- Ой!.. - потрясенно выдохнула Люська. - Что это на нем?..
- Погоди ты, - цыкнул я на нее. - Не мешай…
Гриша Прахов как раз проходил мимо моего портрета. Покосился равнодушно и не узнал. Да и немудрено. Я сам себя на этой фотографии узнать не мог.
Дальше был портрет Люськи. Гриша вздрогнул и медленно повернулся к стенду лицом.
- Все, - сказал я. - Готов. По-моему, тебя, Люсенька, увольнять пора.
Люська заморгала и уже открыла рот, чтобы отбрить меня как следует, когда над ухом раздался знакомый ленивый голос:
- Это кто ж тут у меня девушку отбивает?
Сверкающая улыбка, а над ней радужные фирменные очки в пол-лица. Валька Бехтерь с Нижнего поселка. Ну-ну… Люське, конечно, видней.
- Отчего ж не отбить? - говорю. - День-то какой!
Улыбается Валька Бехтерь. Весело улыбается. Широко.
- Да, - говорит. - Ничего денек. Солнечный…
Что-то мне в его голосе не понравилось, и, зная про наши с Бехтерем отношения, Люська быстренько подхватила его под руку.
- Ну ладно, Миньк! Привет!
- Привет-привет, - говорю. - До встречи, Люсенька.
Бехтерь при этих моих словах, естественно, дернулся, но она уже буксировала его в сторону троллейбусного кольца… Правильно он делает, что очки носит, А то разнобой получается: улыбка наглая, а глаза трусливые.
Тут я вспомнил про Гришу Прахова и обернулся. Перед Доской почета было пусто. Уковылял уже…
Весна, помню, стояла какая-то ненормально ранняя - середина апреля, а тепло, как в мае. До универмага я решил пройтись пешком, через сквер. Деревья, конечно, еще голые, ясно белеет сквозь ветки кирпичная заводская стена… А сейчас из-за поворота покажется моя скамейка. Краски на ней уже, наверное, слоев семь, а надпись все читается:
"НАТАША".
Сразу видно: от души человек резал, крупно и глубоко. Это я - когда в армию уходил. Целую ночь мы с Наташкой на этой скамейке просидели… Там еще дальше было "Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ", но теперь уже все состругано. Это когда я из армии вернулся и узнал, что Наташка месяц назад замуж вышла…
Я миновал поворот и увидел, что на моей скамейке, опустив голову, сидит какая-то женщина, а рядом играет малыш в комбинезончике. Капюшон ее плаща был откинут. Светлые волосы, капризные детские губы…
На скамейке сидела Наташка.
Не дожидаясь, пока она повернет голову в мою сторону, я перескочил через черные нестриженые кусты и беглым шагом пересек газон у нее за спиной.
Я вот почему так подробно об этом рассказываю: не задай я тогда стрекача - и не было бы всей этой истории. Или была бы, но не со мной. Завтра утром Валерка сплавил бы Григория на шестой пресс, а послезавтра я бы о новичке и думать забыл.
…Очутившись в соседней аллее, долго не мог отдышаться. От злости. Нет, ну в самом деле! Кто кого бояться должен? Можно подумать, это не она замуж вышла, можно подумать, это я жену из армии привез!
Вот тут-то мне и попался под горячую руку Гриша Прахов. Задумчиво глядя себе под ноги, это чудо в перьях брело по соседней дорожке.
- Гриша!
Он оглянулся с испуганно-вежливой улыбкой.
- А ну-ка иди сюда!
Он узнал меня и, просияв, шагнул навстречу. Остановился. Беспомощно озираясь, потоптался на краешке асфальта.
- Иди-иди, не провалишься, - зловеще подбодрил я его.
Между нами был газон. Голый газон, покрытый влажным черно-ржавым пластом прошлогодней листвы.
- Ну! - уже раздраженно сказал я.
Гриша повернулся и торопливо заковылял к выходу из сквера.
- Ты куда?
Гриша остановился и неуверенно махнул рукой.
- Ты что, ненормальный? Перейди по газону!
Перебежал. Но чего ему это стоило! На лбу - испарина, Дыхание - как у щенка, глаза косят то вправо, то влево.
- Ты чего?
- Так ведь запрещено же, - преступным шепотом ответил мне Гриша Прахов.
Взял я его, родимого, за расколотую пуговицу, подтянул к себе и говорю:
- Ты что ж, сукин сын, рабочий класс позоришь! Денег нет прилично одеться? Это что на тебе за тряпье такое!..
И равномерно его при этом встряхиваю - для убедительности. На слове "тряпье" не рассчитал, встряхнул чуть сильнее, и половина пуговицы осталась у меня в пальцах. Теряя равновесие, Гриша взмахнул руками, пиджак с треском распахнулся, и я снова увидел черный больничный штамп.
- Как из мусорки вылез! - прошипел я. - В чем дело?
Трясущимися пальцами Гриша пытался застегнуть пиджак на оставшуюся половину пуговицы. - Приезжий, что ли?
- Приезжий…
- У тебя здесь родственники?
- У меня нет родственников…
- Подкидыш, что ли?
Гриша посмотрел на меня с опаской.
- Пожалуй… - осторожно согласился он.
