В приключенческой повести Николая Великанова рассказывается об одном из эпизодов Гражданской войны в Забайкалье.
Красные полки отступают под натиском превосходящих сил белых. Во время одной из боевых операций командир сотни Красной гвардии Тимофей Тулагин попадает в плен к белоказакам...
Николай Великанов
Красный сотник
Повесть
1
Тимофей метал в есаула негодующие взгляды. Его воспаленные глаза вспыхивали:
- Измываешься, гадина...
Он выплюнул на заслеженный пол просторной гостиной атаманского флигеля крошки разбитых зубов, повторил громче:
- Бьешь беззащитного. Только и умеешь, видать, издеваться над пленными. В бою бы ты со мной встретился...
Есаул, подкинув на ладошке Тимофеев револьвер, прочитал нараспев гравировку на ручке:
- За революционную храбрость! ВРШ Забайкалья. - Поморщился. - Смит-вессон... Бедноваты большевики, старьем награждают своих героев.
Был он низкорослый, грузный, с бронзовой плешью на голове. Его широкое, испещренное чирьями лицо лоснилось от жировой мази; видимо, давно он страдает этой безобразной болезнью. По годам есаулу было не больше тридцати, но выглядел он значительно старше. И старило его именно лицо: крупное, растянутое вширь, взбугренное на лбу и щеках гнойными волдырями.
- Харя-то вся в коросте. Подохнешь скоро...- снова зло сплюнул Тимофей.
Есаул с нарочитым спокойствием чуть ли не вплотную приблизился к Тимофею, и когда между ними почти не осталось просвета, вдруг взвизгнул и резко ударил его кулаком в лицо. На этот раз кулак пришелся не по зубам, а по носу. Удар был сильный, но Тимофей все же устоял на ногах. В голове зазвенело, все на мгновение перепуталось. Пошатываясь, он невидяще отступил на шаг к двери, почувствовал, как по губам потекло что-то теплое, вязкое. "Кровь", - догадался он, туманным взглядом обводя комнату.
Есаул уселся на углу стола и стал тянуть из граненого стакана самогон, как простую воду. По другую сторону стола вытянулся в струнку серебровский атаман в погонах урядника, поедал глазами грозное начальство. У окна развалился на низком диване молодой, интеллигентного вида поручик, весь перепутанный ремнями портупеи.
- Видал его, героя такого? - ощерился поручик. - Он в бою хотел бы с тобою, Роман Игнатьевич, встретиться. Ты видал такого?!
Есаул допил самогон, глухо крякнул, занюхал хлебом, сказал гнусаво:
- Я, краснопузый, таких как ты в бою до десятка укласть могу. Я вашего брата в бою не обхожу стороной.
Тимофей болезненно усмехнулся:
- Оно и видно, какой ты храбрец. Меня вон, израненного, и того приказал связанным к тебе доставить.
Есаул слез со стола, снова почти вплотную подошел к Тимофею:
- Чем командовал у Лазо? Сотней, полком? Может, чин большой имеешь?
- Имею, не меньший твоего, - с вызовом сказал Тимофей.
- Вон оно как! - еще шире сделалось лоснящееся лицо есаула. - Это меняет дело. Слышь, Калбанский, - кинул он поручику, - мы, выходит, равны с ним по чину. - И опять к Тимофею: - Из казаков или из товарищей-рабочих будешь?
- Из казаков, но не из таких, как ты, чиряк.
Есаул владел собой. Он не взвился от нового Тимофеева оскорбления, лишь загорелись краснотой чирьи-пупыри на его лице, еще более выпучились лупастые глаза, и толстогубый рот слегка тронулся глуповатой гримаской. Спросил урядника:
- Так не признал ты его, атаман Шапкин?
- Никак нет. Видать, из аргунских. В нашей округе вроде таковских не значилось.
- Из аргунских? - Есаул прошелся по гостиной. Снова приблизился к Тимофею, вскинул на него налившиеся кровью глаза. - Предал казачество... За чин тебя красные купили?! - Голос его сорвался на высокой ноте: - Христопродавец!..
И опять удар наотмашь. И опять лицо Тимофея залилось кровью.
- Ох, сво-о-лочь... Шашку бы мне... - стонуще проговорил Тимофей, отшатываясь к притолоке двери.
- Шашку бы ему?! - выпив еще полстакана самогона, расхохотался есаул. - Слышь, Калбанский, а что, может, дадим ему шашку? Может, сразится он со мной, а?
- Да брось, Роман Игнатьевич, потеху играть с этим "товарищем".
- Почему потеху? Они ведь, краснопузые, кем считают нас, белых офицеров? Белоручками, способными только на парадах гарцевать. А себя - людьми труда, борцами за народное счастье, бойцами революции. Они, мол, умеют храбро стоять за Советы, мы же все - трусы. Не так ли я говорю, "товарищ" командир?
Тимофей молча сплюнул кровавый сгусток на пол.
Есаул поманил пальцем урядника:
- Развяжи его. И подай воды, пусть приведет себя в божеский вид.
