- С величайшим удовольствием, - весело ответил дон Фелипе, похлопывая по портфелю, который держал, - и мне надо переговорить с вами о важном деле.
- Важном для меня?
- Для кого же еще?
- Я не понимаю, какое это дело.
- Быть может, - лукаво заметил дон Фелипе, - мое дело и ваше - в сущности, одно и то же.
- Сомневаюсь, - пробормотал лесник, нахмурив брови.
- Мы будем беседовать здесь?
- Нет, это общая комната, здесь все проходят; лучше пойдемте ко мне.
- Как хотите, любезный друг.
Лесник прошел вперед и поднялся по лестнице, между тем как дон Фелипе следовал за ним.
К своему изумлению, гость заметил, что дамы не показывались, тогда как прежде этого не случалось никогда.
Лесник был как будто совершенно один в своем домике.
Наверху он отворил дверь, посторонился, чтобы пропустить дона Фелипе, и вошел вслед за ним, тщательно затворив за собой дверь, потом быстро надел на голову шляпу, которую все время держал в руках, выпрямился и надменно сказал гостю:
- Мы теперь наедине и можем объясниться.
- По-видимому, кузен, - улыбаясь, ответил дон Фелипе, - вам угодно наконец вспомнить, что вы - испанский гранд первого ранга и имеете право стоять перед королем в шляпе. Я очень рад этому за вас и за себя.
- Что это значит? - вскричал лесник, оторопев.
- Это значит, что я - Филипп Четвертый, король Испании и Индии, а вы - дон Луис де Торменар, граф Тулузский и герцог Бискайский. Разве я ошибаюсь, кузен?
- Ваше величество! - пробормотал дон Луис в страшном волнении.
- Выслушайте же меня, - с живостью продолжал король, ласково улыбаясь, - вы спасли меня, рискуя собственной жизнью. Я хотел узнать, кто вы; однако, упорно оставаясь непроницаемым, вы отказывались от всех моих даров, отклоняли все мои предложения. Такое упрямство подзадоривало меня; во что бы то ни стало хотел я знать о вас - и узнал! Герцог, мой покойный отец, король Филипп Третий, обманутый ложными наветами и легко поверив клевете ваших врагов, был жесток, неумолим к вам, я даже прибавил бы - несправедлив, если бы не говорил про отца, теперь уже находящегося на небе, в царстве Отца Небесного. Следовало исправить вопиющую несправедливость - я исполнил это. Ваше дело было пересмотрено в верховном суде, приговор над вами отменен, честь ваша восстановлена в былом блеске. Теперь, кузен, вы действительно дон Луис де Торменар, граф Тулузский, маркиз Сан-Себастьянский, герцог Бискайский; состояние ваше возвращено вам, позор снят с вашего имени, враги ваши наказаны!.. Довольны ли вы?
И он протянул ему руку.
Совсем растерявшись под влиянием тысячи разнородных чувств, нахлынувших на него, дон Луис преклонил колено и хотел поцеловать руку, которая так великодушно возвращала ему все, чего он был лишен, но король не допустил этого, он удержал его, привлек к себе и заключил в объятия.
- О, ваше величество! - вскричал герцог, и рыдание вырвалось из его груди. - Зачем надо…
- Постойте, кузен, - мягко прервал его король, - ведь я еще не закончил.
- Боже мой! С какой целью все это было сделано? - пробормотал герцог глухим голосом.
- Увидите.
- Я слушаю, ваше величество.
- Я буду говорить откровенно; принятый как друг, почти как сын в вашей благородной семье, я не мог не полюбить Христианы.
- А! - вскричал дон Луис, бледнея.
- Да, герцог, теперь говорит не король, но друг! Я люблю Христиану, как никого еще не любил; ее безыскусное чистосердечие, ее девственная чистота - все пленило меня в ней. Тогда…
- Тогда, ваше величество, - с горечью сказал герцог, - вы, друг ее отца, спасшего вам жизнь, решили отплатить за эту услугу.
- Тем, что прошу у герцога Бискайского, моего друга, руки его дочери, - с благородством сказал король, - неужели он откажет мне и спас мне жизнь только для того, чтобы осудить на вечное страдание? Теперь отвечайте мне, герцог, или, вернее, друг мой; я сказал все, что хотел сообщить вам.
- Но я, ваше величество, должен сообщить вам, что недостоин вашей доброты, что сомневался в вас, в вашем сердце, наконец, в величии вашей души; что еще вчера, когда мне открыли, кто вы, я думал, что вы намерены внести позор в мой дом.
- Молчите, дон Луис!
- Нет, ваше величество, не буду молчать! Вы должны узнать все: ненависть, которую я питал в сердце к вашему отцу, мгновенно пробудилась во мне сильнее, ужаснее прежнего, и - да простит мне Господь! - в моей голове мелькнула мысль смыть вашей кровью неизгладимое оскорбление, которое вы, как мне казалось, хотели нанести.
