- Тогда пусть эти письма прочтут люди поопытнее нас с тобой, - заявил комиссар, складывая письма в свою полевую сумку. - Я убежден, что тут или шифр, или тайнопись, или еще что-нибудь. Пусть посмотрят в Особом отделе.
Ланговой недоверчиво взглянул на комиссара, но затем встал с камня, на котором они сидели, и отправился к пленному. Однако раненый был без памяти. Убежать он никуда не мог и даже надобность в часовом для наблюдения за ним отпадала.
Проходили часы. Солнце закатывалось за вершины гор, и внизу, у их подножия, уже разливались синеватые вечерние тени. По-прежнему в котловине и во всех трех ущельях было безлюдно. Только здесь, на площадке скалы, еще освещенной солнечными лучами, отряд Лангового, сделав все возможное для обороны, отдыхал по-красноармейски шумно.
Службу несли всего трое часовых и два красноармейца у пулемета на тропе. Остальные собрались под абрикосовыми деревьями в глубине площадки. Протяжно пела помятая и побитая гармонь, астмически дыша своими десятки раз залатанными мехами. Несколько бойцов-сибиряков требовали, чтобы гармонист сыграл "Глухой неведомой тайгою", а этот, с мечтательной улыбкой, не обращал внимания на требования друзей, тянул саратовское "Страдание".
Ланговой и Злобин осматривали жилище хранителя гробницы.
Ветхая снаружи постройка внутри оказалась очень благоустроенной и даже, по-восточному, роскошно оборудованной квартирой. Освещалась она не распространенным в то время в Средней Азии чираком - светильником, а тридцатилинейной лампой "Молния".
В помещении ничего предосудительного не обнаружили. Уже перед уходом Ланговой, посмотрев на лампу, с сожалением сказал:
- Жаль, что керосину маловато. Он бы сейчас нам очень пригодился.
- Почему маловато? - удивился помогавший командиру при осмотре Палван. - Керосин есть, очень много есть. Не одна банка. Много.
В самом деле, в прихожей, под старыми кошмами, стояло несколько металлических банок с керосином. Ланговой обрадовался:
- Замечательно! Знаешь что, комиссар? Басмачи на нас полезут ночью? Как ты думаешь?
- Думаю, что обязательно ночью. Днем они лоб разобьют, - согласился Злобин.
- Ну, а ночью стрелять плохо. Верно ведь?
- Верно. Так что ж ты хочешь?
- Иллюминацию хочу им устроить. Палван! Тащи самое толстое одеяло, в котором ваты побольше. Даже лучше два. Ишан не обеднеет. В крайнем случае, мы и уплатить сможем.
Два толстых ватных одеяла и несколько банок керосина были вынесены на лужайку перед домом.
По указанию Лангового, Палван сорвал подкладку с обоих одеял.
- Теперь давай поливай всю эту рвань керосином, - распоряжался Ланговой. - Лей! Лей! Жалеть не надо, а то гости обидеться могут. Так! Сколько банок керосина у нас осталось? Две? Очень хорошо. Срезай с них верхние крышки! Так! А сейчас мы запеленаем их в эти одеяльца. Да постой… Давай добавим сюда пару гранат. Вот-вот. Вместе с запалом и закладывай. Ну, пеленай. Готово? Хорошо. Теперь всю эту прелесть надо покрепче обвязать веревкой!
- Здорово! - одобрил замысел командира Злобин.
Через минуту на лужайке стоял крепко обвязанный веревкой безобразный, насквозь пропитанный керосином узел. Но и командир и комиссар смотрели на него с восхищением, как на величайшее произведение искусства.
- Теперь знаешь что? - обратился Ланговой к Палвану. - Эту красавицу надо будет по моей команде зажечь и бросить с обрыва вон туда. Видишь, где сухая трава? Поджечь и бросить. Понял? Добросишь?
Только теперь поняв мысль командира, Палван восхищенно закивал головой.
- Понял! Все понял, товарищ командир. Хорошо получится. Только я по-другому придумал. Зачем руками кидать? Там старая оглобля есть от арбы. С оглоблей совсем хорошо будет.
И Палван кинулся за хижину. Через минуту он появился с длинным обломком оглобли, принесенной сюда, видимо, в качестве топлива. Не говоря ни слова, он начал привязывать узел к толстому концу обломка.
- А… - одобрил Ланговой. - Молодец! Здорово будет. В самую середину сухой травы забросишь. Вот и хорошо. Воевать с огоньком будем, товарищ комиссар. Правильно?
- Верно. Хорошо придумал, командир. Иллюминация будет что надо, - кивнул головой Злобин.
Окончив работу, Палван отошел и, любуясь делом рук своих, удовлетворенно сказал:
- Зачем прямо руками кидать? Мы большую гранату сделали. Басмачу такой подарок совсем не понравится. - И потащил свою "гранату" к обрыву, с которого ему было приказано обрушить ее на головы врагов.
Ланговой и Злобин направились к группе красноармейцев, лежавших под деревьями. Подойдя ближе, командиры увидели, что бойцы внимательно слушают Тимура, изредка дополняя его речь солеными солдатскими шутками.
- …уснул мулла как раз на этом самом месте, где сейчас гробница стоит. Крепко уснул. И увидел во сне, что к нему пришел сам святой Али.
