- Да, - задумчиво сказал Витоль. - Прокофий Филиппович Доброво.
Прокофий Филиппович Доброво, покачиваясь в качалке, терпеливо выслушал Макара и тихо спросил:
- Зачем, молодой человек, вы мне все это рассказываете, а?
- Мы очень просим вас, Прокофий Филиппович… - начал было Макар, но Доброво прервал его.
- Напрасно просите, господин Овчинников, - так же тихо сказал он. - Во-первых, употребляя вашу терминологию, я политическая ищейка, и обращаться вам, представителю революционного пролетариата, ко мне не следовало. Так-то-с.
- Прокофий Филиппович… - попытался вставить слово Макар.
- Во-вторых, - так же тихо, не давая себя прервать, продолжал Доброво, - кому сегодня нужна эта коллекция, когда Россия летит в тар-тарары?!
- Но, Прокофий Филиппович… - снова опередил его Макар.
- И, наконец, в-третьих, - так же неумолимо продолжал Доброво. - Вы здесь выразились в том смысле, что я буду получать у вас паек. Запомните, господин Овчинников, Доброво не продается ни оптом, ни в розницу. Так-то-с…
- Но вы специалист своего дела, вы опытный сыщик!
- Я не сыщик, - презрительно сказал Доброво. - Я - криминалист. Сюда в этот кабинет приходили за советом крупнейшие юристы России. В этом кресле сиживал ныне здравствующий Анатолий Федорович Кони, если вам что-нибудь говорит это имя. Меня приглашали на консультации в Париж, в Милан, в Амстердам и даже в Венецию. И этот мой портрет, - он показал на портрет, висевший на стене, - писал сам Илья Ефимович Репин! Вот так-то-с!
Доброво поднялся и, перебирая четки, направился к выходу. Он распахнул дверь перед Макаром, показывая, что разговор окончен.
- Очень жаль, Прокофий Филиппович, что вы отказываетесь нам помочь, - жестко сказал Макар. - Вы, конечно, уверены, что без вашей помощи мы с этим делом не справимся. У вас опыт, знания, у меня их нет. Если хотите знать, я только сегодня утром ходил к Витолю, отказывался от этого дела. Но сейчас… Запомните, господин Доброво, я найду эту коллекцию. Найду, если даже ее утащили черти. Можете считать, что я у вас не был!
Макар вышел из кабинета и тут же вернулся.
- Личный вопрос задать можно?
- Можно, - усмехнулся Доброво.
- В девятьсот двенадцатом году в деле об ограблении ссудной кассы как вы догадались, что именно Ковригин спрятал деньги?
- Случайно, - засмеялся Доброво.
- Случайно? - недоверчиво переспросил Макар.
- Совершенно случайно, молодой человек. Правда, должен заметить, что подобные счастливые случайности идут в руки только тому, кто их ищет.
- Не хотите сказать… Ваше дело.
И Макар быстро вышел из кабинета.
Доброво подошел к окну. Через знакомый двор шел Макар. Когда он скрылся в подворотне, Доброво обернулся и увидел жену. Кутаясь в белую шаль, она спросила:
- Ты отказался?
- Ты же знаешь, Алена, Доброво не продастся, - горько сказал Прокофий Филиппович.
- Это я знаю. Но нам с тобой совсем нечего есть, Проша, - грустно улыбаясь, сказала жена.
- Я сказал, что Доброво не продается… Это так. Но мы продадим… другого Доброво.
И он посмотрел на свой портрет.
В зале французского искусства XVIII века Петроградского музея экскурсовод рассказывал о картине Франсуа Буше "Амур и Психея". Экскурсанты - рабочие и красноармейцы, с суконными шлепанцами на грубой обуви, окружили хрупкую седую женщину в заштопанной шерстяной кофте.
- Франсуа Буше - один из крупнейших живописцев эпохи рококо, - восторженно говорила она. - Своими декоративными картинами, преимущественно на мифологические и эротические сюжеты, он обслуживал вкусы аристократии и разбогатевших откупщиков. Франсуа Буше умер в 1700 году.
Среди экскурсантов в таких же шлепанцах на сапогах, как и у всех, стоял Макар. Он напряженно вслушивался в слова экскурсовода, не отрывая глаз от картины Буше.
- "Амур и Психея" - картина из коллекции бывшего князя Тихвинского, необычайно характерна для живописной манеры Буше. Обратите внимание на смелую живописную лепку и теплые, насыщенные краски, позволяющие художнику передать материально-чувственный облик изображаемого.
Экскурсанты теснее окружили женщину, внимательно разглядывая картину.
- И хотя перед нами мифологический сюжет, - продолжала женщина, - мы с вами восхищаемся умением художника ярко передать красоту человеческого тела и пробуждение в юных героях первого трепетного чувства любви.
Девушка в белом платочке украдкой взглянула на стоявшего рядом паренька и, слегка покраснев, потупила глаза.
- А теперь мы пройдем в следующий зал, где вы познакомитесь с искусством Великой французской революции.
Экскурсанты, волоча шлепанцы по блестящему паркету, направились к дверям.
