Софья Васильевна, не любившая посвящать посторонних в свои дела, все же рассказала Павеличеву об увиденном на экране весной: это ему близкое, может быть, что знает. Тот сказал, что такие случаи - заметили кого-то из родных во фронтовой кинохронике - очень часто происходили во время войны, и, по словам старых операторов, всегда было много запросов на киностудию.
- Но, по правде говоря, - сказал Павеличев, сводя черные брови к переносице, - найти выходные данные о каком-то трехметровом кадре из какой-то старой хроники - дело сложное, надо копаться в архиве.
- А если из новой, недавней хроники? - спросила Лиза, думая о своем, о решенном для себя.
Павеличев ответил, что это легче, и поскольку место уже установлено точно, то время можно узнать и на самом строительстве. Для этого только надо зайти в отдел кадров, где все известно. Тем более об инженерно-техническом работнике…
6
Вот и Завьяловск! Лиза вышла на перрон со странным чувством: тут был отец. Давно или недавно, но этого вокзала он никак не миновал. Огибал здание, спускался, вот как и они, по этим ступенькам в город…
Вот и дядя Сева! Он встретил их не на перроне, а вот тут, на ступеньках.
- Ну, все здесь? Не растерялись? - громким, веселым голосом окликнул он их. - А я, как видите, запоздал.
Голос у дяди Севы густой, и сам он высокий, плотный. Большими, сильными руками подхватил чемоданы и легко понес их к машине. Таким Лиза и помнила его раньше - большой, сильный… Он и чай-то тогда пил из тонкого стакана, опущенного в тяжелый, с крупной резьбой подстаканник, - иначе нельзя: незащищенное стекло в его руках сломалось бы.
Введя приехавших в квартиру, дядя Сева обнял Витю за плечи и, пройдя с ним в левую небольшую комнату, сказал:
- Тут будут спать мужчины. А тут, - вместе с Витей, который под его большим рукавом был еле виден, он вернулся в первую, просторную комнату, - а тут поместятся дамы, которые будут нас три раза в день кормить. Довольно нам с тобой бегать по столовым! Впрочем, если их лень одолеет, - он говорил, поглядывая на Витю, - то можно брать обед в нашей фабричной столовой.
И это Лиза помнила: дядя Сева всегда был балагуром, и хорошо, что он не изменился, около него будет уютно, легко.
Прежде чем снять шляпу перед тусклым от пыли зеркалом, Софья Васильевна перчаткой протерла на нем светлый овал.
- Да у тебя, наверное, и кастрюль нет! - сказала она, приближая лицо к овалу. - И на чем ты готовишь?
Всеволод Васильевич опять заглянул под свою руку.
- Ты слышишь, Вить, какое странное мнение! У инженера - и нет кастрюли! А чай себе он, наверное, кипятит на свечке! А не знают того, что у него две настоящие кастрюли, один чайник, одна сковородка и три электрические плитки.
Софья Васильевна вынула из кошелки дорожную салфетку и ею вытерла теперь уже все зеркало.
- Плиток чересчур много, а кастрюль мало, - отозвалась она.
- Ничего не много! Как раз хорошо, что три плитки! - бурно заговорил Витя, и дядя Сева даже чуть приподнял руку, чтобы дать Вите свободно высказаться. - У нас, когда перегорит плитка и пока я чиню, все останавливается, а мама меня торопит, а я спешу, а она говорит…
- Абсолютно верно, Витенька! - примирительно сказал дядя Сева, опять обнимая мальчика. - Тем более простительно иметь три плитки, что находятся они рядом с таким источником электроэнергии, который твоей маме и не снился. Все заводы и фабрики вокруг вертятся на нем. А когда пустят последние турбины, то и на расстояние ток пойдет… Ну, а теперь давай посмотрим, как выглядит красивое стенное зеркало, когда на нем нет пыли. Пойдем и ты, Лиза!.. Да-да, удивительно! В сущности, все великие открытия очень просты. - Всеволод Васильевич подвел Витю и Лизу к зеркалу. - Н-да-а… очень просты, но бывают абсолютно ненужными, я бы сказал - бестактными! До вашего приезда мне было двадцать девять лет, теперь, после стараний вашей милой мамы, в зеркале отчетливо виден сорокадвухлетний человек. Как по паспорту. Такие открытия надо после открытия тут же и закрывать… К сожалению, пыли теперь долго не дадут сесть на прежнее место. Прощай, молодость!
Лиза рассмеялась, тоже хотела что-то прибавить к дядиным шуткам, но Всеволод Васильевич, взглянув на часы, поспешно ушел в соседнюю комнату. Вернулся оттуда с портфелем, озабоченно похлопывая себя по карманам.
- Я тебе, Соня, советую, - сказал он уже другим тоном, пристально посмотрев на сестру, - советую сегодня по своим делам не ходить. Устраивайтесь, отдыхайте от дороги, а уж завтра начнешь. Я буду к семи часам.
