- Герр капитан приказал доставить вас к месту службы на мотоцикле, - важно продолжает розовощекий ординарец. - Все готово, герр обер–ефрейтор.
Появляется желание треснуть кулаком по его тыловой роже, но, с другой стороны, какое мне дело до этого рядового? Каждый устраивается, как может. А пуля, и я это знал, как никто другой, всегда найдет свою цель. Пора собираться. Выхожу из избы в утренний туман. Поежившись, закуриваю сигарету из любезно оставленной мне капитаном пачки и отправляюсь в отхожее место. Там, у похожих на большие скворечни туалетов, уже толпится очередь из новобранцев. Им непривычна местная солдатская кухня. Отвратительная по качеству, она действует на желудки не лучшим образом. Вообще, диарея - постоянный спутник солдата на этой войне. Сам первое время бегал под кусты каждые пять минут, а потом при первой возможности стыдливо застирывал коричневые пятна. На линии фронта проблема еще серьезнее. Срать в окопах - самое последнее дело, а головы не высунешь. Поэтому в траншеях всегда делаются ответвления в сторону тыла, где и устраивается импровизированный туалет.
После вчерашнего шнапса в голове пусто, ни одна мысль не роится и не отягощает мозги. Присаживаюсь на корточки в ожидании своей очереди, отгоняя от лица огромных сине–зеленых навозных мух.
Тому, что нас на мотоцикле капитан отправляет на передовую, я не удивляюсь. Он знает, что чем больше нас там, тем спокойней ему здесь. Поэтому такая честь и забота.
- Крыса… - бормочу я и зло сплевываю под ноги.
- Герр обер–ефрейтор, рядовой Земмер прибыл в ваше распоряжение, - слышится сверху знакомый голос. Поднимаю голову и вижу моего ученика, вытянувшегося передо мной по стойке смирно. Забавная картина возле очереди в сортир. К тому же одной брючины у него как не бывало, а голая нога плотно замотана бинтом. Тонкая бледная голень уходит в широченное голенище сапога. Я невольно улыбаюсь. Он перехватывает мой взгляд:
- Штаны новые мне выдали, только я их потом надену, не хочу пока пачкать.
Мальчишка… Совсем мальчишка…
- Отлично. Готовься, сынок.
- К чему, герр обер–ефрейтор? - спрашивает он.
- К подвигам, чертеняка, к подвигам… Только сперва посрать надо.
Глава 12
Фельдъегерский "Цундапп" лихо несется по дороге, подскакивая на каждой кочке. Сижу в коляске, задыхаясь от пыли, а Земмер восседает за водителем, крепко вцепившись ему в бока. Передо мной на коляске закреплен пулемет МГ–34. Фельдъегерь так ловко варьирует между ям и обломков техники, что меня мотает из стороны в сторону и приходится постоянно держаться за поручень.
Мы возвращаемся на войну. С каждым километром приближение фронтовой линии ощущается все явственнее. Запах разложения и гари, отзвуки взрывов, резкие трели пулеметов. Сгоревшие остовы боевой техники, разграбленные и брошенные телеги, трупы лошадей и людей по обочинам. Мы едем домой.
Украдкой бросаю взгляд на Земмера. Глаза у парня отрешенные, как у коровы на бойне. Придется вправлять мозги, чтоб не раскис совсем.
Калле, хитрая лисица, простился со мной достаточно сдержанно, но сунул в дорогу пару банок деликатесных мясных консервов, которые получают только самые высшие чины. Я, конечно, не прослезился от такого жеста доброты сердечной, но был искренне рад подарку. На передовой с продовольствием туго.
- Все. Дальше не проеду, - сообщает мотоциклист, останавливается и глушит мотор. - Здесь вам пешком недалеко, а если в объезд мотануть, то часа два потеряете, да и то неизвестно - вдруг там не лучше.
Дороги дальше и правда нет. Земля перепахана снарядами, изрыта, завалена какими–то палками, досками, колесами телег, расщепленными стволами деревьев. Добраться до позиций на мотоцикле кажется действительно невозможным. С трудом вылезаю из коляски, хватаясь за ноющую поясницу. Ноги затекли, и я встряхиваю ими, а потом пару раз приседаю, чтобы разогнать кровь. Земмер, глядя на меня, тоже пытается присесть, но с его раненой ногой такие упражнения явно противопоказаны, и он быстро это понимает. Он стягивает с себя сапоги и старые обрезанные штаны и надевает новые. Зря он не примерил их сразу, как получил. Они оказываются на пару размеров больше, чем ему надо. Земмер чертыхается, затягивая ремень, и оттого выглядит в них еще комичнее.
- Дальше сами дойдете? - спрашивает фельдъегерь, заранее зная ответ. Или он ожидает, что мы попросим его проводить нас?
- Не беспокойтесь, доберемся.
Мотоциклист удовлетворенно кивает, и тут же, заведя двигатель, трогается с места. Обдав нас с Земмером клубами пыли, он лихо разворачивается и мчится обратно в тыл. Я понимаю, ему не терпится убраться с передовой, поближе к кухне и подальше от вездесущих иванов.
- Вот они герои, - замечаю я, глядя, как быстро он удаляется.
Земмер не отвечает, он занят спадающими брюками.
