Новость потрясла Ноулза. Шарп был для него примером для подражания. Даже сейчас, сам став капитаном, он в той или иной ситуации прикидывал: а как бы поступил в этом случае его бывший командир?
- Это неслыханно.
Форрест был того же мнения:
- Мир сошёл с ума.
- Поверить не могу.
Шарп решил сменить тему;
- Как ваша рота?
- Мокнет и алчет крови. А кого назначили вместо вас?
За Шарпа ответил Форрест:
- Некто по фамилии Раймер.
Ноулз был обескуражен и возмущён:
- Он - ваш начальник?
Форрест попытался сгладить острые углы:
- О, нет. У мистера Шарпа особые обязанности.
Но Шарп тут же свёл усилия майора на нет:
- Я - лейтенант, заведующий бабами, ослами и телегами.
- Просто не могу поверить…
Наконец, он обратил внимание на странный смотр перед овчарней:
- А это что за диво?
- Кража. - слова Форреста прозвучали грустно, - Полковник подозревает кого-то из Лёгкой роты.
- Он с ума сошёл! - Ноулз хранил верность прежней части, - Но даже если и так, парни достаточно ловки, чтоб не попасться.
Обыск шёл своим чередом. Солдат уже проверили, настала очередь сержантов. Хейксвелл стоял неподвижно, только лицо подёргивали обычные конвульсии. Его ранец лежал перед ним. Конечно же, там не нашли ничего предосудительного.
Следующим был Харпер. Его очень развлекала мысль о том, что его могли заподозрить в краже. Унизительную процедуру досмотра он сносил с иронией и терпением, с помощью которых привык справляться со всеми житейскими неурядицами. Первым Хейксвелл, вторым Харпер. До Шарпа начало доходить, что задумал негодяй. Ирландец последнее время очень мешал Обадии. Шарп побежал к ним.
- Сэр? - голос старшины был неестественно спокоен.
Шарп понял, что случилось, но было слишком поздно. Он должен был сообразить раньше, до построения.
- Дежурный офицер! - пролаял Уиндхэм, - Арестуйте этого человека.
В ранце сержанта Харпера обнаружилась краденая вещь. Всего одна, она лежала поверх всех остальных пожитков ирландца. Это была погнутая серебряная рамка с портрета жены полковника. Стекло было разбито, изображение отсутствовало. Уиндхэм держал рамку, с ненавистью глядя на растерянного сержанта:
- Где портрет?
- Я… я не знаю, сэр. Это не моё…
- Вы будете подвергнуты телесному наказанию! Клянусь Богом, я плетьми спущу мясо с ваших костей!
Лёгкая рота замерла. Дождь барабанил по донцам киверов, форма напитывалась влагой. Происходящее не укладывалось в уме. На глазах у других полков, выглядывавших из палаток, Харпера взяли под стражу и увели.
Роту распустили. К ужину забивали животных, в палатках разводили костры, не спасавшие от стылой сырости. Шарп подставил лицо холодным каплям. Бессилие овладело им. Ноулз попробовал расшевелить прежнего командира:
- Пойдёмте к нам ужинать. Будьте моим гостем сегодня.
- Нет. Спасибо. Я должен попасть на заседание трибунала.
Ноулз не уходил. Увиденное беспокоило его:
- Что случилось с полком, сэр?
- Ничего, Роберт. Ничего хорошего…
Однажды Шарп сотрёт Хейксвелла в порошок, но сейчас главным было оправдать Харпера. Шарп не знал, как это сделать. Даже кулаками правды из Хейксвелла не выбить. Но в один прекрасный день Шарп воткнёт палаш в жирное брюхо сержанта Хейксвелла и будет с удовольствием смотреть, как тот медленно, в мучениях, издыхает.
Трубач сыграл вечернюю зарю - уставом отмеренное окончание дня, их четвёртого дня под Бадахосом.
ГЛАВА 14
Дождь не прекращался всю ночь. Шарп знал это, потому что не сомкнул глаз до самого утра, слушая льющуюся с неба воду, вой ветра и пушки французов, время от времени напоминавшие о себе. Ответного огня не было: собственные орудия британцев покоились в гнёздах из соломы и дерюги, ожидая просвета в бесконечном ливне, просвета, достаточного для того, чтобы раскисший склон чуть подсох и по нему можно было бы переволочь пушки к их позициям.
Шарп сидел с Харпером на вершине холма. Внизу раскинулась огромная тёмная туша: Бадахос, как затаившееся чудовище, следил за ними налитыми кровью буркалами - тусклыми точками городских огней.
Официально Харпера здесь не было. Он сидел под стражей, разжалованный в рядовые и приговорённый к порке, но Шарп договорился с часовыми, и вот ирландец рядом. Шарп покосился на него:
- Извини.
- Вам не за что извиняться, сэр, вы сделали всё, что могли.
А смог Шарп очень немного. Он выступил в защиту сержанта, почти умоляя, но для полкового трибунала серебряная рамка перевешивала любые пылкие речи. Шарп подтвердил, что Харпер всю вторую половину того злосчастного дня провёл с ним, отражая атаку неприятеля; а также рассказал о пропаже подзорной трубы, случившейся примерно в это же время, что доказывало невиновность ирландца. Уиндхэм на это заявил, что трубу мог украсть другой вор. Харпера признали виновным и приговорили к понижению в звании и телесному наказанию.
