- Не ершись, - ластилась Ксения. - Положи сюда руку, положи! Слышишь? Это мое сердце стучит... Какие у тебя руки теплые!
И она начинала целовать мои руки.
"Неужели это и есть любовь? - думал я. - Как стыдно от этой любви! И нет никакой радости. Или, может быть, я чего-то недопонимаю? Почему Ксения смотрит на меня такими бездонными глазами? Вот ей абсолютно не стыдно. Она вся горит... Чего ей от меня надо? Чего? Уйду!"
Ксения понимала, испуганно отстранялась, становилась доброй и снисходительной, как мать, и от этого становилось еще хуже.
- Я вышла замуж девчонкой, - говорила тихо Ксения. - Я ничего не соображала. Когда почувствовала, что не люблю мужа, ушла от него. И зачем ты мне попался на пути, желторотый? - вдруг почти кричала она. - Зачем? Ну что ты? Ну куда ты? Милый мой, лапушка... Да люблю я тебя! Ну бабье счастье мне такое - полюбить тебя. Не дождусь я, когда ты мужчиной станешь. - И она всхлипывала, становясь какой-то беззащитной.
А у меня была только одна мысль: побыстрее бы уйти от нее.
И чего она плачет? Ведь в кино ходим вместе, гуляем. Разве обязательно еще и целоваться?
Разве нас сюда за этим послали - целоваться? Нас сюда за другим послали: помогать Китаю налаживать новую жизнь.
Я ведь не маленький и знаю, чем могут кончиться такие отношения. Мне неохота позориться, терять свой моральный облик...
Я шел по тропинке, не хотелось думать об этом, но мысли почему-то все равно возвращались к Мукдену, к Ксении, и я злился на себя.
И мне хотелось немедленно повернуться и побежать назад. Но я не повернулся, по-прежнему шел вперед. Я прислушивался, как в городе гремели барабаны, у реки лаяла собака.
До чего же трудно жить, когда тебе не шестьдесят лет!
2
И тут я услышал, что кто-то чихнул. В кустах.
- Эй! Кто там? - крикнул я и остановился.
В кустах подозрительно молчали. Тогда я крикнул еще громче, чем первый раз, даже в горле засаднило:
- Кто там, отвечай!
Молчание.
Я лихорадочно думал, что мне делать: или припустить что есть духу к аэродрому, или же применить всем известный впечатляющий маневр: "Отвечай! Не то сейчас подниму тревогу... Сержант Петров, заходи справа! Рядовой Иванов, заходи слева!"
- Ты кто такой? - вдруг раздался в кустах испуганный женский голосок. Я заметил, что говорит женщина мягко, сглаживая шипящие, как это делают жители южных провинций.
- Я аэродромная охрана, - уже без крика заявил я, потому что мне вовсе не хотелось поднимать тревогу.
В кустах зашевелились. Треснул сучок... И тут я сообразил, что там, в темноте, стоит девушка, что она, видно, услышала мои шаги, испугалась и свернула с тропинки в заросли, чтобы пропустить меня. Ей ведь неизвестно было, что за человек идет, чего он бормочет себе под нос. Может, пьяный...
Девушка заговорила. Я с трудом понимал, о чем она говорит, потому что говорила она на шанхайском наречии, я не знал его. Шанхайское наречие - особенное наречие. Например, такая фраза: "Я не знаю ее" - по-пекински звучит так: "Во бу женьши та". Та же фраза по-шанхайски: "Алла бу сяодо нун".
- Не понимаю тебя, - сказал я по-пекински. - Отвечай, кто ты такая и почему прячешься, когда все празднуют Новый год?
- Я заблудилась, - ответила девушка с шанхайским акцентом на пекинском диалекте. - Я нечаянно заблудилась.
- Выходи, - сказал я.
- Я боюсь, - ответила девушка.
- Чего боишься?
- Тебя боюсь.
Дело было совсем не в том, что я проявил невежливость, заговорив с ней на "ты". В китайском языке вообще нет нашего вежливого "вы". Есть слово "нинь", но это скорее "вы" в превосходной степени, с оттенком почтительности, что-то наподобие "ваше благородие". Его редко употребляют: слишком оно церемонное. Просто девушка испугалась встречного мужчину, что было вполне естественно. Надо было поговорить с ней, обстоятельно выяснить, кто она, откуда, расположить к себе, успокоить. В Китае не принято, заводя разговор, сразу брать быка за рога. Признаком хорошего тона считается всякую деловую беседу начинать с расспросов о погоде, потом уж говорить об основном деле.
