Индийская конница с громкими криками покидала расположение главных сил. Не было никакого смысла пытаться атаковать по болоту, ставшему из-за увязших колесниц и множества трупов почти непроходимым, и командующий приказал обойти противника. Такой ход событий Ромула не тревожил. Защитные рвы не позволили бы нанести Забытому легиону удар с фланга. К тому же легковооруженные всадники вряд ли смогут прорваться через когорты, стоявшие во втором эшелоне. Именно на этот случай им было оставлено не менее тысячи длинных копий.
Ромул переминался с ноги на ногу. Он верил в солдат, стоявших у него за спиной, ну а их жизнь зависела от него и Бренна. Возможно, если они уцелеют, их положение беглых рабов уже не будет вызывать такой ненависти у прочих легионеров. Но Ромул сомневался в этом. Похоже было, что для граждан и просто свободных подданных Римской республики рабство ставило на человеке несмываемое клеймо. Новое знание оставляло во рту юноши жестокую оскомину. Он-то стремился, чтобы его считали тем, кто он есть, - хорошим солдатом.
Махауты, орудуя своими жезлами, заставляли слонов маневрировать между увязшими колесницами, на которых лежали трупы. Препятствия замедляли продвижение животных и заставляли их сбиваться вместе. И потому они, при своих размерах, представляли собой прекрасные мишени.
- Пускай! - прогремел оптион, командовавший баллистами.
Новая порция камней взвилась в воздух и обрушилась на головы и спины слонов. Некоторые из воинов, ехавших верхом на животных, свалились наземь. Снаряды не могли нанести слонам серьезных ран, но обстрел дал больше - многие животные испугались, начали метаться, а потом, не обращая внимания на выбивавшихся из сил махаутов, повернулись и ударились в паническое бегство, топча без разбора попадавшихся им под ноги воинов.
Два слона столкнулись и принялись драться, нанося друг дружке раны бивнями со смертоносными железными остриями. Баллисты снова выстрелили; одному животному камень попал в глаз, и оно тоже кинулось бежать, трубя от боли. Но остальные, по-видимому лучше обученные, продолжали двигаться вперед.
В конце концов индийские пехотинцы подошли настолько близко, что римляне получили возможность как следует разглядеть их. Головы многих прикрывали тюрбаны, а одеты воины были кто во что: большинство в одних набедренных повязках, лишь на некоторых были толстые кожаные куртки и даже кольчуги. Одни несли круглые щиты, а другие - продолговатые; похоже, все щиты были сделаны из шкур. Ромул разглядел и полукруглые щиты, похожие на те, которыми пользовались скифы, и даже треугольные со скругленными углами. Вооружение пехотинцев составляли копья, длинные и короткие мечи, топоры и ножи. Некоторые воины шли с трезубцами, подобно гладиаторам-ретиариям. Некоторого оружия Ромул никогда прежде не видел - сдвоенные клинки листовидной формы с короткой рукоятью посередине и длинные толстые палки, обвитые железными полосами.
Но никто не вселял в сердце Ромула такого страха, как слоны. Они теперь были рядом. На конце хобота самого ближнего из них грозно раскачивался на цепи шипастый железный шар. Ромул без труда представил себе его разрушительную силу. Внезапно длинное копье из маргианского железа, которое он держал в руках и не раз успешно применял против кавалеристов, показалось ему игрушкой.
Раздались приказы, и половина легионеров забросили щиты за спины - для этого к скутумам были специально приторочены длинные ремни. Держать тяжелое копье одной рукой было бессмысленно. А прочие - вторая половина - продолжали стоять со щитами и обнаженными мечами. Им предстояло встретить пехотинцев.
Вот уже можно было почувствовать исходивший от слона мускусный запах - сильный, но приятный. Ромул решил, что он улавливает также запах алкоголя. Глаза зверя были обведены кольцами разноцветной краски, а завершала его экзотическое и пугающее убранство затейливо изготовленная серебряная шапочка. Было видно, как раздувались улавливавшие незнакомый, чужеземный запах римлян ноздри на конце могучего хобота, размахивавшего смертоносным шаром. Махаут кричал, тыкал слона крюком и наконец заставил его перейти на неторопливую рысь. Воины, сидевшие на спине животного, приготовили луки и копья. Поспешно выпущенные стрелы просвистели мимо Ромула, одна из них вонзилась в глаз стоявшего рядом легионера.
Он завопил от боли, и его крики сразу же подорвали обретенную было решимость солдат. Многие стояли с потерянным видом. Кто-то потирал на удачу свои фаллические амулеты, кто-то нервно покашливал и сплевывал наземь, кто-то возносил молитвы самому почитаемому божеству. Кого-то, совсем сломившегося от напряжения, начало рвать, и резкая вонь желчи смешалась с запахами мужского пота и мускуса слона.
Ромул глянул на Бренна. Галл смотрел на него с какой-то необычной гордостью, и юноша смущенно потупил взгляд. Тревожное ощущение пробудилось в подсознании юноши. Когда-то, давным-давно, Тарквиний говорил что-то такое… Вдруг этот момент наступил?
