- В болоте лежал… глубина метра полтора… Немцы набежали. По их расчетам, должен я здесь быть, а меня нет… А я не знаю, сколько они топтаться у меня над головой будут. На всякий случай полминуты лишних пролежал…
- А всего сколько?
- Минуты две…
- Не может быть!.. Тренировался, что ли?
- Тренировался, товарищ маршал, с детства.
- Ушли немцы-то?
- Не пил бы я с вами коньяк, если бы не ушли.
- У меня тоже случай был… В сорок втором. Штаб армии попал под бомбежку. Навел кто-то. Две землянки вдребезги. А там, где я, горит все… и дым… Дышать нечем. Так я полотенце в воде намочил и сквозь него дышал. Потом ребята из охранения вытащили без сознания… да…
Командующий пожевал губами, потер виски.
- Почему все-таки "Рай"? Оригинальничанье или код?
- Код. Возможно, начальные буквы или слоги… Я посижу над картой… И есть у меня один шибко сообразительный малый на такие кроссворды.
- Из тех, что прилетят?
- Из тех, товарищ маршал. И еще… Есть просьба…
- Слушаю.
- Моих людей, которые прибудут, не нужно никому показывать. Пусть отправляют сразу на хутор, что на стыке двух проселков. У меня там "Логово".
- Тоже код?
- Конечно, товарищ маршал, но знаете его пока вы один.
Маршал снова, как полчаса назад, остро взглянул на Седого. Молча кивнул. Потом спросил:
- Никому?
- Ни одному человеку…
- Верю я в тебя, капитан… Ой как верю! Если бы все понимали так свою задачу. Давно бы войну выиграли… Людей твоих будет встречать мой адъютант.
- Спасибо, товарищ маршал.
- Слушай, что я тебя напоследок хотел спросить… Ты уж не смейся над стариком… Тебе страшно бывает, когда ты по тылам ходишь?
- Конечно… Все ведь знают, что такое гестапо. Только я бы им не дался. У меня под ремнем всегда "лимонка" да еще в чугунном чехле… Граната-неразлучница.
- И сейчас с собой?
- И сейчас.
- Покажи.
Седой достал из-за широкого ремня гранату. Маршал взял "лимонку", подержал ее на весу.
- Неразлучница… Хм… А если есть еще шанс?..
- Нельзя рисковать. Там про шанс не думаешь. Мысль одна - как бы не попасть в их руки.
- Ты прав, капитан… Такая у тебя работа. Ну прощай. Еще раз желаю удачи… и возвращения.
- Спасибо, товарищ маршал… Постараюсь выполнить задание. Ну… и вернуться.
Седой вытянулся, отдал честь и, мягко ступая по коврам, вышел из комнаты.
* * *
Не успел Седой сойти с крыльца дома, в котором остановился командующий, как попал в мощные объятия крупного усатого человека.
- Ваня! - вскрикнул Долгинцов и обнял старого друга.
- А я вот, видишь, поджидал тебя, - хитро подморгнул капитану грузный человек с полковничьими погонами. - Думаю, улетит ведь фокусник, и не увидимся.
Они подружились в начале войны. Иван Авксентьевич Шашырев был командиром дивизионной разведки, куда Седого направили для прохождения службы.
Фронтовая дружба возникает внезапно и надолго. Зачастую цементом этой дружбы является совместно пролитая кровь. Случилось так, что они дрались в одном окопе, когда дивизия попала в окружение. Потом война разбросала их по разным фронтам. И вот встреча. Шашырев носил уже чин полковника и занимал соответствующую должность, но в обращении остался прост и трогательно наивен, потащил Седого в свою комнату, достал коньяк, консервы.
- Как я рад, что ты жив, Андрюша… - бубнил он, разливая коньяк. - Много слышал о тебе и все думал: до коих пор он будет ходить по лезвию ножа?
- До сих, - улыбнулся Седой, - до конца войны, Ваня.
- Ну и бросает тебя. Два дня назад еще ведь в Польше был.
- А ты откуда знаешь?
- Знаю, брат. Знаю и то, что за тобой самолет посылали в тыл к немцам. Такой ты у нас достославный, Андрюша.
В тот же день, под вечер, Седой попросил подобрать ему разведчика в группу - для полного комплекта не хватало одного человека.
Утром Шашырев сам пришел к разведчикам в "Логово".
