Глава 1(7). Вальс
Если не умеешь танцевать – однажды уронишь честь офицерского мундира. Нелепая, но печальная перспектива, не правда ли? Вот и во всём остальном так же: мелочей на службе не бывает.
И погаси ты монитор, Христом-Богом молю, когда с тобой взрослые люди разговаривают!
Георгий Заболотин-Забольский
6 мая 2013 года. Забол, Горье
В просторной комнате гостиничного номера класса "люкс", залитой солнцем сквозь огромное окно, тишину не нарушало почти ничего. Легко гудел кондиционер, приводя воздух к заданной температуре в двадцать два градуса по Цельсию. Застеленная светло-бежевым покрывалом с абстрактным узором кровать, казалось, сама по себе дремала, разливая вокруг сонное оцепенение, и, подчиняясь ему, сонно же прислонился к стене стул, с покоящейся на нём офицерской фуражкой. На стеклянном журнальном столике у окна неловко чирикнул телефон и смолк, сам испугавшись наглости своей попытки нарушить тишину.
Комната этого, казалось, вовсе не заметила, лишь молчаливо ждала пробуждения, словно заключив перемирие с окружающим миром, некий пакт о невторжении. Тишина, сонная, мягкая – казалась вместе с этим неуловимо хрупкой, застывшей на грани, за которой снова начиналась война с шумным миром за это своё право застыть вне времени – в ожидании хозяев комнаты.
… Солнце успело скрыться за угол дома и оставить комнату в тени, прежде чем пискнул в двери замок и в прихожей зазвучали голоса.
– Полтора часа вожделенного отдыха, – оповестил первый голос – решительный, с неуловимыми нотками железной чёткости, свойственной людям, всю жизнь свою посвятившим армии. – Твои планы, Сиф?
– Отдыхать, – последовал немногословный ответ второго голоса – мальчишеского и усталого. Со стуком в углу прихожей приземлились ботинки.
– Может, чаю устроишь?
– Вам бы только чаю…
– А чай забольский, – продолжил искушать первый голос.
– Угу, – печально согласился второй.
– Настоящий…
– Кто бы сомневался.
– Так, может, перестанешь подпирать стену и заваришь своему командиру чайник?
Вместо ответа обладатель второго голоса вошёл в комнату, с наслаждением шлёпая босыми ногами по полу. Подошёл к кровати, постоял, уперевшись в неё коленями, затем рухнул вперёд со стоном:
– Мне бы кто чаю заварил…
Вошедшему можно было дать лет четырнадцать на вид, вряд ли больше. Русые волосы, зачёсанные на косой пробор, белая рубашка с фельдфебельскими погонами, на груди серебряный крестик "солдатского георгия" – знаменитой русской военной награды. Ногой ловко подцепив со стула фуражку, мальчик подкинул её в воздух, перекатился на спину, поймал и положил её рядом с собой, пальцем водя по гербу Лейб-гвардии над козырьком. Помять белую рубашку подросток не боялся – или просто не хотел думать об этом.
… Вся эта парадность юному офицеру надоела, а особенно – непривычная фуражка. Оливковый берет можно было засунуть под фальшь-погон и забыть, а поди забудь о фуражке.
Поэтому она осталась в номере. Нет фуражки – нет проблем, даже командир не стал пенять за это.
– Сиф, чай! – напомнил старший офицер из соседней комнаты.
– Сейчас, – отозвался мальчик. – Уже встаю и завариваю.
– Не слышу, – не замедлил сообщить полковник. Сиф скривился и, скатившись с кровати, громко, демонстративно протопал к электрочайнику. Нагрел воду, залил заварочный чайник и сел, уткнувшись подбородком в сгиб локтя. Сквозь стеклянный бок чайника было видно, как набухают чаинки, как заполняет чайник насыщенный бордово-коричневый цвет. По комнате поплыл чуть молочный аромат, Сиф вздохнул и прикрыл глаза.
… Проснулся он от дзиньканья ложки о стакан. "Дзинь… Дзинь… Звяк-звяк", – это ложечкой постучали по краю стакана, стряхивая капли, и отложили её в сторону.
– Ты же не спишь, – сообщил полковник укоризненно. И обращался он точно не к чайнику.