- Копья выше! - прогремел Эмилий, все еще не потерявший самообладания. - Вторая шеренга, приготовить пилумы!
Громыхнули древки. Ряды за спинами передовых воинов ощетинились остриями дротиков. Вновь засвистели в воздухе индийские стрелы, но легионеры их словно не замечали. Часть стрел нашла свои жертвы, пробив узкие бреши в шеренге. Тут же последовал новый залп, сопровождающийся градом камней пращников.
Нападающих и обороняющихся разделяло лишь двадцать шагов.
Загремел оглушительный боевой клич индийских пехотинцев, и они бегом устремились вперед.
Ромула прошиб холодный пот, но наконечник копья, которое он стискивал в руках, не дрогнул. А Бренн, на удивление всем, рассмеялся странным утробным смехом, вырвавшимся из самой глубины груди. Синие глаза его пылали боевым азартом; он был страшен. Ромул в который раз порадовался тому, что галл был его союзником, а не противником.
- Парни, не поддавайтесь! - выкрикнул Эмилий.
И легионеры, к их чести, не поддались.
Разъярившийся, громко ревущий от ударов махаута передний слон добрался до леса копий. Они гнулись, как прутики, ломались пополам.
Ромул не видел ничего, кроме окованных блестящим металлом бивней, мотавшегося хобота и широко раскрытой пасти. По морде слона стекала густыми потоками какая-то остро пахнущая пена, но Ромул не понимал почему. Лишь много позже он узнал, что подобные выделения указывают на то, что слон пребывает в крайней ярости; обычно такое случается во время брачных периодов у слоних, когда самцы дерутся друг с другом. Но в тот момент Ромул мог только обороняться своим копьем.
- Цельтесь в голову! - надрывался Эмилий. - Бросайте пилумы!
Дротики полетели в слона. Махаут был ранен в правую руку. Двое воинов свалились со спины животного, но последний продолжал стрелять из лука в легионеров. Взревев от ярости, громадное животное мотнуло головой и отбросило шипастым шаром несколько копий, как хворостинки. Обратным движением громадный кистень смахнул сразу троих солдат, раздробив одному череп и страшно поранив двоих.
Махаут, склонившись к уху зверя, что-то кричал.
И снова шар просвистел в воздухе, выкашивая передние ряды легионеров.
Рядом с Ромулом легионеру скользящим ударом шара раздробило плечо, вбив в превратившуюся в фарш плоть обрывки кольчуги. Громко заорав, раненый рухнул на землю.
Успев мельком порадоваться, что досталось не ему, Ромул ткнул копьем в голову слона. Тот, похоже, вовсе не заметил удара. Неодолимая мощь животного еще больше усиливалась ужасом, который он внушал. Римляне ничего не могли поделать, им казалось, что перед ними бессмертное мифическое чудовище. Даже мощные удары Бренна, судя по всему, не действовали на слона. Ромул уже был близок к отчаянию, когда ловко брошенный откуда-то сзади пилум пробил махауту грудь. Погонщик рухнул наземь.
- Вот он, шанс! - заорал Ромул, крепко державший в голове наставления Тарквиния. - Колите его!
Солдаты вновь воспрянули духом, сразу дюжина копий уткнулась в шею и плечи слона, наконец-то пробив его кожаные доспехи. Из многочисленных ран тут же брызнула кровь. Заревев от боли, утративший своего вожатого слон повернулся и побежал назад сквозь толпы индийских пехотинцев, топча попадавшихся на его пути, как спелые фрукты.
Но не успели легионеры криками отметить свою победу, как на них обрушился противник.
Бренн рванулся вперед и широким взмахом гладиуса напрочь снес голову первому из подвернувшихся индийцев.
Ромул поспешно бросил копье и схватился за скутум. Все вокруг повторяли его движения, но для того, чтобы выстроить нормальную стену из щитов, уже не было времени.
Низкорослые, щуплые темнокожие воины прорывались в бреши, нанося удары направо и налево.
Ткнув шипом щита в лицо бородатого индийца, Ромул почувствовал, как у того треснула скула. Индиец отшатнулся, и Ромул вонзил меч в его незащищенный живот. Такое ранение надежно выводило из строя, и потому, освободив клинок, Ромул сразу забыл об этом противнике. Думай о следующем враге, напоминал себе он. Не распыляй внимание.
Убив следующего противника, Ромул понял, что атака индийцев слишком мощна. Но продолжал сражаться, хотя надежды почти не осталось. А что еще было делать? Как машина, он рубил и колол своим гладиусом, ни на миг не упуская из виду приближавшихся врагов. Рядом с ним сражался Бренн; рыча как безумный, он крошил всех индийцев, оказывавшихся в пределах досягаемости его меча.
Понемногу, благодаря твердой дисциплине, на их участке стена щитов восстановилась. Без мощной поддержки слонов легковооруженные индийские пехотинцы не могли расстроить боевой порядок первой когорты. Но, бросив беглый взгляд по сторонам, Ромул увидел, что несокрушимо держался только центр, а порядки когорт по обеим сторонам от первой понемногу прогибались под вражеским напором.