- Едва нашел твое убежище, - недовольно проворчал Шашырев, здороваясь с Седым.
- А ты хотел, чтобы его знал каждый ездовой, Ваня? Абвер не дремлет… Уверен - и здесь у него своя пара глаз.
- Выходит, наши контрразведчики зря хлеб едят?
- Выходит… Группы-то не вернулись. И на связь не вышли.
- Да, конечно…
- Ну что, Иван… кого отдашь из своих золотых запасов?
Шашырев усмехнулся и, глядя куда-то в сторону, неуверенно сказал:
- Есть тут у меня один парень. Из бывших лейтенантов. Профессионал… Может все… Только вот с характером у него, да и с дисциплиной нелады. Не то чтобы псих, но и… одним словом, сгоревший человек. Немца живого видеть не может. А так, если характер отбросить, самый твой человек. Узнает, куда идете, умолять будет взять с собой.
- А этого пока никто не знает, и ты тоже, Иван Авксентьич.
- Конечно, конечно… Но ты все же его посмотри. Из твоих ребят его никто не возьмет. Пулеметчик - поискать надо. Знает немецкий…
- Зовут как?
- Щеколда. А проще - Саша Чиликин…
- Ну что ж, идем смотреть Щеколду. Кстати, за что такая кличка?
- А он и есть щеколда. Если руками что схватит - все. Считай, намертво.
Чиликина они отыскали на краю села. Он сидя бросал ножи в дерево, три из них уже торчали в стволе одинокой сосны.
Щеколда лениво и, как показалось Седому, неохотно поднялся с пня, на котором сидел.
Это был медлительный широкоплечий крепыш с мощным торсом и огромными, сильными руками.
Седой понял всю справедливость клички.
- Сержант Чиликин, - доложил Щеколда.
- Тренируетесь? - дружески спросил Седой.
- Не-е… балуюсь…
- Можно и мне побаловаться?
- Ну-у… попробуйте…
И он протянул капитану длинный нож.
- Бью в середину между вашими двумя финками.
Седой метнул нож. Щеколда удивленно присвистнул. Нож точно вошел между двумя лезвиями.
- Разведка, - сразу догадался сержант.
- Будем знакомы, - ответил Седой, - капитан Долгинцов, командир особой группы штаба фронта. Есть предложение.
- Так сразу…
- Да. Вы мне нужны. Если нарисуете на мишени восьмерку из пулемета, беру с собой.
- Какой пулемет?
- МГ. Трофейный немецкий…
- Сделаем, товарищ капитан… А с собой - это куда?
- В "Рай", - усмехнулся капитан.
- Можно и туда, но лучше в чистилище, пусть почистят.
Щеколда нарисовал пулями обещанную восьмерку. Седой остался доволен.
Чиликину капитан понравился сразу, а это было немаловажно. У Щеколды все люди делились на "нра" и "ненра". Если ему человек не нравился чем-то, толку от Чиликина не было. В лучшем случае он выполнял долг. Но уж если нравился, Щеколда выкладывался весь, чтобы заслужить легкую похвалу или расположение этого человека.
- Ну? - спросил Шашырев, когда они остались одни.
- Беру. Спасибо. То, что надо.
- Эх ты, а еще старый друг. Я тебе суперразведчика, а ты - то, что надо… Экстра-класс. От сердца отрываю, можно сказать…
- Так для дела-то какого отрываешь, Иван Авксентьич.
- Да уж… Как там все сложится? Как в языке майя: сто иероглифов - и все неизвестные.
- Языками балуешься.
- А-а, до войны все… Хотел разгадать тайну языка майя и прочесть их таинственные манускрипты на скалах.
- Да ты, оказывается, романтик, Иван, - изумился Седой.
- Я был нормальный человек, а теперь военный.
- Ничего, кончится война - разгадаешь.
- Нет. Буду преподавать.
- Слушай… и у Чиликина, что же, так и никого?
- Никого, - помрачнел Шашырев, - всех немцы расстреляли за связь с партизанами. Его ведь из лейтенантов за что разжаловали? Пленного "языка" одним ударом убил. Сам же взял, тащил на себе, а потом… тот что-то сказал ему - никто не знает что… Он его и стукнул. Я же тебе говорил - сгоревшая душа.
- Пламя, на котором горит эта душа, чистое, светлое пламя, Ваня.