Иосиф Бородин, фельдфебель Лейб-гвардии, неохотно разлепил глаза и уставился на вихрь чаинок в стакане. Думать не хотелось. И шевелиться не хотелось. Он и отвык, что в Заболе на календаре май, а на улице – конец июня. Шесть лет в Москве кого угодно приучат к снегам до апреля… Иосиф зевнул краешком рта и предпринял попытку обратно задремать.
– Давай-давай, разлепил глаза, принял вертикальное положение, – его командир и, по совместительству, опекун поднял стакан, и созерцать стало нечего. Пришлось подниматься, зевая уже в полный рот. Не спорить же с самим полковником Заболотиным-Забольским, известным на всю Империю героем Забол-Выринейской войны.
Или, вернее, не оспаривать же приказы командира – уж больно тот щурится… по-командирски. В таком состоянии с него станется начать про уставные отношения.
Но вместо ожидаемого "Фельдфебель Бородин!" Заболотин-Забольский только поинтересовался:
– Кстати, а телефон ты намеренно в номере оставляешь всегда?
– Намеренно, – подтвердил мальчик, помрачнев. Вспомнив про телефон, он встал, подошёл к столику и взглянул на дисплей. "У вас 1 непрочитанных сообщений".
Увиденное Сифа ничуть не удивило, но он всё же взял телефон в руки и открыл смс-ку.
"Ты ж обещал писать!неужели некогда?"
Юный офицер сел обратно на кровать и принялся бездумно проматывать сообщение вверх-вниз, читая то текст, то информацию об отправителе.
"Обещал, – мысленно подтвердил он телефону. – Но звонить уж точно не буду. А написать… Ну что я вам могу написать? Из головы выдумать, чем занимаюсь целыми днями, да так увлечённо, что не подхожу к телефону?"
"Збыл тлфон,смс прочтал тльк что.никких нвстей,поэтму не пишу", – набрал, пропуская гласные через одну, и отправил он, понимая, как уныло выглядит это сообщение. Нельзя так писать лучшим друзьям… Только вот как тогда можно?
Прерывая размышления, выстрелил трелью звонок.
– Сиф… – начал было старший офицер, но Сиф его перебил, откладывая телефон:
– Я уже иду.
Он заглянул в глазок, и желание открывать пропало. Мальчик с кислой физиономией, игнорируя второй звонок, заглянул обратно в комнату, помялся, вздохнул сумрачно и доложил:
– Ваше высокородие, там это… журналист.
"Его высокородие" допил чай единым глотком, раздумывая, потом по-птичьи быстрым, рваным движение дёрнул головой – скрывая недовольство:
– Да ладно, пусть их. Открой… Эй, ты чего, Сифка? Зачем такая кислая рожа? – он поднялся и подошёл ближе к воспитаннику. – Ну что?
– Тогда без меня разговаривайте, – Сиф отвернулся.
– Ты к ним никогда не привыкнешь?
– Я их никогда не прощу, – Сиф сжал зубы. – Разрешите… я к Алёне пойду.
– Эх ты, ординарец… – Заболотин-Забольский протянул руку, чтобы взъерошить волосы офицерику, но на полпути убрал, перехватив далёкий от дружелюбия взгляд. При воспоминаниях о войне Сифка становился диким зверьком. Прикосновения этот зверёк не переносил, поэтому полковник кивнул: – Разрешаю, куда я денусь. Только открой деятелю новостей всё-таки.
Сиф вышел в коридор, обулся и, натянув на лицо не дружелюбное, конечно, но хотя бы нейтральное выражение, со следующим звонком открыл дверь.
– Добрый день, – сохраняя вежливую интонацию, сказал он, стараясь не встречаться взглядом с модно одетым человеком с планшетом подмышкой.
– Добрый день. Могу ли я видеть… – начал журналист по-русски с небольшим акцентом.
– Можете, можете, – в коридоре появился старший офицер, воплощение вежливости с легким налётом недовольства "вторжением".
– А…
– Проходите, – кивнул Заболотин-Забольский, взглядом провожая юркнувшего мимо журналиста ординарца.
Для Сифа любые "деятели СМИ" ассоциировались с теми, из военной поры. Иногда Заболотин гадал – это один из тех редких эпизодов, которые и впрямь сохранились в памяти мальчика, или просто необъяснимый теперь для Сифа рефлекс?..