сановники и высшие флотские офицеры прибудут по дороге из Лондона, чтобы сопровождать тело по воде. А вот и само тело, в гробу, помост, на котором стоит гроб, укрыт флагами, трофеями и геральдическими значками. А вот и губернатор, хромающий от ревматизма, его лысина сияет в свете ламп. - Доброе утро, Хорнблауэр.
- Доброе утро, сэр.
- Все готово?
- Да, сэр. Но ветер с запада, и свежий. Он будет сдерживать нас.
- Боюсь, что так.
- Он, конечно, замедлит продвижение процессии, сэр.
- Конечно.
- Раз так, сэр, вы бы премного меня обязали, проследив по возможности, чтоб плакальщики отправились вовремя. Задерживаться нельзя никак.
- Постараюсь, Хорнблауэр. Но я не могу торопить Адмирала Флота. Я не могу торопить лорда Сент-Винсента. Я не могу торопить лорд-мэра - ни даже его представителя.
- Понимаю, это будет очень трудно, сэр.
- Я постараюсь, Хорнблауэр. Но все равно они должны будут позавтракать.
Губернатор указал на соседнюю комнату, где матросы с траурными повязками накрывали на стол под присмотром одноногого лейтенанта. На буфете уже стояли пироги, ветчина, запеченное мясо, на ослепительно белой скатерти - серебряные приборы. На маленьком буфете надежный унтер-офицер расставлял графины и бутылки.
- Хотите подкрепиться? - спросил губернатор. Хорнблауэр взглянул на часы - это уже вошло у него в привычку.
- Спасибо, сэр. У меня есть три минуты. Приятно было поесть, тем более, что он на это совсем не рассчитывал. Приятно было проглотить несколько кусочков ветчины, которые иначе отправились бы в желудок адмирала Паркера. На глазах у изумленного унтер-офицера Хорнблауэр запил ветчину стаканом воды.
- Спасибо, сэр, - сказал он губернатору, - теперь мне пора идти.
- До свиданья, Хорнблауэр. Удачи вам.
На набережной уже начинало светать - достаточно, чтоб, по определению Магомета, отличить черную нитку от белой. Река кишела разнообразными мелкими судами. Ветер Доносил плеск весел и отрывистые морские команды. Вот шлюпка с "Атропы", на корме ее Смайли и Хоррокс, здесь жe дежурные шлюпки. Прибыл еще один отряд матросов.
Начинался горячий денек. Да, горячий. Надо было распределить команду по тридцати восьми шлюпкам, расставить их по порядку, растянув на целую милю. Нашлись дураки, неправильно понявщие приказы, и дураки, вовсе их не понявшие. Хорнблауэр носился на гичке туда-сюда, поминутно вынимая часы, в довершение ко всему, торговцы грогом уже шныряли в своих лодчонках между шлюпками и, очевидно, заключили из-под полы не одну сделку - то там, то сям Хорнблауэр замечал красные носы и дурацкие усмешки. Хоррокс, на погребальной барке, не рассчитал, подходя к причалу - неуклюжее судно, подгоняемое ветром и течением, с громким треском врезалось правой раковиной в причал. Хорнблауэр открыл было рот чтоб выругаться, но сдержался. Если орать по всякому поводу, скоро потеряешь голос. Достаточно было метнуть на несчастного Хоррокса гневный взгляд. Здоровенный детина сник под этим взглядом и тут же принялся орать на гребцов.