Сбивчиво прострекотали очереди двух автоматов. Приговоренный замолк на середине фразы. Он качнулся, схватившись руками за грудь, сделал несколько неуверенных шагов по краю ямы и вдруг, сорвавшись, свалился в могилу.
С минуту и офицер и солдаты стояли на месте, оцепеневшие.
Первым пришел в себя офицер. Нерешительным шагом он направился к могиле, но в трех-четырех шагах от нее вдруг остановился.
Из ямы показалась окровавленная рука. Судорожным движением она вцепилась в край ямы. Затем рядом с ней появилась вторая. Руки напрягались в страшном усилия, и вот медленно-медленно из могилы поднялось белое, как мел, лицо Макса Бехера.
- Сволочи! - прохрипел он. - Всех вас собачий конец ждет! Запомните, сволочи… в петле… подохнете.
Глава 7
Последний полет Адольфа Эрве
Когда самолет оторвался от бетонной ленты автострады и стал набирать высоту, взяв курс на юго-запад, Адольф Эрве окончательно поверил в то, что остался жив. Чудесное избавление от неминуемой смерти вызвало в нем необычайный прилив сил. Эрве хотелось смеяться, прыгать, побежать куда-нибудь, пройтись колесом, запеть. Не в силах совладать с нахлынувшим чувством, требовавшим разрядки, Эрве сделал единственное, что мог сделать в создавшемся положении, - он запел.
Рев мотора почти заглушал слова песни, да и певец-то Адольф Эрве был никудышный. Даже его собутыльники из пилотов, ничего не смыслившие в музыке, и те болезненно морщились, когда подвыпивший Эрве начинал петь. Но сейчас, откинувшись на спинку сиденья, он, не смущаясь отсутствием слушателей, во всю глотку орал первые пришедшие на ум песни. Несколько раз в бурном приливе радости Эрве принимался хохотать, постукивая себя кулаком по коленке. Он был весь, до краев, переполнен шумной радостью - радостью трусливого человека случайно избежавшего неминуемой смерти.
- Эх! Набить бы кому-нибудь морду сейчас, чтоб знали! - вскричал он, неожиданно оборвав песню на середине куплета.
Вдруг Эрве заметил, что справа и слева одним с ним курсом идут тяжелые советские машины. Его как кипятком ошпарило.
- Так вот оно что, - угрюмо проговорил он. - Отведут подальше и собьют, чтобы следа не осталось. Потому и не пристрелили. Ловко.
Он с минуту сидел, как пришибленный, а затем, мрачно пощупав лямки парашюта, неуклюже стал слезать с места. Самолет, покорный автопилоту, мчался вперед по заданному курсу. Сейчас летчика заботило только одно: заметят ли с советских машин его бросок с парашютом, не расстреляют ли в то время, когда он беспомощно будет болтаться в воздухе. Бросив взгляд на правый конвоирующий самолет, Эрве вдруг замер в изумлении: советская машина начала набирать высоту и вскоре исчезла в ночном небе. Взглянув в левую сторону, летчик убедился что там тоже никого не осталось. Его самолет в полном одиночестве мчался среди темного холодного пространства.
- Странно, - проговорил Эрве, плюхаясь обратно на свое место. - Что же они задумали?
Веселое настроение безвозвратно исчезло. Летчик попытался разобраться в создавшемся положении. "Почему русские отпустили меня живым?" - задавал он себе вопрос. И сам же ответил на него: "Им нужно было убрать машину с места высадки". "А почему советские самолеты сейчас не сбили меня? Ведь, прилетев, я все расскажу". На этот вопрос Эрве не находил ответа. И вдруг яркая, как молния, догадка вспыхнула в голове пилота. "А ведь я не знаю, где высадил русских разведчиков". Эрве попытался припомнить место высадки, но ничего не получилось. "Высадил на автостраду, но где? - размышлял он. - Автострада тянется на сотни километров и все прямо, как по линейке. Ориентиров ночью не видно. В конце полета русский минут двадцать сам вел самолет, а я, дурак, перетрусил и не заметил курса. За двадцать минут мы неизвестно куда могли залететь. Не могу, даже примерно, указать, на каком участке автострады приземлялись".
Вдруг глаза Эрве загорелись надеждой: "А бомбежка?! - возликовал он. - Там, где разбомбили автостраду, там и высадились". Но, пораздумав, летчик безнадежно махнул рукой: "Эти русские - не дураки. Бомбежка прикрывала высадку. Чтобы сбить нас со следу, они расковыряли автостраду, наверно, местах в десяти. Попробуй угадать, где я приземлился. А должно быть, на важное задание шли эти русские, раз их такие силы поддерживали".
