Слово "да" прозвучало одновременно, и гости удалились. Макрон шел, держась за сердце и едва переставляя ноги. Клавдий хромал следом и думал, что убийство Фабия Персика было не единственным, что совершил Макрон из-за происков Юнии. Он помнил, как та, вспылив, призналась, что они вместе с Невием Серторием задушили старого Тиберия. И ему было страшно.
Они даже не сказали друг другу слов прощания в этот вечер.
Макрон плохо помнил, как добрался до дома. К счастью, он не нарвался ни на один отряд вигилов, следивших за порядком. В дни траура ночью на улицах Рима не должно было быть ни одной живой души.
И сейчас мысли вихрем кружились в его голове. Особенно одна причиняла сильную боль. Он не мог не сознаться себе, что бешено ревнует Юнию к Фабию. И он, и она мертвы, но все равно, едва воображение начинало рисовать близость меж ними, как сердце норовило выскочить из груди, а кулаки сжимались от злости.
Даже сообщение о том, что один из близнецов Сеяна или Друза остался жив, не так затронуло, как мысль, что женщина, которую он любил больше жизни, была любовницей Фабия и в очередной раз солгала ему.
То, о чем сообщил Ирод, еще требовало доказательств. Пусть хитрый иудей предоставит их. Слов Клавдия недостаточно для полного подтверждения личности юноши, лица которого Макрон даже не смог запомнить.
Невий Серторий готов был биться об заклад, что этот лже – Германик – очередной проходимец. Когда-то Рим уже пережил попытку восстания лже – Постума против Тиберия, которого скоро разоблачили как Клемента, раба Агриппы Постума и с позором казнили. Макрону не хотелось быть причастным к такому сомнительному мероприятию, но выслушать Гемелла все-таки было любопытно. Поэтому-то он и дал тогда согласие на новую встречу. Да и Клавдий, он был уверен, не настолько глуп, как прикидывается, а весьма осторожен, и его присутствие только подогревало интерес Макрона к этому делу.
Пираллида ни жива, ни мертва стояла в потемках, прислонясь к косяку двери. Беседа, которую ей удалось подслушать, повергла ее в ужас. Страшными потрясениями грозил Риму сегодняшний разговор. Ей не хотелось быть причастной к заговору против императора. Должна ли она рассказать об этом Калигуле? Гетера не могла найти правильный ответ. Когда тела заговорщиков сбросят с Тарпейской скалы, едва ли она получит свое вознаграждение. Пираллида была не настолько наивна, чтобы надеяться выйти сухой из воды.
Ее главный враг, Агриппина, ухватится за любую возможность, чтобы сжить ее со свету. Пираллида очень хорошо помнила мрачные склепы Мамертинума и долгую дорогу на казнь. Ей ведь тогда была отведена роль Европы, похищаемой Зевсом – быком. Уж теперь-то Агриппина придумает что-нибудь поинтереснее.
Завтра придет этот юноша, муж Друзиллы. Она терялась в догадках, что ему от нее понадобилось. Надо дать ему знать, что в своем доме она не сможет его принять, потому что там она теперь не хозяйка, и из-за траура ее вынужденные гости практически никуда не выходят. Пираллида боялась предстоящего разговора, не без оснований подозревая, что ему нужен от нее не задушевный разговор о Друзилле, а нечто другое. Хитрый блеск его глаз испугал гетеру, она страшилась оказаться меж двух огней. За спиной Эмилия стоял Калигула, может, по его приказу действует Лепид? В любом случае, она ни в чем не признается. Может быть, ей стоит только намекнуть о том, что она знает что-то важное, и попросить много денег, а затем бежать? Куда угодно! В Грецию, на свою родину, в Галлию, Испанию, лишь бы подальше от Рима.
Гай Саллюстий Пассиен Крисп сидел в таблинии и, недовольно морщась, в очередной раз просматривал письмо от Агриппины. Безудержная страсть, сквозившая в каждой строчке, сражала наповал. Ему было ясно, что настроена она всерьез.
Ему очень хотелось пресечь все ее попытки добиться его расположения, но как это сделать, он не знал. Стать зятем самого императора было лестно и престижно, но Саллюстия вполне устраивало его нынешнее положение.
Консул – суффект Римской империи, богатый, влиятельный, внук знаменитого историка. К чему лезть в осиное гнездо?
Пассиен Крисп основательно изучал труды своего деда и вынес оттуда много хороших уроков. Едва император провозгласил себя новым римским богом, Саллюстий сразу же уехал в свое загородное имение. События в любой момент могли принять самый неожиданный оборот, к тому же он хорошо умел считать не только свои, но и чужие деньги. И догадаться, что скоро государственная казна испытает острую нехватку финансов, было нетрудно. А за этим соответственно начнется новая волна репрессий под предлогом обвинений в оскорблении величия с конфискацией имущества.
Пассиен Крисп с гордостью обвел взглядом полки со свитками, занимавшие все пространство таблиния. Сочинения его деда преподают в школах, его заслуженно называют лучшим историком современности. Саллюстий считал это более важным, чем созданный дедом прекрасный парк, излюбленное место для гуляний. Засуха, пожар, разные ненастья могут уничтожить редкие растения, погубить деревья, но ничто не властно над трудами, что созданы разумом и талантом.
