II
Третий год плавает в Арктике Саша Торопов. От Чукотки до мыса Челюскина у него много друзей. Он хорошо знает свое дело, спокоен, нетороплив. И ребята правы: стал важничать. Теперь он редкий гость в матросском кубрике и каютах; свободное время от работы и чтения проводит только среди командиров.
Он любит порой слушать голоса своих знакомых по эфиру. Сейчас ночь, работы у радистов меньше. Он включился на волну шхуны "Заря". С кем и о чем говорит Зоя Карпова? Один, второй поворот рычагов настройки, и вдруг словно бичом в душу:
"SOS! SOS! Я шхуна "Заря"! Я шхуна "Заря"!.."
Казалось, наушники железными клещами сжали мозг. Потом куда-то исчезли и качка, и грохочущий ветер над палубой. Только притихший эфир распахнулся перед ним, и там во все стороны огненные сигналы: "SOS! SOS!"
Первый раз в жизни он слышит этот сигнал. И первый раз за все плавания так встревожен. К нему, ко всем, кого знает, ко всем, кто близко, обращается Зоя Карпова: "SOS! SOS!"
Рвануть сейчас дверь, пробежать по каютам и крикнуть: "Вставайте! Все по местам! Тонет шхуна "Заря"!"
Но этого он не сделает. Саша Торопов радист первого класса. Он прежде должен услышать причины и размеры бедствия, координаты судна.
И только когда все было тщательно записано, он кинулся в капитанскую рубку.
Стоявший вахту Кривошеий взял из трясущихся рук радиста бланки, торопливо пробежал их глазами, потом схватил радиста за руку и вместе с ним побежал к капитану.
Капитан созвал командный состав не у себя в каюте, как бывало, а в рубке. Пришли все три помощника капитана, рослый, похожий на капитана старший механик с двумя помощниками.
- Кажется, все, - подойдя к капитану, сказал старший механик.
- Еще нет доктора, - глухо отозвался капитан, неотрывно смотревший в морс.
Снова стало тихо. Теперь все молча смотрели на крутые волны, катившиеся навстречу кораблю. Корабль вздрагивая и, гудя железными бортами, подымался и давил волны. Только их вершины обрушивались на шпиленок, на якорную цепь, оставляя в звеньях цепи завитушки пены. Вода быстро уходила за борт до новой волны.
Из рубки казалось, что теплоход, как острый черный клин, входил в узкую щель между низким серым небом п морем.
Вошел доктор, плотно закрыл за собой дверь и платком стер водяные брызги на плоском голом темени.
Капитан круто повернулся к командирам и, сразу охватив всех собравшихся единым взглядом, сказал:
- Кому неизвестно, повторяю: южнее острова Малого Астахова, в тридцати милях от берега, терпит бедствие шхуна "Заря". Она попала в полосу сильного волнения, и ее разбило о грунт. У нас тяжелое положение, вы это знаете. Прошу высказаться по существу. Коротко, в двух словах.
И он крепко, до хруста в зубах, стиснул челюсти.
- Мы сами в положении бедствующего корабля, - сказал старший механик. - Сможем ли мы безнаказанно сменить курс, принимая волну прямо в борт?
Не прибавив больше ни слова, он отступил назад, продолжая вопросительно смотреть на капитана.
- Как машины? - спросил капитан.
Старший механик снова выступил на полшага вперед.
- Машины в порядке, но два машиниста не стоят вахты.
- В этом районе мелководье, - заговорил старший помощник капитана. - При нашей осадке мы можем разделить судьбу шхуны "Заря".
И он тоже отошел назад, как бы очищая место другим.
- На вахту не хватает штурвального, - доложил штурман.
- Что скажете вы, доктор? - спросил капитан и снова сжал челюсти так, что под кожей, за углами губ, от нижней челюсти к ушам вздулись крутые жгутики.
Доктор опять вытер платком темя и помедлил с ответом. Только он один и мог в этот трудный час позволить себе такую медлительность.
- Из команды восемь человек совершенно не способны нести вахту. Есть такие, которым можно стоять полвахты.
- Все? - спросил капитан.
Старший механик снова выдвинулся вперед.
- Есть в море сейчас кто, кроме нас?
- Суда в море есть, и они готовы идти на помощь, но ближе нас нет никого.
Больше вопросов не было. Капитан сделал по рубке три шага к двери, потом обратно.
Его помощники говорили правду. Долгое отсутствие пресной воды, внезапный шторм тяжело отразились на команде. Часть матросов впервые в море. Не хватает вахтенных в машине, у штурвала. Из палубных матросов на ногах только один Серов.
Шхуна "Заря" в районе полярного мелководья. Корабли с глубокой осадкой там подвергнутся неминуемому риску, и никто не осудит команду "Полярного", если она останется на своем курсе.
