За этим занятием и застала его Елена Алексеевна Она вплыла в дверь, держа в руке чайник, и, увидев, чем занимается Сибирцев, вздохнула и улыбнулась.
- Ну вот, и слава богу. Значит, на поправку пошло. Раз мужчина взялся красоту наводить, считай, все у него в порядке… Ох, да что ж это я? Вам же прибор нужен. Сию минуту…
Она поставила чайник на пол и ушла в залу. И тотчас услышал Сибирцев, как на разные голоса запели-застонали отворяемые дверцы и створки буфета, ну прямо как у гоголевских старосветских помещиков, разнося по всему дому застарелые странные запахи не то выветренного нафталина, не то каких-то сладковатых сушеных трав… Или, может быть, так пахла лежалая одежда прабабушек, хранившаяся, за неимением другой мебели, на буфетных полках, одежда, впитавшая в себя воспоминания о модных в прошлом веке парижских духах, а теперь проданная за бесценок в том же селе.
Елена Алексеевна вернулась, неся потускневший бритвенный прибор: тарелку и стаканчик со стершейся латунью.
- Вот, - протянула Сибирцеву, - мужа моего, Григория Николаевича, земля ему пухом. - Она вздохнула, поглядев в тарелку, словно в зеркало… - Сколько лет, а все еще как новая… Да вы к зеркалу подойдите, там видно. А я пойду, не стану вам мешать… Ах, уж эти мне мужчины! - Она улыбнулась и кокетливо погрозила пальцем. - Брейтесь на здоровье. Сейчас обед принесу…
Закончив довольно мучительный процесс бритья, Сибирцев провел ладонью по щекам: другой разговор. А то и впрямь бандит с большой дороги.
Плохо дело, Сибирцев, коли ты за собой следить перестал. Совсем, брат, плохи твои дела. Раскис, успокоился…
Появилась Елена Алексеевна с полной тарелкой густого щавелевого супа, приправленного тушенкой. Хотела было уложить Сибирцева в постель, но он упрямо выбрался на террасу и отодвинул качалку с солнцепека в угол, в тень. Пока он с трудом глотал кислую, порядком надоевшую травяную кашу, Елена Алексеевна, испуганно округлив глаза, все порывалась открыть ему свою очередную и, разумеется, страшную тайну. Она и дверь в комнату прикрыла, и заглянула через перила в сад, нет ли кого. Наконец, когда Сибирцев отставил тарелку, придвинулась к нему на стуле и зашептала:
- Михаил Александрович, только, ради бога, тише… Там, на кухне, сидит человек. Из Совета, сказал. Вас хочет видеть. Но я ответила, что вы обедаете, а потом будете отдыхать, пойду узнаю, сможете ли принять… Я должна вам еще сказать… - она придвинулась почти вплотную. - Сегодня Дуняшка была в церкви…
- Это горничная, что ли, ваша?
- Какая горничная? Дуняшка-то? Что вы, она живет так, из милости. А служит при церкви, свечами торгует, ладанками, крестиками… Так вот слыхала она, что батюшка наш, отец Павел, возгласил сегодня с амвона, будто грядет сюда сила великая и быть повсеместно пожарам и гореть в их огне антихристу. Мужику от этой силы будет избавление, а большевикам и комиссарам - геенна огненная. А?
- Так и заявил? - усмехнулся Сибирцев.
- Господи, вы смеетесь!
- А что она за сила, не изрекал ваш батюшка? Антонов там или еще кто?
- Ох, не могу сказать, Михаил Александрович, но… я очень боюсь за Машу. Ведь если они…
- Кто они, Елена Алексеевна?
- Ну как же, эти, которых сила великая. И грядет сюда…
- Грядет она или нет, еще неизвестно. А вот лежать тут у вас без дела мне действительно ни к чему. Это верно. Так что там за человек из Совета? Сидит он еще или ушел?
- Сидит. И мрачный весь такой, строгий.
- Пригласите его, пожалуйста, сюда.
- Может быть, в комнаты?
- Нет, здесь лучше… Простите, Елена Алексеевна, еще один вопрос: банды сюда не заглядывали? Я имею в виду село, вашу усадьбу.
- Господь миловал. Слава богу, не бывало у нас бандитов. Да и какой им от нас прок? Я - старуха. Машу жалко - слабенькая она. - Елена Алексеевна всхлипнула и перекрестилась. - Пойду, позову…
Гость оказался человеком рослым и худым, под стать Сибирцеву. Были на нем залатанная тужурка, расстегнутая косоворотка и простые брюки с обмотками и грубыми солдатскими ботинками. В широкой ладони он мял кожаную фуражку. Снял, видно, с головы, проходя через комнаты и уважая хозяев.
Сибирцев слегка привстал и жестом указал вошедшему на стул. Гость кивнул, основательно уселся, расставив колени и положив фуражку на край стола. Елена Алексеевна быстро взглянула на Сибирцева и, приняв неприступный вид, величественно удалилась. Сибирцев едва сдержал улыбку. Гость, проследив за его взглядом, обернулся, проводил глазами хозяйку и с веселой укоризной покачал головой. И сразу что-то в нем проявилось простецкое, мужицкое такое, симпатичное. Но когда он поднял глаза, Сибирцев увидел, что они внимательны и холодны.
- Ну-с, слушаю вас, извините, не знаю вашего имени-отчества, - учтиво сказал Сибирцев.
- Офицер? - строго спросил гость.
- Бывший.
- Документик какой имеется?