И пока я пытался сообразить, что это он мне сейчас такое ответил, Гриша Прахов отважился задать вопрос сам:
- Минька, а ты… Ты не мог бы мне объяснить: если кого-нибудь второй раз заметят, что он ночует на вокзале, - что ему тогда будет?
- А кто ночует на вокзале?
Гриша замялся.
- Это неважно. Ну, скажем… я.
- А почему ты ночуешь на вокзале? Почему не в общежитии?
- Н-ну… Так вышло…
- Как вышло? - заорал я. - Что значит - вышло? Ты приезжий! Тебе положено общежитие! Положено, понимаешь?
- Я понимаю… Но мне сказали…
- Кто сказал? А ну пойдем покажешь, кто там тебе что сказал!
Ухватил я его за рукав и поволок к выходу из сквера. Ох, думаю, и выпишу я сейчас чертей этим конторским! За все сразу!
- Кто тебя на работу принимал? Жирный такой, головенка маленькая - этот? Ну, я с ним потолкую!.. Ты уже сколько там ночуешь? А, ч-черт!
Я резко остановился, Гришу занесло, и мне пришлось его поддержать.
- Куда же мы с тобой идем - сегодня суббота!.. Вот проклятье! Ну-ка, вспомни точно, как вы с ним говорили - с этим, из отдела кадров.
- Он предупредил меня, что с общежитием трудно, - сказал Гриша. - И спросил, не могу ли я подождать…
- Ну! А ты?
- Я сказал, что могу, - уныло признался Гриша.
- Ладно… - вздохнул я. - Пошли.
- Куда?
- Куда-куда… - расстроенно сказал я. - Ко мне! А с общежитием утрясем в понедельник.
ГЛАВА 3
На проспекте Металлургов нас чуть было не накрыл дождь, и мы с Гришей нырнули в кафе "Витязь".
Культурно, уютно, и никаких тебе спиртных напитков. С потолка на цепях свешивается что-то вроде средневековых светильников из жести, а на торцовой стене богатырь на тонконогом, как журавль, коне рубится со Змеем Горынычем, аж розовое пламя из трех пастей в косы заплетается.
Посадил я Гришу в уголке спиной к помещению, чтобы не смущать народ тесемочным бантиком, а сам направился к стойке.
- Миньк! - шепнула мне щекастая белокудрая Тамара. - Кого это ты привел?
- А это наш новый резчик, - небрежно сказал я. - Нравится?
- Ну и резчики у вас! - Тамара затрясла обесцвеченными кудрями. - Как бы он чего с собой не пронес… Она соорудила два коктейля, и я вернулся к столику.
- Я не пью, - встревоженно предупредил меня Гриша.
"Оно по тебе и видно", - подумал я, подавая ему хрупкий высокий стакан, наполненный слоистой смесью. Гриша принял его с обреченным видом.
- Да ты, я смотрю, тоже левша?
Гриша растерянно уставился на свою левую руку.
- Я нечаянно, - сказал он и переложил стакан в правую.
Я удивился. А Гриша вынул из стакана соломинку, побледнел, выдохнул и, зажмурясь, хватил коктейль залпом. Потом осторожно открыл глаза и с минуту сидел, прислушиваясь к ощущениям.
Все это мне очень не понравилось.
- А ну-ка, давай честно, Гриша, - сказал я. - Пьешь много?
- Спиртных напитков?
- Да, спиртных.
- Вот… в первый раз… - сказал он и предъявил мне пустой стакан.
Я решил, что он так шутит. Я тогда еще не знал, что этот человек вообще не умеет шутить.
А Гриша тем временем порозовел, оттаял и принялся с интересом озираться по сторонам: на людей, на Змея Горыныча, на цепные светильники эти…
- Правильно я сделал, что приехал сюда, - сообщил он вдруг.
По лицу его бродила смутная блаженная улыбка.
- И чего я боялся! - со смешком сказал он чуть погодя.
- Боялся? - не понял я. - Кого?
- Вас, - все с той же странной улыбкой ответил Гриша.
Заподозрив неладное, я быстро заглянул под стол. Бутылки под столом не было.
- Почему ты ведешь меня к себе? - вырвалось вдруг у него.
- А тебе что, на вокзале понравилось?
Гриша опечалился и повесил голову. Видно было, что к своим черным блестящим волосам он после душа не прикасался.
- Нет, - сказал он. - На вокзале мне не понравилось…
Он вдруг принялся мотать головой и мотал ею довольно долго. Потом поднял на меня глаза, и я оторопел. Гриша Прахов плакал.
- Минька!.. - сказал он. - Я особо опасный преступник…
Я чуть не пролил коктейль себе на брюки.
- Что?
- Особо опасный преступник… - повторил Гриша.
Я огляделся. Нет, слава богу, никто вроде не услышал.
- Погоди-погоди… - У меня даже голос сел. - То есть как - особо опасный? Ты что же… сбежал откуда-нибудь?
- Сбежал… - подтвердил Гриша, утираясь своим антисанитарным рукавом.
Я посмотрел на его пиджак, на тесемочный бантик под горлом и вдруг понял, что Гриша говорит правду.
- А паспорт? Как же тебя на работу приняли без паспорта? Или он у тебя… поддельный?
- Паспорт у меня настоящий, - с болью в голосе сказал Гриша. - Только он не мой. Я его украл.