- Здорово, видать, мулла тяпнул водочки перед сном, - догадался кто-то из красноармейцев.
- Не знаю, - усмехнувшись, ответил на реплику Тимур. - Хотя ведь это все очень давно было. Водки тогда еще у нас не знали.
- Ну и с мусаласа, если бурдючок усидишь, так можно и наяву черт-те что увидать, - не сдавался догадливый слушатель.
- Наверно, можно, - согласился Тимур. - Мусалас тогда был, конечно. Так вот и говорит Али спящему мулле: "Ты, говорит, лег спать как раз на моей могиле".
- Ишь ты, обиделся, значит, - иронически рассмеялся Авдеенко, здоровенный рябой красноармеец, старательно накладывавший заплату на изрядно порванную гимнастерку.
- Да, обиделся, - подтвердил рассказчик. - Сильно обиделся и велел над своей могилой гробницу строить. Мулла проснулся и рассказал всем, что во сне видел. Народ темный был, всему верил. Поверил и этому мулле. Гробницу построили, а теперь молиться ходят, - закончил свой рассказ Тимур. - Из Андижана, из Ферганы, из Коканда, из Каршей, даже из Ташкента и Бухары приходят. Много денег приносят святому. А у святого родных много нашлось. Внизу, в селении, видели богатые дома? Это дома родственников святого, их ходжами зовут. И хранитель гробницы Исмаил Сеидхан - тоже ходжа, родич святого. Все доходы с гробницы ходжам идут.
- Да-а-а! - протянул Авдеенко, любуясь починенной гимнастеркой. - Таким манером любой сукин сын может спьяна черт знает что набрехать. А народ верит и кормит своею кровью разных паразитов. Эх-х! Темнота наша…
- А копать на этом месте не пробовали? Может быть, там и нет ничего?
- Что ты, что ты! - удивился Тимур. - Разве можно? - И, помолчав, добавил: - Да я думаю, что и копать не надо. Ничего там нет.
- Почему ты думаешь?
- Мне один знакомый человек рассказывал, что Али совсем здесь не бывал и умер где-то в другом месте, кажется, в Турции. А этот человек очень умный. Он шаир, поэт, хорошие стихи пишет. Много лет учился. Много старинных книг прочитал. Он и по-русски хорошо говорит. Книги русские тоже читает.
Ночная темнота, переполнив ущелье, затопила, наконец, площадку скалы, занятую отрядом. Один за другим уснули красноармейцы. Каждый лег там, где ему положено было быть в момент боя. Каждый перед сном еще раз осмотрел винтовку, достал патрон и поставил оружие на предохранитель, чтобы в любую минуту можно было встретить врага огнем. В ночной темноте еще некоторое время слышался приглушенный разговор укладывающихся спать бойцов, негромкий лязг проверяемого оружия, ласковые окрики дневальных у лошадей, но, наконец, замолкло все.
Ланговой и Злобин обошли выставленные посты и закурили, молча присев на землю около двери мазара. Теплая темнота ночи действовала успокаивающе. Клонило ко сну. Но спать было нельзя. Враги обязательно попытаются атаковать скалу ночью. Часовые не заснут и вовремя почувствуют приближение врага. И все же командиры спать не имеют права.
Покурили молча. Злобин, тщательно вдавив окурок в землю, поднялся и негромко сказал:
- Ну, я пошел к пулеметчикам на тропе. У них буду.
- Ладно. Смотри там в оба. Чтоб не заснули, - так же негромко ответил Ланговой, поднимаясь с земли.
Обойдя гробницу, он остановился над обрывом, постоял с минуту, затем сел на шершавый камень, еще хранивший теплоту солнечных лучей.
Рассмотреть что-либо внизу было невозможно. Чернота. Ни огонька, ни контура скал, ничего. Только густая, почти ощутимо плотная темень, из глубины которой доносился сейчас особенно сильный шум горных речек.
Ланговой с наслаждением вдыхал прохладный, чуть сыроватый ночной воздух. Впереди и под ногами чувствовалась непривычная пустота, ничем не заполненное беспросветное черное пространство. Где-то в подсознании змеилось предательское желание оттолкнуться от шершавой скалы и скользнуть вниз, ногами вперед, в эту темную теплую пустоту. Ланговой усмехнулся и невольно отодвинулся от обрыва.
- Ох, какой я умный, нашел место для отдыха! - проворчал он. - Тут, если вздремнешь, так действительно загремишь вниз прямым сообщением.
Вдруг ему показалось, что он слышит крик. Ланговой прислушался. Но грохот речек поглощал все остальные звуки. И все же Ланговой был уверен, что сквозь речной шум он различает крики и плач, доносившиеся снизу.
"Наверное, бедноту в селении грабят, сволочи, - подумал он. - Днем не решались: боялись наших пулеметов. А ночью чувствуют себя свободно. Пугануть их надо".
Но Ланговой не успел отдать приказания. Длинной очередью ударил пулемет, стоявший на гребне скалы, метрах в двадцати от гробницы. Видимо, и пулеметчик что-то расслышал сквозь ночной грохот речек.
- Молодец Кучерявый, - по "почерку" разобрал Ланговой. - Правильно поступил.
Пулемет после двух длинных очередей смолк, словно прислушиваясь.