Мы направились к окраине города. Я шел впереди, она следом за мной. Здесь так принято ходить. Я старался не оборачиваться, чтоб она, хотя и было темно, не увидела моего лица, не заметила, что я европеец, а то бы она, наверное, испугалась.
Она рассказала мне, что зовут ее Хао Мэй-мэй, что ей восемнадцать лет и что она восьмая в семье.
- Я окончила колледж в Шанхае, - рассказывала она. - Я преподавательница математики и географии. Нас призвали ехать в районы новостроек, и я с радостью поехала.
- Давно ты приехала?
- Три дня назад... Мне очень нравится здесь. Шанхай, конечно, красивее, но здесь тоже ничего... Мне очень хотелось посмотреть, что там, наверху, в горах, и я пошла, но не рассчитала, что дорога окажется длиннее, чем мне бы хотелось...
- Ну и как там, наверху, на плато?
- Голо очень. Нет воды, поэтому ничего не растет.
- И сколько же ты прошла пешком? - спросил я. - Ли двадцать или тридцать?
- Пожалуй, пятнадцать ли. Но я люблю ходить пешком. У нас была культбригада. Мы ходили по деревням, ликвидировали неграмотность. Я преподавала в трех деревнях, так что научилась ходить помногу.
- Айя!.. - только и мог я сказать по этому поводу.
- Ты что, неграмотный? Тогда приходи к нам в школу.
- Нет, я грамотный. Окончил среднюю школу, но вот иероглифов совсем мало знаю. Штук десять, не больше.
- Как же ты окончил среднюю школу? - удивилась Мэй-мэй.
- Как все. Жалко, техникум авиационный пришлось бросить, три курса всего окончил... Я заочно учился.
- Не понимаю, - замедлила шаги девушка. - Как же ты мог окончить среднюю школу и знать всего десять иероглифов?
- Зачем мне иероглифы?
- Зачем? - Девушка остановилась, и я даже почувствовал, как она с подозрением смотрит мне в спину.
И тут я сообразил, что проговорился. Она думала, что я китаец, и действительно, как же я мог так долго учиться и остаться таким абсолютно безграмотным, знать всего десять иероглифов.
Надо было как-то выходить из положения, а не то она испугается и убежит.
Улицы были совсем близко, доносились голоса жителей. Вдоль улиц бегали мальчишки и стучали палками по электрическим столбам. Наверное, им не хватило барабанов.
- Товарищ! - сказал я как можно официальнее и обернулся. - Дело в том, что я советский человек. И я приехал из Советского Союза. Китайский я знаю потому, что моя молочная мать была китаянкой. Я очень рад с вами познакомиться.
- Здравствуйте! - вдруг сказала по-русски Мэй-мэй. Это было так неожиданно, что мы рассмеялись.
- Ты отлично говоришь по-русски! - сказал я.
- Может быть, и отлично, - ответила она, - только больше я не знаю ни одного слова... Бат ай кэн инглиш вэри вэл.
- Нет, нет, - замахал я руками. - По-английски я не "спикаю". "Шпрехаю" еще немного по-немецки. А английский - нет, не знаю. Вот мы и пришли...
Мы остановились около фанз. На столбе горела тусклая электрическая лампочка. У реки уже лаяло несколько собак.
- До свидания, - сказал я.
- До свидания, - сказала она и смело протянула руку.
Рука у нее была теплая и маленькая.
- До свидания, - опять повторил я.
- А почему ты не идешь на праздник? Пойдем вместе, хочешь?
- Нет, - отпустил я ее руку. - Мне нельзя. У меня работы много. Очень много работы. Ты даже не представляешь, как много работы. Куча работы. Столько работы, что я лучше пойду на работу. А то вся работа станет.
- Я понимаю, - сказала она. - Мы живем в общежитии. Приходи к нам в гости, расскажешь о Советском Союзе.
- Хорошо, - сказал я. - Постараюсь. Как-нибудь в другой раз. При случае. До свидания...
Не мог же я ей объяснять, что с некоторых пор местные власти перестали разрешать нам ходить поодиночке в город, так как они боялись, что нас могут украсть "тэу" (шпионы с Тайваня).