- Нет. Я ведь знаю только колхозников из закрепленных за мною бригад. И хотя я их впервые увидел всего семь-восемь дней назад, но уверен, что никто из них на такое дело не пойдет.
- А не бывает на трассе посторонних? Тех, что ни в одной бригаде не работают, а вертятся кругом да около.
- Посторонних? - переспросил Алексей. - Нет. На трассе бывают только строители. Правда, сейчас уже начинают приезжать к ним гости из родных колхозов. Приезжают жены или колхозное начальство. Но это не то.
- Конечно, речь идет не о них, - согласился Саттаров. - И все же отметки переставил человек, знакомый с ходом работ на канале.
- Только не из тех, кто сам роет канал. Не из строителей, - упорно отстаивал свое мнение Алексей.
- Да-а! - протянул в раздумье Саттаров. - Жаль, что я здесь еще никого не знаю. Я ведь сюда на время приехал, специально на эту часть канала, где работают колхозники моего района. Многое мне непонятно. Ну, что ж, разберемся, где тут собака зарыта.
Помолчали, думая каждый о своем и не спеша докуривая папиросы.
- А почему бы вам не выяснить, кто тут по ночам занимается стенаниями и проклятиями, - снова заговорил Саттаров. - Только не в одиночку, а вместе с колхозниками. А как вы думаете? Насколько мне известно, опыт в таких делах у вас есть, и немалый. - Саттаров вдруг лукаво подмигнул и широко, по-мальчишески весело улыбнулся.
- Сделаем, товарищ Саттаров, - обещал Алексей, - сегодня же сделаем.
- Конечно, сегодня. Чего же тянуть, - согласился Саттаров, поднимаясь с места и протягивая Алексею руку.
Уже прощаясь, он с улыбкой взглянул в глаза студенту и спросил:
- А что же вы не полюбопытствуете, кто я такой, почему всем этим интересуюсь и даже вроде как бы задание вам даю?
Алексей рассмеялся.
- А что же любопытствовать? И так ясно. Не беспокойтесь. Все будет сделано. Задание выполним.
Простившись с Алексеем, Саттаров пересек кладбище и, спустившись с холма, направился в сторону селения Бустон.
Алексей проводил взглядом нового знакомого, закурил и снова уселся на камень, чтобы подумать над тем, как быть дальше. Конечно, попытка вредительства на трассе и ночные стоны в мечети - дело одних и тех же людей.
Достаточно зацепить только за одну какую-нибудь ниточку, чтобы размотать весь клубок.
Алексей стал припоминать людей, которые, сами не работая на строительстве, почему-либо бывают на его участке. Это, прежде всего, старик, продающий местный табак насвай, который кладут под язык, затем продавец сельпо, часто проезжавший по трассе на бричке, переполненной ходовыми товарами, потом артисты областного театра, уже дважды выступавшие на его участке, и… мысли Алексея снова вернулись к старику, торгующему табаком. Да, он последнее время чаще всего бывал на трассе, и Алексей даже не знал - приехал ли старик с какой-либо из бригад или является местным жителем.
Алексей постарался припомнить все, что ему было известно об этом человеке.
На строительстве старик появился с самых первых дней работы. Он по нескольку раз вдень проходил по всему участку, сгорбленный, в сильно изношенном халате, когда-то синей, теперь почти добела выгоревшей на солнце чалме и опорках на босу ногу. Ворча что-то себе под нос, он медленно пробирался среди работающих с зеленоватой полулитровой бутылкой в руках. В бутылку была насыпана пригоршня табаку.
Встречаясь со стариком, Алексей всегда испытывал чувство жалости к нему. Весь "товар" старика не стоил и пяти рублей, но и эту жалкую сумму он никак не мог выручить. Алексей редко видел, чтобы кто-нибудь из колхозников покупал у старика одну-две щепотки его товара. Когда незадачливый торговец под вечер уходил с трассы, темно-зеленого порошка в бутылке оставалось почти столько же, сколько его было утром. Не раз Алексей хотел подать ему несколько рублей, да все не решался, боясь обидеть старика милостыней.
Но сейчас вопрос Саттарова заставил студента посмотреть на старого торговца по-другому. Алексей вспомнил, что продавец табака только ходил и ворчал, держа в старческих костлявых руках бутылку с насом, но, казалось, не особенно интересовался продажей своего товара. Вспомнилось Алексею и то, что старик иногда подходил к работающим колхозникам, что-то негромко, но сердито говорил им и сразу отправлялся дальше. Но всегда после этих нескольких слов колхозники смотрели на старика удивленными и даже, как теперь показалось Алексею, испуганными глазами. Затем большая часть колхозников, махнув рукой на старикашку, с прежним азартом принималась за работу, а некоторые даже кричали ему вслед ругательства. Но теперь Алексей припомнил, что находились и такие, которые, проводив испуганным взглядом ворчуна, задумывались и работали с неохотой, с прохладцей, а иногда даже и уходили, не выполнив дневного задания.
Алексею припомнился властный профиль старика с резко очерченным носом и подбородком. Припомнился взгляд из-под нависших бровей, который старик кидал на работающих колхозников, проходя по трассе.