От этой мысли у Эрве засосало под ложечкой. Что он доложит командованию? Что своими руками на доверенной ему машине доставил в глубокий тыл группу русских разведчиков. Нарушил присягу фюреру… А за это трибунал… расстрел…
При мысли о трибунале Эрве похолодел. Трус по натуре, он с азартом бомбил мирные города России, с наслаждением расстреливал женщин и детей на бесконечных дорогах Украины и Белоруссии. Но попадать под огонь русских зениток Эрве боялся. Каждая трассирующая очередь, каждый снаряд казался Эрве летящим прямо в него. После таких полетов он чувствовал резь в животе и сосущую пустоту в груди. Но сейчас Эрве готов был пожалеть, что до сих пор благополучно уходил от огня русских. Ведь летчики не обязательно гибнут вместе с самолетом. Можно спуститься на парашюте. Пусть берут в плен. Это даже лучше. По крайней мере, жив останешься. Разговоры о том, что русские расстреливают пленных, - чепуха.
Даже смерть в бою - молниеносная, неожиданная - показалась Эрве не такой уж страшной.
Теперь его ждала длинная и мучительная судебная процедура, потом приговор и в конце всего самое страшное… минуты, когда его, без пояса, босого выведут куда-нибудь на задворки, и конвойный солдат, сопя и потея от страха, прицелится ему в затылок, в его, Эрве, затылок…
- Не хочу! - дико взвизгнул Эрве.
Далеко, на самом краю темного неба, вспыхнул бледный столбик света.
"Аэродром Ромитэн, - механически отметил в уме летчик. - Минут через десять посадка". В то же время ему неожиданно припомнился насмешливый голос русского майора, пожелавшего ему на прощанье "доброго пути".
"Все-таки почему же русские не сбили меня в воздухе? - подумал он. - Не дураки же они, чтобы отпустить меня просто так. Ведь я мог запомнить курс. Может быть, они оставили в кузове мину замедленного действия? - Эрве, забыв свои страхи перед трибуналом, пулей вылетел из кабины управления. Лихорадочно обыскал весь самолет, но ничего не обнаружил. - Снаружи на плоскости мину подвесили или магнитную…" - осенило фашиста.
Круг его размышлений замкнулся. Выхода не было.
Этот вывод подействовал на Эрве, как удар обуха на быка. Безвольный и понурый, он уселся на место. На мгновение мелькнула мысль выброситься с парашютом и бежать. Но куда? Без документов, без штатского платья, в комбинезоне. Эрве безнадежно покачал головой. Через пять-шесть часов поймают и тогда уже, безусловно, расстреляют как изменника присяге и дезертира. А так, может, еще и помилуют. Ведь на его счету много боевых вылетов, он десятки раз бомбил русские города. Зачтут его прежнюю беспорочную службу.
Как всякая неуравновешенная натура, Эрве быстро переходил от отчаяния к надежде: "В самом деле, почему он решил, что русские обязательно заминировали самолет! Чепуха, русским было не до этого".
Эрве почти успокоился и, обдумывая, как он доложит командованию о происшествии, вглядывался в ночную темноту. Аэродром должен был открыться каждую секунду.
"В конце концов машиной командовал Клемм и влип, как дурак, - думал Эрве. - А я, что я? Рядовой летчик и к тому же остался один, а русских четверо. И они все летчики. Без меня пропала бы машина. А так я ее все-таки сохранил".
Прожекторы, поймав своими лучами самолет, несколько мгновений держали его ярко освещенным. Эрве механически дал условную серию ракет. Луч прожектора круто нырнул вниз, улегся на землю и потух.
"Прилетел! - пронеслось в мозгу Эрве. - Что же все-таки делать?"
Освещая ему посадку, на мгновение вспыхнул новый прожектор, вырвал из темноты посадочную площадку. В его свете Эрве успел рассмотреть ряд тяжелых машин, стоявших на поле в одну линию.
"Приготовились к большому вылету, - подумал Эрве. - Машины готовы, летчики у командира. Минут через пять вылетят "нах Москау!" - сам не зная почему, закончил он вслух свою мысль. - Что же мне-то делать?"
Сейчас, за несколько минут до посадки, летчик вдруг со всей очевидностью понял, что самолет обязательно должен взорваться. Эрве побелел при мысли о близкой смерти. Корчась от страха, он пожалел, что не вел самолет до последней капли бензина и не выкинулся с парашютом вблизи от фронта. "Можно было бы что-нибудь придумать", - корил он себя. Но сейчас раздумывать было поздно. От аэродрома не уйдешь. Командование заподозрит неладное, пошлет истребителей, а с теми шутки плохи.
Снова на мгновение вспыхнул прожектор, и Эрве опять увидел готовые к вылету машины.
"Если я взорвусь, может, и у них сдетонировать боезапас, - подумал он. - Надо сесть подальше. - Но тут же какой-то мстительный голос прошептал в ухо фашисту: а тебе-то что за дело? Ты-то все равно сдохнешь?"