- Я задержу вас на минуту, - негромко сказал Макар, останавливая экскурсовода. - Вы уверены, что эта картина… та самая, из коллекции князя Тихвинского?
- Несомненно. Ее подлинность установлена специалистами по ряду признаков, в том числе по фамильному гербу Тихвинских на обратной стороне холста.
- Я из угрозыска, - тихо сказал Макар и показал свое удостоверение. - Покажите мне… обратную сторону холста.
- Нет, нет! - растерянно залепетала женщина… - Это невозможно. Необходимо специальное разрешение директора… Я не могу…
- Не будем спорить, гражданка, - решительно оборвал ее Макар и, подойдя к картине, повернул ее к себе, не снимая со шнура.
- О господи! - вздохнула женщина.
В углу справа на полотне виднелся герб - два оленя с двух сторон тянулись к кроне вишневого дерева.
- Я где-то видел этот герб, - сказал Макар. - Черт побери, где я видел этот герб?
- Не знаю, - испуганно пролепетала женщина.
Воспитанники детского дома возвращались из бани. Они шли, выстроившись попарно, по булыжной мостовой. А сзади на подводе везли мешки с бельем, шайки и веники. Впереди колонны шла миловидная девушка в длинной юбке, в шляпке с бантом и в сапогах. Коротко остриженные воспитанники приближались к бывшему княжескому особняку с песней.
Долой, долой монахов,
Раввинов и попов,
Мы на небо залезем,
Разгоним всех богов!
Кешка, шагающий в общем строю, не пел. Песня была для него слишком кощунственной. Но шагавший рядом паренек, заметив, что Кешка не поет, ткнул его кулаком в бок, и Кешка вместе со всеми подхватил песню:
Раз, два,
Горе - не беда!
Направо - околесица,
Налево - лабуда!
С колонной поравнялся Маркиз в своем экзотическом наряде однорукого старьевщика. Когда воспитательница прошла мимо него, Маркиз склонился в изысканном поклоне.
- Коман са ва, мадемуазель? - произнес он по-французски.
- Са ва, - улыбнулась воспитательница.
Мальчишки захохотали.
- Сова! Сова! - закричали они.
Кешка, отстав от ребят, подбежал к Маркизу.
- Как дела? - тихо спросил Маркиз.
Кешка неопределенно пожал плечами.
- Иннокентий! - послышался голос воспитательницы.
- Сейчас, - откликнулся Кешка, влюбленно глядя на Маркиза.
Маркиз задумчиво ворошил спутанную Кешкину шевелюру.
- Ты узнал, где в доме помещается котельная?
- В подвале у черного хода.
- Слушай меня внимательно. За котельной есть комнатушка вроде столярной мастерской.
Кешка кивнул.
- Ночью, когда все уснут, - продолжал Маркиз, - спустишься в мастерскую. В левом углу под верстаком есть люк.
Маркиз протянул Кешке большой слегка заржавленный ключ.
- Найдешь на крышке люка круглое отверстие, вставишь ключ и повернешь три раза. Под люком будет винтовая лестница. Спустишься по ней в нижний подвал. Там под самым потолком… дверь железная, закрытая на щеколду. Откроешь щеколду. Я буду ждать за дверью. Понял?
- А чего там искать в подвале? - спросил Кешка.
- Ящики. Много ящиков.
Маркиз как-то странно - не то виновато, не то насмешливо поглядел на Кешку и отвернулся.
- Запомнил? Повернуть ключ надо три раза.
- Запомнил, - улыбнулся Кешка.
- Ну, беги! - Маркиз шлепнул Кешку по спине и, нахмурившись, быстро зашагал прочь.
Кешка с некоторым недоумением поглядел ему вслед и, сунув ключ за пазуху, побежал догонять ребят. Догнал он их уже в воротах, над которыми висел транспарант на красном полотнище с надписью.
"Детский дом № 6 имени Парижской коммуны".
Макару понадобился целый день, прежде чем он вспомнил, где он видел этот герб с двумя оленями и вишневым деревом. Каждый день, направляясь в угрозыск, он проходил мимо роскошного барского дома, где на двух каменных квадратных столбах парадных ворот красовалось по гербу с оленями. Вечером того же дня он входил в эти ворота бывшего городского особняка князей Тихвинских, где теперь располагался детский дом.
Директор детского дома, уже немолодой человек в старомодном пенсне на шнурке, покашливая в платок, который он все время держал возле рта, поручил Макара молоденькой воспитательнице, которая представилась ему как Анна Дмитриевна. Вместе с Макаром они обошли весь дом, это заняло довольно много времени, побывали на чердаке и в подвалах, и уже совсем поздно, когда воспитанники укладывались спать, они поднялись в учительскую, где Макар принялся расспрашивать Анну Дмитриевну.
А тем временем Кешка со свечкой в руках спустился в подвал. Здесь было сыро. Где-то мяукала кошка… Он прошел через котельную, выбрался в длинный коридор и вдруг услышал какие-то странные звуки, чавканье, приглушенные голоса.
- Эй ты, шкет, дай ложку.
- Дай кастрюлю!
- Там пусто.