Но… в мире существует великое братство советских моряков. И у этого братства есть святой закон: сам погибай, а товарища выручай. Он бросил короткий взгляд на клокочущее море. Там, на юге, может уже смытые волной, взывают о помощи люди.
- Мы идем в район бедствия! - сказал он громко. - Командиров прошу быть на вахтах безотлучно. Свободных от вахты прошу отдыхать.
Это был приказ, и командиры стали расходиться, чтобы занять свои места.
Капитан придержал за рукав выходившего второго помощника и спросил:
- Рулевой безнадежен?
- Не вынес качки. Лежит в постели.
- Переведите к штурвалу матроса Серова, - распорядился капитан.
- Он ведь новичок, Сергей Петрович, - встревожился помощник, - опыта еще нет.
- Научим. У него десять классов, поймет. Главное - он не подвержен морской болезни.
- Хорошо, будет сделано, - сказал штурман. - Я прослежу за Серовым сам.
Все ушли. В штурвальной рубке остались рулевой Юсуп Шалаев, весь слившийся со штурвалом, и капитан, чуть сгорбившийся, с руками, заложенными за спину.
Трудный рейс. Тревожная ночь.
Высокий лоб капитана в глубоких застывших морщинах. Лицо осунулось, широкий подбородок резко заострился, добродушная ямочка на нем исчезла.
Кипит море. Нос корабля то резко вздыбится вверх, то исчезнет в белой пене волн.
Капитан достал трубку, набил ее табаком, но, не разжигая, положил ее обратно в карман. Долгим и тревожным взглядом он впился туда, в острый конец узкой серой шел и, между водой и небом.
- Надо менять курс, - подумал он вслух. Широкие плечи Юсупа заметно вздрогнули, красные от напряжения руки готовно застыли на штурвале.
Капитан сам подошел к штурвалу и легонько потеснил рулевого.
- Дайте, я сам…
…Теплоход будто споткнулся. Наружная стенка левого борта вздрогнула и загудела от удара. Корабль круто завалился набок, потом резко клюнул носом. Под кормой дико завывали обнажившиеся винты. Матросы одновременно заваливаются в своих кроватях, судорожно хватаясь за края заградительных щитков.
Снова корабль, гудя обшивкой, неловко, почти боком вползает на волну и сваливается вниз. При падении корабля вниз у многих нехорошо сосет под ложечкой. Геннадий этого чувства не ощущает, и ему легче. Но и он тревожно отзывается на каждый удар волны. Только стекло иллюминатора и несколько сантиметров железа отделяют их от миллионов тонн сумасшедшей воды. В каюте полумрак. Матросы в полузабытьи. И Геннадий тоже хочет забыться, чтобы не считать долгих предутренних минут, но уснуть он не может. Все вспоминаются тихие пристани Леногорска, твердая земля и цветы по всему берегу. Потом те цветы в руках девушки.
В коридоре слышны чьи-то шаги. Все ближе. Вот они остановились у каюты. Кто-то переступил порог. Уверенная рука стала шарить, ища выключатель. Брызнул свет. Лампочка качалась, и яркий круг от нее метался от одной кровати к другой. Разбуженный светом, застонал Антон Сахно.
Геннадий свесил голову. В дверях стоял боцман.
- Вставай, парень, на вахту надо.
- Моя вахта еще не скоро, - отозвался Геннадий. Он еще думал хоть немного уснуть.
- Точно, не твоя. Теперь твоя вахта у штурвала.
- Я, - изумился Геннадий, - у штурвала? Что-нибудь случилось?
Боцман подошел ближе, зашептал:
- Тонет шхуна "Заря", идем на помощь. Из штурвальных остался один Юсуп, вызывают тебя. Приказ капитана.
Геннадий забыл о вахте. В мозгу одно слово: "Тонут!" Он сам мог утонуть в любую минуту. Это тревожит. Но люди уже тонут, и это страшно.
- Тонет шхуна "Заря"! - почти кричит он на всю каюту.
Когда эти слова проникают в него еще глубже, он кричит еще громче:
- Это где радистом Зоя?
- Там не только Зоя, там большая команда, - все еще шепотом говорит боцман. - Бегом в рубку!
Боцман ушел. Геннадий увидел, как поднялась внизу взлохмаченная голова Антона. Голубые глаза белоруса глядели ясно, словно никогда и не были замутнены морской болезнью.
- Значит, тонет "Заря"? - переспрашивает он Геннадия и, не дожидаясь ответа, кричит на него:
- Да иди же ты на вахту, чертова головешка!
В мечущемся свете качающейся лампы видно, как подымаются от подушки головы и встревоженно смотрят на Геннадия, потом начинают вставать. Сергей оделся одновременно с Серовым.
- Схожу в машину. Может, нужно чего. - II первым вышел из каюты.
Когда уходил Геннадий, Антон крикнул ему вдогонку:
- Тебя сменять приду я.