- Что ж ты размер не посмотрел заранее? - отвлекаю его я от попытки остаться в штанах.
- Да я специально попросил чуть побольше, - уныло ворчит он. - Чтобы посвободнее было, нога же вся в бинтах.
- Ладно, - пытаюсь сдержать смех, но выходит плохо. - Держи их руками на пузе, а как доберемся, возьмешь иголку с ниткой и ушьешь.
Минут через тридцать мы уже подходим к нашим позициям.
- Ба! Да это сам Курт Брюннер и малыш Земмер! - радостно встречают нас пехотинцы. - Живые! А мы думали, что нет вас уже на этом свете. Где же вас носило?
- Осматривали достопримечательности в русском тылу, - отмахиваюсь я, хотя искренне рад вернуться в полк и увидеть старых вояк живыми и здоровыми.
- Где капитан? - спрашиваю одного солдата. Весь измазанный в грязи он сидит на дне окопа и, сняв сапоги, невозмутимо копается в пальцах чумазых ног.
- Брюннер! - удивленно улыбается он и протягивает мне руку. - А говорили, что шлепнули тебя красные.
- Это не так просто, - от рукопожатия я воздерживаюсь.
- Капитан в блиндаже должен быть, - нисколько не обидевшись, солдат указывает направление. - Или пошел к церкви, где минометчики сидят.
- Спасибо, - благодарю его я и слышу уже в спину:
- Здорово, что ты с нами, Брюннер.
Меня немного смущает неподдельная радость, так открыто выражаемая товарищами–фронтовиками по поводу моего возвращения. Подталкивая Земмера, иду к блиндажу. Перешагивая через тела отдыхающих солдат, мы, наконец, добираемся до него и заглядываем внутрь. Пусто. Из темноты несет гарью и нечистотами. Видимо, Бауер обходит позиции.
- Подождем его тут, надо доложить о прибытии, - говорю Земмеру.
Шляться по траншеям не хочется. Русские периодически постреливают и нарваться на пулю или осколок здесь проще, чем справить нужду. Смотрю на церквушку, которая высится на холме рядом с нашими окопами чуть позади линии обороны. Полуразрушенная, она торчит как обломанный зуб. Купол свален, окна выбиты, на стенах видно несколько прямых попаданий из орудий, а у подножия груда разбитого кирпича. Но она стоически держится, словно надеется, что люди одумаются и наконец–то повернутся к богу лицом. Много таких церквушек я повидал на Восточном фронте. Большевики небрежно относятся к религии. Коммунисты презирают верующих людей и превращают эти произведения искусства в ремонтные мастерские, склады либо разрушают их, предварительно обчистив. Наши солдаты тоже приложили руку к разрушению и разграблению храмов. Многие хотели привезти домой детям сувениры из Советского Союза. А великолепные христианские иконы стоят на черном рынке недешево. Но простой народ здесь все еще почитает бога, я сам тому свидетель. Находились места, где церкви в обиду не давали.
- Сейчас бы поесть, - жалуется Земмер.
- На, возьми, - протягиваю ему банку консервов. Мне есть после тряски на мотоцикле не очень хочется. Оставшейся банкой деликатеса собираюсь порадовать Бауера.
День в самом разгаре. Очередной солнечный день. Русские пока не предпринимают активных действий, лишь устраивая небольшие артобстрелы для острастки. Их бомбардировщики пролетают высоко, нацелившись на другие участки фронта. Все не так уж и плохо.
Только сейчас, оказавшись в этих окопах, отчетливо понимаю, как за последние несколько дней рисковал жизнью. До этого момента такая мысль в голову не приходила. Самое удивительное, что, снова попав на передовую, где смерть ходит совсем рядом и ее дыхание физически чувствуешь затылком, я ощущаю покой. И уже немного стыжусь своего малодушия, когда, находясь в уютной избе у капитана Калле, не хотел возвращаться назад. Парадокс, но это так. Странно…
Бауера замечаю первым. Узрев меня, он резко останавливается, замирает и удивленно таращится.
- Ты?! - вырывается у него.
- Так точно, - я поднимаюсь. Окопы в этом месте выше человеческого роста, и я не опасаюсь шальной пули.
- Ты откуда взялся? - он подскакивает и крепко жмет руку.
- Вы не поверите, герр капитан, - улыбаюсь я, - прямо из русского тыла.
- В плену был? - брови Бауера озабоченно сходятся на переносице.
- Я нет, а вот ему… - тычу пальцем через плечо на Земмера, - посчастливилось.
- Здравствуйте, рядовой, - капитан только теперь замечает его и тоже протягивает ладонь для рукопожатия.
Земмер явно тушуется от оказанной чести.
- Пойдем ко мне в блиндаж, злодей, - подталкивает меня Бауер к двери, - расскажешь все подробно и без утайки. Договорились?
- Конечно, - киваю.
Отпускаем Земмера и заходим внутрь. В обители капитана, несмотря на пробивающийся в узкие окошки солнечный день, темно. Кругом валяются ящики из–под боеприпасов, какие–то мятые газеты, на земляном полу поблескивают осколки. Сразу вспоминаются обустроенные "апартаменты" Калле.
- Чем тут так воняет, герр капитан?