До сих пор Алексей не связывал все эти факты воедино. Только вопрос Саттарова заставил его насторожиться. Бывшему чекисту казалось, что в этом вопросе он что-то "прошляпил", был недостаточно бдителен.
"Да-а! - подытожил он свои размышления. - Подозрительно. Надо будет присмотреться… Как это я раньше ничего не замечал? Прежде всего надо еще раз осмотреть мечеть", - решил он и по старым полусгнившим ступеням поднялся на террасу, с трех сторон окружавшую заброшенное, но еще крепкое здание.
Высокие резные двери мечети не запирались. Одна створка была приоткрыта как раз настолько, чтобы человек боком мог проскользнуть внутрь помещения. Алексей так и сделал, стараясь ничем не нарушать обычный для этого места распорядок.
Большая с виду мечеть внутри была совсем невелика. Не больше чем по пятнадцать шагов в длину и в ширину. Алексей сразу же отметил про себя огромную толщину стен. "Да, кирпича для строительства отсюда можно взять немало", - подумал он, вспомнив слова Саттарова.
В стене, выходящей на восток, были прорезаны два высоких узких окна. В окна вставлены покрытые ржавчиной железные решетки.
Между окнами темнела ниша. На задней стене ниши, закрашенной в синий цвет, выделялись написанные белыми арабскими буквами слова молитвы.
Пол мечети, выложенный квадратными кирпичами, был густо покрыт птичьим пометом. Высоко в полутьме, под самым куполом, слышался шелест птичьих крыльев.
"Голуби!" - подумал Алексей, осторожно шагая по перепачканному полу к одному из окон.
Здесь, в мечети, было темно и холодно, а там, за окном, сиял солнечный, совсем не февральский, жаркий день.
Прямо перед окном лежало кладбище, затем - отлогий спуск с холма, а еще дальше - долина селения Бустон. "А от мечети до Бустона совсем близко, - подумал Алексей. - Если по прямой - метров сто пятьдесят, не больше. А по тропинке через поле - чуть не километр".
Трассу канала из окна не было видно. Ее закрывали боковые стены мечети, и трудно было представить себе, что рядом с этим сонным пейзажем кипит напряженная работа огромного человеческого коллектива. Не верилось, что в сотне метров от холма десятки тысяч людей прокладывают дорогу воде, создают огромный канал.
Над головой Алексея осторожно шуршали крыльями голуби. Алексей в детстве был страстным голубятником. Любил, послав в воздух своих пернатых друзей, часами следить за их то плавным, то стремительным полетом.
И сейчас ему захотелось нарушить могильную тишину мечети живым шелестом распахнутых в полете крыльев. Засунув в рот два пальца, он засвистел резким и заливистым мальчишеским посвистом.
Под куполом поднялся птичий переполох. Но Алексей уже не обратил на него внимания. Другое поразило его. Ехавший верхом на осле по тропинке вдоль подножия холма узбек-крестьянин замолотил толстой палкой по крупу животного. Но осел, видимо, не разделяя испуга хозяина, заупрямился и совсем остановился посреди тропинки, высоко взлягивая задними ногами после каждого удара палкой. Единоборство упрямого животного со своим хозяином было настолько комично, что Алексей громко захохотал.
Седобородый крестьянин, как ужаленный, скатился с осла, и, толкая его сзади, нещадно лупя палкой по бокам, заставил, наконец, упрямца пуститься рысью. Так они и удалились по тропинке в Бустон: впереди, недовольно потряхивая ушами, трусил осел, за ним, все время со страхом оглядываясь на мечеть, спешил хозяин.
"Чего он так испугался?" - все еще смеясь, подумал Алексей и вдруг сразу посерьезнел от поразившей его мысли. - "Значит, народ Бустона и в самом деле напуган ночными воплями из мечети. Этот бедняга мой свист и хохот тоже принял за загробные голоса", - догадался Алексей. Веселость его как рукой сняло.
Видимо, пустая мечеть служила хорошим резонатором, и голос человека, кричавшего в окно, мог быть слышен далеко, а главное, звучал необычно, не по-человечески.
Хмурый, сразу посуровевший, вышел Алексей из мечети, пересек кладбище, спустился с холма и кружной тропинкой, с которой только что убежал перепуганный крестьянин, вернулся к себе на участок.
Работы шли, как обычно. Но Алексею сейчас казалось все не таким, как вчера. Ему казалось, что колхозники работают без огонька, что у людей какой-то смущенный вид, что меньше, чем обыкновенно, смеха и шуток, что кое-кто перешептывается между собой, стараясь это сделать так, чтобы он, десятник, уже успевший подружиться со всеми колхозниками своего участка, ничего не заметил.
Во всем этом Алексей винил прежде всего самого себя. "Прошляпил, - огорченно думал он. - Не сумел вовремя разобраться… Чутье потерял. Решил, что все хорошо и бдительность по боку. Шляпа!"
Спустившись в ложе будущего канала, он шел хмурый, недовольный самим собою.