Шуваловы устроились довольно быстро, но с обедом в первый день опоздали - надо было освоиться среди чужого и незнакомого: неизвестных магазинов и рынков, неизвестных дядиных полок и ящиков, где надо было найти соль, вилки, скатерть. Но уже на другой день, перед поездкой в отдел кадров, утренний завтрак был во всем возможном благолепии.
- Ведь это смотрите что! - Всеволод Васильевич, не двигаясь, робко сложив на животе свои большие руки, окидывал взглядом стол. - Скатерть! Вполне белая. Ножи и вилки сияют. Колбаса почему-то не на газете, а на тарелке. А соль - обыкновенная, общеизвестная соль - не в миске и не в кружке, а в солонке…
- Тебе жениться надо, - сказала Софья Васильевна.
- При подрастающем поколении такой вывод делать не стоит, - сказал Всеволод Васильевич, обстоятельно усаживаясь за стол. - После твоих слов можно подумать, что это мероприятие существует только для того, чтобы соль была в солонке, хлеб - на тарелке. Этого даже мы, холостяки, не думаем…
- Ну, конечно, не поэтому, а вообще…
Дядя Сева не спеша постукал ложкой по яйцу и, смяв скорлупу, стал отщипывать ее. Когда показался голубоватый, влажно блестевший купол белка, он положил руки на скатерть, чего-то подождал и поднял на сестру большие серые глаза.
- А если вообще, - сказал Всеволод Васильевич каким-то безразличным голосом, - то это сложно.
Витя, кончивший завтрак, первый сказал "спасибо" и побежал в сад. Следом поднялась Лиза. Софья Васильевна предупредила ее, чтобы она не уходила далеко и приоделась, так как после завтрака они пойдут в город, в отдел кадров.
7
После ухода детей Всеволод Васильевич рассказал, что у них на фабрике есть одна сотрудница, живущая на улице Шевченко. В этом же доме во время войны и позже жила ее сестра, у которой после освобождения Завьяловска останавливалось много военных и командированных. Город был разрушен, а у нее тогда сохранились две комнаты, и в одной, как в гостинице, менялись квартиранты…
- Сейчас эта особа в Харькове, но по моей просьбе Наталья Феоктистовна написала ей. Кто знает, может быть, и Михаил тут останавливался… Все-таки какие-то сведения.
"Все-таки какие-то сведения" - у него получилось невольно.
Вчера, после разговора с Софьей Васильевной, он спрашивал о Михаиле Шувалове у одного инженера, давно работающего на строительстве. Но тот не знал такого. Сестре он этого не передал - пусть сходит в отдел кадров сама, убедится. Ей это нужно, за этим она и приехала. Да и узнает поточнее.
Софья же Васильевна поняла слова брата "все-таки какие-то сведения" как убеждение, что все это давно было.
- Да, я тебе то же говорила, - сказала она, отвечая на свою мысль. - Не мог он столько времени молчать… - И вдруг посмотрела на брата прямо, решительно, но с какой-то робкой, невеселой улыбкой. - А знаешь, что-то боязно мне туда идти… Будет что-то новое, чего я не знаю. Новое всегда беспокоит… Вчера как вышла с вокзала, иду и знаю, что вот по этому тротуару и Михаил когда-то ходил…
И, как бы боясь, что брат станет ее жалеть, она повернулась к столу, махнула рукой, словно говоря: "Это я просто так", и с беззаботным видом начала резать тяжелые, прохладные помидоры.
- Если лето тут проживу, то я тебе невесту найду! - сказала она, возвращаясь к легкому, безобидному разговору о женитьбе.
Всеволод Васильевич понял сестру. Он сам не любил печальных, сочувственных слов и охотно поддержал ее желание. Кроме того, для него это была такая тема…
- Это сложно! - повторил он то, что говорил до ухода детей, но уже другим, доверительным тоном. - У меня есть приятель, Сергей Николаевич, тоже холостой. Он так говорит: "Представляешь, просыпаешься утром, открываешь глаза, а она - вот напасть! - уже тут!" Правда, Соня, это "уже" прелестно!
- Глупо все это! - Софья Васильевна, оставив помидоры, наливала брату темно-красный, не просвечивающийся в стакане чай. - Чувствую, что никакого такого Сергея Николаевича нет. Это ты сам так думаешь! И глупо, повторяю!
Он взял подстаканник с чаем за толстую ручку, положил сахару, не спеша размешал - ложечка скрылась в его большой руке.
- Да нет, я ничего не говорю… - помедлив, сказал он. - Есть, конечно, очень милые женщины, достойные всяческого уважения…
- Да что ты говоришь!
- Есть, есть!
- Но ты их еще не встречал? - Софья Васильевна спросила с сочувствием.
- Нет, почему же…
Он вдруг поднялся и стал что-то искать. Большой, плотный, он грузно ходил, посматривая вокруг и похлопывая себя по карманам. Пошел в соседнюю комнату и вернулся оттуда с двумя пакетиками из вощеной бумаги. В пакетиках лежало штук по десять продолговатых горошин драже шоколадного цвета.