- Скажите, в чем причина несчастного случая? - поинтересовался товарищ-мистер Сюн, разглядывая меня. - Так неожиданно... Я не думаю, чтоб виной тому были русские летчики.
- Правильно думаете, - ответил я. Зря я пошел с ним. Если китаец просит, чтоб его называли мистером, то товарищем он тебе никогда не будет. Это уж проверено с точностью до микрона.
- Кто же виноват?
- Свиньи.
- Простите... какие свиньи?
- Черно-бурые... Вон посмотрите, выглядывают из-за забора. Нашкодили и прячутся. Очень умные животные. Все понимают, как собаки, - объяснил я.
- Нужно их перестрелять, - сказал спокойно мистер Сюн.
- Стрелять жалко, - ответил я. - Жалко. Свинья - целое состояние для бедной семьи. У вас ведь сейчас негусто с кормежкой... Надо забор отремонтировать. Вот тогда из-за свиней не будут калечиться самолеты и люди.
- А самолет вам жалко? - спрашивает.
- Еще бы! Я когда вижу подобное, плакать хочется. Ужасно халатное отношение к технике. Нельзя так.
- Ну... это поправимо, - усмехнулся он. - В России самолетов много! Сломается один, пришлете другой...
- Да? Вы что же, считаете, что Советский Союз - бездонная бочка? Что там, сколько ни бери, сколько ни ломай, сколько на помойку ни выбрасывай, конца и края не будет? У нас государство рабочих и крестьян, а не миллионеров. Каждый винтик на заводах вот такими руками сделан. - Я показал ему свои руки в тавоте. - И если делимся, то кровным, по-братски, как куском хлеба...
Несколько минут мы прошли молча. Но я знал, что Сюн задаст еще один вопрос, обязательно должен был задать, и он задал:
- И вы верите, что Китай может перегнать такие развитые страны, как Англия, Франция? Что в Китае будет социализм?
- Обязательно! Как учил Ленин.
Мистер Сюн ухмыльнулся и посмотрел на меня с сожалением.
- Вы говорите таким тоном, будто собираетесь драться...
Я ничего не ответил, и он начал поучать. Говорил негромко, на его холеном лице сияла умиротворенность:
- Я изучал историю революции в России. Пришлось. У нашего дома были кой-какие дела в Приморье. Я понимаю, в России был закаленный рабочий класс, который возглавила партия большевиков, а вот мой брат - капиталист. Да, да, не смотрите на меня с удивлением. Он капиталист, и сейчас у него завод по ремонту машин в Кантоне. Он жив и здоров, и на жизнь ему хватает. Даже меня выписал из Сан-Франциско.
Я оторопел.
- Зачем теперь Китаю капиталист? - сказал я. - Когда к тому же мы помогаем?
- Это вопрос политический, а не экономический. Китай - величайшая страна, - философствовал Сюн. - И это величие будет расти, ломая сложившиеся границы. А знаете, сколько китайцев проживает в других странах? И наиболее влиятельная их часть - капиталисты. Их нельзя отпугивать. Они еще пригодятся...
Между прочим, мой брат доволен, - продолжал он. - Раньше были забастовки, волнения, теперь их нет и не может быть. Теперь ему спокойнее. Дело процветает.
- Все равно вас ждет участь Цзян Цзя-ши (Чан Кай-ши)! - выпалил я, чувствуя, что своей горячностью лишь радую мистера Сюна.
- Мой молодой друг, - вздохнул товарищ-мистер Сюн и закурил новую сигарету. Он как бы чувствовал себя хозяином положения и старался быть снисходительно-вежливым. - Неужели вы не слышали, что правительство красного Китая заявило, что если Цзян (Чан Кай-ши) вернется на континент, ему предоставят пост не какого-то министра, а заместителя главы правительства? Не слышали?
Мы дошли до гостиницы.
- Прощайте, - сказал он, - мой молодой друг.
- Будьте здоровы...
5
Лично мне не довелось знаться с вундеркиндами. Как-то не повезло. Все мои знакомые были обыкновенными людьми, которым приходилось грызть гранит науки. Конечно, где-нибудь живет гений - бегло ознакомится с таблицей умножения и сразу садится за решение задач с тремя неизвестными. Но сам я был из породы грызунов, мне наука всегда давалась великим трудом...
Поэтому я отлично понимал моего "подсоветного" Ян Ханя. У него не было навыков в учебе. Эту штуку приобретают с детства, когда идут в школу. Ян в школу не ходил. Семья у них была - одиннадцать ртов. Перебивались тем, что торговали мелкими железными вещами, или, попросту говоря, железным ломом. Ян мог с закрытыми глазами, на ощупь определить степень ржавчины гвоздей, чтоб рассортировать их в зависимости от цены за один фунт.
Но таких знаний явно не хватало для управления сложным аэродромным хозяйством. На аэродром прибывало новейшее советское оборудование - локаторы, приводные станции, автоматы, приборы...