- Имеется, однако с кем имею честь?
- Взглянуть бы хотелось на документик, - продолжал настаивать гость. Голос его построжел.
- Это не уйдет. Меня зовут Михаилом Александровичем. А вы кто? - Сибирцев требовательно посмотрел на гостя.
Тот вроде бы слегка смутился.
- Баулин. Комиссар продотряда.
- Ну вот и отлично. Москвич?
- Питерские мы тут.
- Металлист? - улыбнулся Сибирцев.
- Откуда знаете?
- Руки, - кивнул Сибирцев.
Баулин взглянул на свои широкие темные ладони и гоже улыбнулся.
- А документ я вам покажу, товарищ Баулин. Вы прямо из Центра или в Тамбове были, Козлове?
- Как же, были и в Тамбове, и в Козлове.
- Ныркова встречали?
- Это Илью-то Ивановича? Знаю.
- Хорошо. Давно видели?
- Зимой еще. Мы тут в округе с зимы, хлебом занимаемся… Ну вот что, не знаю, как вас все-таки - товарищ или ваше благородие, одним словом, Михаил Александрович, я сюда не разговоры разговаривать пришел. Скажу напрямик. Есть сведения, что в этой бывшей - а может, и не бывшей - барской усадьбе скрывается раненый офицер. Это вы будете? Отвечайте четко и ясно.
- Отвечу. Только видишь ли, товарищ Баулин, не знаю я тебя. Вообще-то, ты мог бы обо мне справиться у Ныркова, это ежели время у тебя есть. А коли нету, придется нам самим знакомиться. Покажи-ко свой мандат.
Баулин несколько даже оторопел. Долго смотрел на Сибирцева, потом нерешительно полез за пазуху и достал сложенную вчетверо бумагу, развернул и ладонью жестко припечатал ее к столу. Сибирцев взял мандат, внимательно прочитал его, сложил и вернул Баулину.
- Извини, товарищ Баулин, но этот разговор, я тебя должен сразу предупредить, сугубо между нами. Слухи могут быть какими угодно, но истину здесь будут знать только ты да я. Ты - коммунист и понимаешь ответственность… Ладно, не буду томить. Понимаешь, брат, по одному моему документу ты меня должен немедленно в чека передать или к стенке поставить. А по другому, если мне потребуется, поступить в полное мое распоряжение. Вот я и думаю, какой тебе показать. Погоди маленько.
Сибирцев пошел в свою комнату, достал из-под матраса старый бумажник и вынул из него свой мандат. Вернувшись, плотно прикрыл дверь и протянул мандат Баулину. Тот прочитал и удивленно взглянул на Сибирцева.
- Феликс Эдмундович? - шепотом спросил он и вытер фуражкой пот со лба.
Сибирцев кивнул и спрятал мандат обратно в бумажник, уселся в качалку.
- Вот такие дела, товарищ Баулин. Тебя мне, как говорится, сам бог послал.
- Вон оно что, - протянул Баулин. - А как же, товарищ Сибирцев, вы тут один? А если банды?.. Серьезная была рана?
- Уже заживает… О том, кто я, здесь не знают. Я - товарищ их сына, -Сибирцев кивнул на дверь. - Брата Машиного, который погиб в прошлом году. Нахожусь на излечении после ранения. Вот и все. Ну, будет. Что слышно о бандах? Сижу тут, понимаешь, как на необитаемом острове.
- Честно скажу, товарищ Сибирцев, плохи наши дела. Сушь стоит небывалая, отродясь такой не было. Апрель начался жарой, а сейчас и того похлеще. В Поволжье все повыгорело. По нашей губернии, особливо в южных уездах, считай, то же самое. Здесь-то маленько получше, но виды плохие. Понадеялись на озимые, да вон, видишь, горит все. Хоть бы капля дождя…
- Была же вода, я помню, - заметил Сибирцев. - Весна дружная, вода большая.
- Э-э, знаешь, как тут говорят? Обнадейчива весна, да обманчива. Уже поговаривают мужички, что подаваться надо им из этих мест. А куда? Где лучше? Везде плохо. Боюсь, как бы ситуация эта не нам, а Антонову пришлась на руку. Продналогом-то мы большую силу от него оторвали. Мужик, кажись, поверил в декрет, сообразил, что к чему. Но тут ведь и его понять надо. У бедняка, что тогда, что нынче - ни шиша. Ему нового урожая ждать надо. С семенами помогли, а что по осени будет? Середняк, справный мужик, тоже, считай, откачнулся от Антонова. Ему свое хозяйство подымать надо. Добавь сюда прощеные недели - это когда дезертир да силком загнанный мужик повалил от Антонова сдаваться, - тоже крепко ослабили. Эти нынче за нас. За Советскую власть. Но ведь и кулак, и явный бандит, и беляк недобитый - он тоже не спит. И неурожай, засуха ему первые помощники. Считать-то осенью придется. А какой счет - уже нынче видно. Голод идет…
- Не зря паникуешь?
- Это не паника, товарищ Сибирцев. Мужик - он загодя чует. Ох, быть беде великой…
- Ты прямо как тот поп заговорил.
- А-а, поп? Отец Павел? Слыхал, ведет злостную пропаганду. Считаю, что он, как безусловно вредный элемент, должен быть передан в чека. Я по этому поводу уже документ составил в уезд.
- Отослал?
- Нет еще.
- Вот и хорошо. Будешь посылать, передай Ныркову и от меня записку. Я напишу… Много наших тут?