Что же касается Агриппины, пусть даже такой красивой и желанной, то вступать с ней в отношения никак не входило в его планы, поэтому он по – прежнему продолжал сжигать ее письма и хранить молчание. В крайнем случае, он возьмет свою семью и переберется куда-нибудь подальше, в одну из провинций. К тому же Пассиен Крисп надеялся, что рано или поздно влюбленная девушка все-таки найдет себе другого друга сердца.
Эмилий Лепид ждал, когда рабы закончат драпировать его тогу. Близился час свидания с гетерой, и его все больше начинало трясти от волнения. Внезапно вбежал слуга и протянул ему навощенную табличку.
"Пираллида – Эмилию Лепиду.
В моем доме встречаться небезопасно. Буду ждать в то время, когда поют петухи, у портика Ливии".
Ганимед вздохнул и дал знак рабам снимать тогу. Предстояло провести бессонную ночь, полную тревог и томлений.
В назначенное время он нетерпеливо мерил шагами мостовую. Но Пираллида не пришла.
XV
Невий Серторий Макрон разбудил конюшего и велел седлать коня. Терзавшие его вопросы требовали немедленных ответов, и прояснить их мог только Тиберий Клавдий.
Макрону пришлось долго стучать в дверь, прежде чем ему отворил заспанный раб. Вороша пятерней спутанные волосы, он упрямо твердил, что хозяин почивает. Наконец, разозленный Макрон двинул его плечом так, что тот отлетел в сторону, и прошел в дом.
Даже несмотря на свое раздражение, он обратил внимание и был удивлен крайней бедностью жилища Клавдия. Странно, ведь Калигула вернул старику деньги по всем завещаниям, что удерживал Тиберий, хотя о скупости и аскетизме Антонии в Риме ходили легенды. Неудивительно, что Клавдий предпочитал жить в Капуе. Даже рабы в этом доме не были достойно вышколены, если смели перечить гостям хозяина.
Смущенный Клавдий вышел к нему в старой залатанной тунике и так долго извинялся за причиненные неудобства, что Макрону пришлось признать, что для визита им был выбран весьма неурочный час.
Они устроились в таблинии хозяина, где, судя по раскрытым в беспорядке свиткам, он и проводил большую часть свободного времени. Им подали завтрак, состоявший из оливок, засохшего козьего сыра, вареных яиц и кувшина с водой. Макрон взревел от ярости и потребовал у тупых бездельников свежих продуктов и вина. Клавдий посмеивался про себя, самто он отличался мягким нравом и не мог не признать, что челядь порядком распустилась после смерти супруги.
Неожиданно за занавес заглянула маленькая девочка с золотистыми кудряшками. Она сердито посмотрела на отца и вдруг застенчиво улыбнулась гостю.
– У тебя красивая дочка, – сказал Макрон. – Приветствую тебя, Клавдия Антония.
– Ты кто? – спросила она и с детской непосредственностью вскарабкалась к нему на колени, привлеченная золотыми фалерами кирасы.
– Меня зовут Невий Серторий Макрон. Я – друг твоего отца.
– Я не люблю его, – заявила она, – бабушка всегда говорила, что он – хромой и глупый. Мне стыдно, что он заикается.
Клавдий густо покраснел.
– Иди, Антония, в свою кубикулу. Ты должна еще спать в это время.
– Не пойду, – заупрямилась девочка и в знак протеста крепко ухватилась за руку Макрона.
– Нам с твоим отцом надо серьезно поговорить, – твердо сказал ей Макрон, видя, что отца она вряд ли послушается. – Хочешь, я подарю тебе эту красивую штучку, и ты прикрепишь ее к своему плащу?
Девочка закивала, ее глазенки радостно заблестели. Макрон отстегнул фалеру и протянул ей. Цепкая ручонка схватила фалеру и крепко сжала в маленьком кулачке.
– А ты точно не заберешь ее обратно? – спрятав руку за спину и аккуратно слезая с его колен, поинтересовалась Антония.
– Если ты не вернешься немедленно в свою кровать, то заберу, – ответил Макрон, сердито нахмурив брови.
– Прощайте! – маленькая Клавдия величественно махнула им рукой и гордо удалилась, прикрыв занавес.
– Тебе следует больше баловать ее подарками, – заметил Макрон. – Она поладит с тобой, если ты купишь ей новые серьги, бусы и красивых нарядов. Если б у нас с Эннией были дети, я бы не жалел на них сестерциев.
Клавдий искренне удивился.
– И она станет меня уважать? И даже сможет полюбить?
– О, Венера! Она же маленькая женщина! А женщины только и думают, что об украшениях и одеждах. И пусть хороший парикмахер острижет ее волосы и сделает прическу. Ты вмиг завоюешь ее сердце! Запомни, никогда не жалей денег на женщин, даже таких маленьких, как твоя дочка!
– Я благодарен тебе за совет! Давай же совершим возлияние Сенции [4] , чтобы она влила хоть каплю мудрости в мою голову! О, я столь неопытен в этих вопросах. Но теперь все изменится к лучшему!
Воодушевленный Клавдий засуетился, подливая гостю вина в опустевшую чашу.