- В последние дни как-то неладно, - Лаошань огляделся по сторонам. - С дальнего разьезда донесли, что к кострам будто бы подходят какие-то люди, юэчжи. Голодные, одетые в рванье.
- Здесь где-то могила их бога, - ответил Кермес глухо, - Рамана-Пая. Здесь бывают призраки…
Призраки и вправду были - целое войско. В пыли рожденные, голые, босые люди - Тени Полудня. Тела их настолько истончились и почернели, что в горячем солнечном свете были почти невидны. Двигались они неслышно на худых своих кобыленках, выслеживали отставших хуннских батыров, и неслышно же умерщвляли. Кермес все это знал. Он все помнил.
Вечером, на привале у пересохшей речки, он как будто почувствовал что-то, и впервые за время похода удалился от Лаошаня.
Он отъехал на невысокий утес, туда, где никто уже не мог его видеть. Вокруг звенели комары. Красное солнце спускалась к белым дюнам, потрескавшимся от засухи. Вокруг торчали голые прутья - все, что осталось от густой речной поросли. Чуть подальше от косогора еще рос высокий кустарник, земля там была сырая, илистая и лошадь могла отдохнуть в тени.
"Если хунну овладеют этим краем, река уйдет, Дану не потерпит такой гнусности" - вспомнилось вдруг Кермесу. Это место было ему знакомо. Когда-то здесь он ловил куропаток, и с ним был еще кто-то…
Дремота смежала Кермесу веки, он никак не мог вспомнить имя… имя…
Кермес прислонился к тонкой лошадиной шее, свесил грузные руки и прикрыл глаза. Он слышал, как кто-то поднялся на косогор и остановился. Близко было чужое лошадиное дыхание.
- Ты кто? - Кермес медленно поднял голову и разлепил уставшие, бессонные глаза.
Всадник стоял в полусотне шагов, неподвижный, похожий на тень от стрелы. Он стоял спиной к гаснущему солнцу и Кермес не видел его лица. Вдруг солнце осветило личину из желтого рога, две черных прорези на месте глаз и… зубастую ухмылку.
Кермес хрипло вскринул, тронул поводья и помчался прочь. Но с другой стороны косогора вышла уже другая фигура - чуть шире в плечах, в лисьей шапке, а вместо лица - маска из куска грубой кожи.
Кермес полетел на коне под гору, провалился в черное пустое русло, снова поднялся на плешивый пригорок - и увидел впереди еще две черные тени. Кермес затравленно огляделся - вот еще один всадник в берестяной личине, на коне паршивой масти - с белыми отметинами на копытах. А вот еще один - на белой тощей кобыле.
Он зарычал, ударил коня по тугим жилам, степь бросилась ему навстречу, спина выгнулась луком и земля перевернулось.
Кермес лежал на животе, а в горле клокотала кровь. Стрелы торчали из его спины красными иглами. Он не видел уже ничего, слезы и пот слепили ему веки… Вдруг вспомнилось ему что-то далекое и невозвратимое. Раскрасневшееся лицо, блеск мальчишеских глаз, восторг, оттого что бьется под заячьей шубкой первая пойманная куропатка, и живая улыбка, которую сменил теперь страшный оскал солнечной маски.
- Как чудно… - подумал Кермес и затих, оттого что не мог больше жить.
Тот, кто выстрелили первым, приблизился к телу, и навис над ним, неподвижный. Он всматривался зачем-то в лицо убитого батыра, словно пытался узнать, угадать…
Он вздрогнул, когда его, окрикнули:
- Ашпокай! Ашпокай! Это ты?
- Это я, - отозвался он, отнимая от лица маску.
Пятеро мальчишек, как один, последовали его примеру и побросали маски под копыта коней.
- Что вы здесь делаете? Нас могут увидеть! - на косогоре появился конник в остроконечном колпаке. - Мы не достали Лаошаня, хунны переполошились! Бежать нужно!
- Нет. Не бежать. Нужно уходить, - сказал Ашпокай. - Насовсем. Мы уйдем из этой степи, Атья. Здесь все кончено.
- Не понимаю, - сказал Атья, - что ты говоришь?
И тут он заметил лежащего на земле Кермеса.
- Это… это…
- Да, - ответил Ашпокай. - Это Михра. Мой брат.
И он швырнул маску на мертвое тело. Атья сорвал с головы колпак и закрыл им лицо свое.
Мальчишки неуверенно переглянулись, потом посмотрели на мертвого батыра. Никто из них не знал этого белобрысого хунну, - ни Атья, ни Ашпокай не рассказывали ничего о Михре.
- Все. Наигрался я в Михру, - сказал Ашпокай. - У нашего народа судьба есть, и здесь она не заканчивается. Чем раньше народ наш это поймет, тем лучше. Нужно всех собрать и двигаться.
- Куда? Куда?
- На запад, - Ашпокай посмотрел на перстень с вживленной в него капелькой коралла. - Мы проложим для нашего народа новый путь.
Ашпокай смял башлык, щека его дернулась от какого-то страшного напряжения:
- Все! Пошли! Уууу-хааааар-р-р!
- Уууу-хаааааар-р-р! - подхватили молодые волки.
Спустя мгновение они мчались вдоль пустого берега, на котором вечер уже протянул свои синие тени.
Конец.
20. 12. 2010.