- Вы имели бы на это право, дон Луис; я был бы подлец и изменник, если б действительно замышлял то, что предполагали вы. Однако, герцог, вы не ответили еще на мою прось-бу.
- О! Ваше величество, такая честь… - пробормотал дон Луис, изнемогая от прилива разнородных чувств, которыми было переполнено его сердце.
- Полно, кузен, - ласково остановил его король, - разве впервые вашему роду вступать в союз с королевским домом? Поверьте мне, герцог, вашему счастью будут завидовать, но злобной зависти оно не возбудит, так как брак этот в глазах всех будет явным восстановлением вашего доброго имени и доказательством большого уважения к вам вашего короля и друга.
- Благодарю, ваше величество, вы велики и возвышенны душой.
- Нет, я благодарен, - возразил король, улыбаясь, - я справедлив, а в особенности - влюблен. Теперь же, когда между нами нет более недоразумения, поговорим о наших делах, чтобы и впредь не могло вкрасться ничего темного между нами.
- Я почтительно слушаю ваше величество.
- Садитесь возле меня.
- Ваше величество!
- Я так хочу.
Граф склонил голову и взял стул.
Положив портфель на стол, король отпер его золотым ключиком тонкой работы и достал из него несколько пергаментов с печатями разных величин и цветов.
- Вот, - сказал король, - все бумаги, относящиеся к делам, о которых мы говорили; ваши грамоты на владение - словом, все, что было вашим и что я возвратил вам. А вот, сверх того, ваше назначение губернатором Бискайи… Последний же этот акт есть составленный мной брачный договор; из него вы увидите, что я закрепляю за Христианой сумму в миллион пиастров и вдовью пенсию в двести тысяч в год.
- О, это слишком много, ваше величество!
- Я не согласен, кузен, напротив, я нахожу, что этого недостаточно… Но довольно обо всем этом! Вот ключ и портфель, кузен; уберите эти документы и поговорим о другом.
- Ваше величество…
- Завтра, если возможно, вам бы следовало расстаться с этой долиной, где вы наслаждались таким счастьем, и уехать с семейством в Мадрид. Ваш так давно запертый дворец на улице Алькала готов к вашему приему.
- Я исполню приказание вашего величества и завтра же выеду.
- Очень хорошо! Я, со своей стороны, отправлюсь сегодня вечером из Толедо, так что мы прибудем в Мадрид почти одновременно. Однако мне пора приступить к самой щекотливой части моего сообщения. Для избежания всякого недоразумения, чтобы вы вполне поняли меня, любезный кузен, я по-прежнему буду говорить с вами совершенно откровенно.
Герцог почтительно склонил голову.
- Не знаю, известно вам или нет, любезный дон Луис, - продолжал король с напускной веселостью, - что я слыву - если не на самом деле являюсь таковым - за короля очень слабого и добродушного, который позволяет министрам управлять собой и делает почти все, чего они хотят.
- О, ваше величество!
- Это верно. Наскучила ли мне борьба с душами более упорными, или утомила она меня, но много справедливого в этих слухах. Я сознаюсь в этом, но средства помочь беде не вижу. Теперь это положение вещей изменить нельзя. Герцог Оливарес, мой первый министр, управляет королевством почти по своему усмотрению. Я не препятствую ему ни в чем, а так как это, в сущности, глубокий политик, опытный в делах, то я по большей части в выигрыше. Из всего изложенного следует, что, не желая открыто вступать в борьбу, когда мне приходит охота быть независимым, я обхожу затруднение окольным путем и потом вынуждаю упрямого министра смириться перед свершившимся фактом. Понимаете, герцог?
- Вполне понимаю, ваше величество.
- Так я приступлю к дальнейшему: мой брак с доньей Христианой - один из моих приступов независимости, о которых я только что упоминал.
- То есть, ваше величество желает обойти затруднение?
- Именно, и вот средство, которое я придумал; оно очень простое и непременно будет иметь успех.
- Я слушаю, ваше величество.
- Я сочетаюсь с доньей Христианой тайным браком.
- Тайным браком?
- Как только у меня родится сын, брак будет обнародован и мой сын объявлен наследником престола. Как и всегда, герцог Оливарес побесится, так как у него на уме другой брак, если не ошибаюсь, но должен будет покориться; только нам надо спешить, чтобы искусные шпионы не успели предупредить его.
- Но тайный брак, ваше величество!..
- Все знаю, но другого выхода нет. К тому же, это вопрос года, не больше. Кроме того, хотя и не признанная официально, донья Христиана будет пользоваться своим званием при дворе.
- Если дело должно произойти таким образом, я предпочел бы, чтобы дочь моя оставалась у меня в доме; на нее меньше будут обращены взгляды.
- Вы правы, кузен, так будет лучше. Теперь же я подкреплю обещание своим королевским словом. Согласны вы принять это ручательство?
- Приходится, делать нечего.
- Но вы не скрываете от меня неприятных мыслей?
- Нет, ваше величество, я так же прямодушен, как и вы сами.