Урядник послушно подбежал к Тимофею, освободил от веревки его руки. Принес кружку с водой, обмакнул в нее полотенце, подал с опаской.
- Не узнаю тебя, Роман Игнатьевич, - удивился поручик. - Раньше за тобой такого не водилось, чтобы ты туалет устраивал краснюкам перед тем, как отправлять их к праотцам.
- Совершенствуемся, Калбанский, - багровые лупастые глаза есаула блеснули самодовольством. - Да и неудобно: выхожу на поединок с таким "героем", а у него харя страх на что похожа.
Два семеновца вывели Тимофея из атаманского флигеля на площадь. Он жадно глотнул свежий воздух - голова закружилась, потемнело в глазах. Один из конвоиров придержал его за локоть, буркнул вроде сожалеючи: "На ладан дышишь, паря, а все туда же".
На площади было до эскадрона белых. Одни сидели на траве, пили что-то мутное из пузатых зеленых бутылей, другие подпирали изгороди дворов, балагурили меж собой.
Поодаль, у церкви, стояло несколько оседланных лошадей.
"Эх, ребят бы моих сюда, оставили бы мы от есауловых вояк одни перушки...", - подумал Тимофей.
Конвоиры довели Тимофея до церковной ограды. На холеных, вороном и пегом, жеребцах подъехали есаул и интеллигентный поручик. От дворов подошли рядовые белогвардейцы.
Офицеры слезли с лошадей. По пунцовому лицу есаула пробежала снисходительная ухмылка:
- Вот теперь ты не скажешь, что измываюсь над пленным.
Он вытащил из ножен поручика шашку.
- Роман Игнатьевич, как ты можешь?! - запротестовал тот. - Мою саблю - краснопузому...
- Ничего-ничего, Калбанский, пусть подержит перед смертью настоящую казацкую саблю.
Есаул воткнул поручикову саблю в землю, отошел от нее шагов на пять, вынул из ножен свою.
- Прошу, товарищ красный командир, к барьеру! - нажимая с издевкой на "товарищ", прогнусавил он. - Если устоишь против меня и отделаешься тем, что отрублю тебе только руку с саблей - получишь жизнь за смелость и мужество. Не устоишь - голову снесу с плеч, как шляпку с подсолнуха. Но заранее советую: помолись своему богу, кто он у вас там, большевиков, - Карл Маркс бородатый, что ли?..
Тимофей стоял в нерешительности. Он знал, трудно будет ему, раненому, измученному устоять против есаула. С другой стороны, даже если он выдержит, взвод семеновцев не случайно выстроился полукольцом возле церковной ограды. В то же время, в "потехе" есаула Тимофей видел хотя и маленький, но все-таки шанс на спасение.
Подвыпивший есаул играл эфесом шашки, с нагловатым интересом наблюдал за противником.
Тимофей, покачиваясь, подошел к воткнутой в землю поручиковой сабле, взял ее в правую руку.
- По старой традиции русских офицеров, противоборствующие стороны перед поединком называли себя друг другу, - опять растянулся в наигранной улыбке есаул. - Давайте и мы это сделаем: есаул Кормилов Роман Игнатьевич, честь имею.
Тимофей сначала заколебался, затем решился, назвался с гордостью:
- Командир сотни Красной гвардии Тимофей Тулагин.
- Браво, красный сотник Тулагин! - захлопал в ладоши интеллигентный поручик...
Есаул Кормилов сначала рьяно набросился на Тимофея. Тот еле успел отбить первые его чувствительные удары. Он сразу понял: перед ним серьезный противник, настоящий мастер сабли. А Тимофей искусству фехтования нигде не учился. Его академия - германский фронт и борьба с семеновцами. Правда, академия неплохая. В смертельных схватках сходился он с разными рубаками и всегда выходил победителем. Хотя победы эти доставались нелегко.
В первые минуты есаул, несмотря на грузность, быстро и легко перемещался, искусно уворачивался от шашки Тулагина и умело атаковал сам... В один из моментов голова Тимофея действительно чуть не оказалась для семеновца подсолнечной шляпкой.
Однако рьяности Кормилову хватило не надолго. Внешне он не выглядел сильно пьяным, но хмель делал свое дело. В движениях есаула появилась заметная скованность, в ударах не чувствовалось прежней силы.
Но и силы Тулагина иссякли. Есаул уже рассек скользом и без того раненое Тимофеево плечо и теперь норовил достать шею, хищно скалился, приговаривая:
- Береги голову, краснюк.
Да, видно, не выстоять. Значит, пора идти на последний бросок. Тут одно из двух: или он, или его.
Однажды Тимофей пошел на такой риск. В бою под Оловянной ему попался трудный противник, который вконец измотал его. И тогда, в самый последний момент, он перекинул шашку в левую руку и неожиданно нанес удар. Это было крайне опасно: переброска в бою сабли из одной руки в другую - это не игра на цирковой арене, здесь нет страховки от неудачи: не поймал оружие - прощайся с жизнью...
В том, прошлом бою, Тимофей пошел на последний риск, будучи полон сил. А сейчас сил у него почти не оставалось. К тому же его окружали со всех сторон семеновцы.