Это наказание, похоже, и занимало мысли ирландца:
- Сто плетей, да? Легко отделался.
В чём-то Харпер был прав, особенно, если учесть, что устав позволял назначить до двух тысяч плетей. Шарп отдал ему бутылку. Оба стрелка кутались в куски провощённого полотна, защищавшего от всепроникающей влаги.
- А я в своё время получил двести.
Харпер невесело усмехнулся:
- Чёртова армия превратилась в курорт, а, сэр? - он отхлебнул из бутылки, - Рядовой. Они даже не называют меня "стрелком" в этом убогом полку. Вшивый рядовой Харпер. Когда же, по их мнению, я успел стырить их барахло?
- Во вторник.
- Боже, спаси Ирландию! В День святого Патрика?
- Тебя не видели в лагере в этот день.
- Боже Иисусе! Мы надирались с вами, сэр.
- Я говорил им.
Между ними повисла тишина, нарушаемая лишь звоном лопат и кирок ниже по косогору. Одно хорошо, подумал Шарп, выпивки у них с Харпером хоть залейся. Лёгкая рота щедро поделилась с ними своими частью краденными, частью выпрошенными запасами спиртного.
- Прости, Патрик.
- Полегче, сэр, не хороните меня раньше времени… А эту тварь я в бараний рог скручу.
- После меня.
Несколько мгновений оба тешили воображение сценами расправы над ненавистным Хейксвеллом, понимая, однако, что это не более чем мечты. Ублюдок был слишком осторожен. Свою палатку он разбил в нескольких метрах от офицерских и не собирался давать стрелкам шанс, прогуливаясь по восхитительно тёмным и безлюдным местам.
Ирландец неожиданно рассмеялся, и Шарп удивлённо воззрился на него:
- Что это тебя так развеселило?
- Да рамка эта дурацкая. Чей портрет там был?
- Жены полковника.
- Редкая красотка, должно быть.
- Не сказал бы. - Шарп откупорил новую бутылку, - Если картинка не врёт, злобная стерва. Полковник, впрочем, доволен браком. Он считает, что женитьба удерживает мужчину от глупостей.
- Наверное, он прав. Кстати, откуда взялись сплетни о вашем браке с мисс Терезой?
- Я так сказал полковнику.
Харпер на миг онемел. Затем рассмеялся:
- Она вам подходит.
- А Джейн Гиббонс?
Харпер помотал головой. Он встречал блондинку, сестру убитого им лейтенанта.
- Эта фифа не для вас. Чтоб жениться на такой дамочке, надо родиться в огромном доме, иметь кучу денег и всё такое. Вы - солдат, сэр, и никакой офицерский кушак не приведёт вас в постель к мисс Гиббонс. Во всяком случае, надолго не приведёт.
- По-твоему, я должен жениться на Терезе?
- Отчего нет? Она - тощая штучка, но вам же, как хорошей собаке, подавай мяса поменьше, костей побольше.
Харпер никогда не одобрял вкуса Шарпа к изящным женщинам.
Снова друзья замолчали. У тех, кто не был знаком с Шарпом накоротке, стрелок имел репутацию человека, скупого на слова и эмоции. Раскрывался он только с близкими людьми, коих легко было пересчитать по пальцам: Харпер, Хоган, пожалуй, ещё Лоссов, немецкий кавалерист. Всех их судьба забросила далеко от родных мест, вынудив сражаться под чужим флагом. Это сродство душ, видимо, не было случайным, ведь Шарп и сам чувствовал себя изгнанником в собственной стране, чужаком в офицерских гостиных.
- Уэлсли как-то изрёк при мне, что рядовых нет смысла повышать, они всё равно плохо кончают.
- Плохо кончают, это как?
- С его слов, спиваются.
Харпер подумал и протянул ему бутылку:
- Уэлсли видней, на то он и генерал.
Какой-то олух в траншее открыл дверцу фонаря, судя по возне, он сразу получил на орехи, но французские канониры, будучи всегда начеку, принялись садить по мелькнувшему пятнышку света изо всех стволов. Крики боли засвидетельствовали, что часть выстрелов попала в цель.
- Мы здесь ненадолго.
- То же вы говорили, когда впервые высадились в Ирландии.
Шарп ухмыльнулся:
- Нам понравилось ваше гостеприимство. Да и климат ничего.
Харпер поднял глаза к небу:
- Боже! Когда же закончится этот дождь?
- Я думал, ирландцы любят дождь.
- Дождь - да, но это же не дождь. Это водопад, потоп, конец всего сухого на этой земле.
Шарп прислонился к плетённому габиону, забытому одной из рабочих партий и тоже уставился в небо:
- Я звёзд не видел уже, наверно, неделю. Да нет, дольше… Мне нравятся звёзды.
- Как им повезло.
Алкоголь редко развязывал Шарпу язык, ещё реже это случалось при Харпере.
- Нет, правда. Ты любишь птичек, я - звёзды.
- Птицы - живые. Они летают, вьют гнёзда. За ними интересно наблюдать.