Хорошо, что Ян Хань хоть научился читать и писать. Он окончил три года назад курсы по ликвидации неграмотности ускоренным методом. Правда, читать такие газеты, как "Жэньминь жибао", ему было трудновато: эта газета рассчитана на более подготовленного читателя. Но за событиями Ян следил. Он был любознательным. Последние новости на аэродроме писались мелом на "хэйбань" (черной доске). Для этого, правда, несколько "упрощали" и подгоняли их важные сообщения под минимальное количество иероглифов.
Например, американцы испытали новую атомную бомбу. Это сразу же отражается на "хэйбань": "Американские империалисты построили новую бомбу. Заморские варвары не запугают великий китайский народ! Мы не боимся подлых происков "бумажных тигров"!"
И внизу рисовался цветным мелом американский агрессор с большим носом. Большой нос в Китае издавна считался позорным в отличие от больших ушей - признака уравновешенности и мудрости. Большеносыми в Китае вообще называют всех, у кого белая кожа.
Вначале Ян Хань регулярно посещал занятия, которые я проводил с техниками, слушал, записывал что-то в блокнот. Но со временем стал пропускать занятия. Наверно, Ян считал, что ему не стоит тратить время на то, что он уже знает.
Замечу, что рядовые техники учились с невероятным упорством. Они даже перестали играть в баскетбол, а это для китайца равносильно тому, ну как бы заядлый московский болельщик не пошел на стадион, когда разыгрывается кубок по хоккею между ЦСКА и "Спартаком". Невероятная вещь!
Взять хотя бы Сюй Бо, Борю. По моим подсчетам, он спал в сутки не больше четырех часов. Все что-то читал, писал, чертил.
И как-то я сказал руководящему товарищу Ян Ха-ню, что ему неплохо бы взять пример с простого техника Сюй Бо, Бори.
Ян Хань обиделся смертельно.
- Разве можно сравнить какого-то там Сюя со мной? У него есть только малые заслуги в лигуне (соревновании), а у меня огромные заслуги в военных действиях!
- У меня был дядя, - решил я привести убедительный пример. - Фамилия его была Конь. Он был лихим рубакой. Он принимал активное участие в нашей Октябрьской революции. Начал революцию безграмотным солдатом, потом стал командиром артдивизиона, потом артполка. Все свободное время он посвящал книгам. Он мне Чехова читал. "Каштанку". Есть такой русский писатель. Я впервые слушал этот рассказ, и Конь впервые его читал. И другие книги мы читали вместе, вместе смеялись и плакали. Закалка - это хорошо. Но, помимо закалки, требуются знание революционной теории, культура, кругозор.
- А ты мог бы в бою закрыть грудью амбразуру? - деловито осведомился Ян Хань. Он петушился, и, видно, ему очень нравился собственный воинственный тон.
- Как Александр Матросов? - спросил я.
- Да.
- К чему ты это спросил?
- Ты знаешь, почему он закрыл собой пулемет? Ты раздумывал над этим? - спросил Ян Хань.
Кажется, мы опять далеко отклонились от темы занятий (их я теперь проводил персонально с Ян Ханем). Ну что ж...
- Думал много раз, - сказал я. - По-моему, Матросов спасал товарищей. Ему хотелось сохранить человеческие жизни. И когда у него все возможности заставить замолчать фашистский пулемет были исчерпаны, единственным оружием осталась его собственная жизнь. И он выстрелил из этого оружия.
- Нет, - сказал Ян. - Ты не разбираешься в революционной теории.
- Как не разбираюсь?
Ян задумался, положил ногу на ногу, засучил брючину и стал почесывать ногу. У него была такая привычка - во время серьезного разговора чесать ногу.
- Сколько требуется снарядов, чтоб уничтожить дот? - спросил он деловито.
- Снарядов?.. Не знаю.
- Сто штук. А если в обороне "бумажных тигров" будет пять дотов? - вслух подсчитывал Ян Хань.
- Пятьсот, по твоим расчетам.
- Одним таким снарядом можно сжечь целый танк заморских чертей. Да?
- Ты видел когда-нибудь танки? - спросил я.
- Видел. Японский. Он на окраине деревни свалился в канаву и не мог выбраться.
- Современные видел?
- Видел на картинках, но это не имеет никакого значения. Наша сила в храбрости и несгибаемой воле. Так что же выгоднее - пять или пятьсот? Пятьсот танков или пять героев, которые закроют собой доты? И сохранят снаряды для уничтожения вражеских танков? Пять человек или пятьсот снарядов? У империалистов не хватит огня на всех нас, - гордо заявил Ян Хань.
Вообще он последнее время стал говорить со мной свысока, и у меня было такое ощущение, будто Ян Хань убежден в своем превосходстве и считает меня трусом.
А может быть, он шутит? Хотя... какие могут быть шутки!
В первые годы после провозглашения КНР чанкайшисты беспрепятственно бомбили мирный Шанхай. Гибли дети, женщины, рушились дома. По просьбе правительства народного Китая группа китайских летчиков срочно проходила переподготовку на МиГах, чтобы встать на защиту многомиллионного города Шанхая, отогнать от него американские Б-29.