Внутри у нас просто шикарно, не меньше, чем на сто двадцать тысяч "зеленых". Кондиционер остудил утреннюю духоту, и Матерсон вздохнул с облегчением. Он еще раз вытер лицо, усевшись поудобней в одном из мягких кресел.
– Это Майк Гатри, – указал он на телохранителя. Тот двигался по салону, проверяя крепления, открывая двери и явно усердствуя.
– Рад познакомиться, мистер Гатри, – я улыбнулся своей самой подкупающей улыбкой, но он, не глядя, помахал рукой.
– Желаете выпить, господа? – спросил я, открывая бар.
Оба взяли по кока-коле, мне же требовалось что-то покрепче, лекарство от похмелья. Первый глоток пива вернул меня к жизни.
– Итак, господа, думаю, что могу предложить вам отличную морскую охоту. Не далее, как вчера, я поймал великолепный экземпляр, и все говорит за то, что нас ждет удача.
Майк Гатри подошел ко мне и изучающе посмотрел мне в глаза. У него были зеленые глаза, с коричневыми крапинками, будто ручной работы твид.
– Мне кажется, я тебя где-то видел.
– Не думаю, что вы имели такое удовольствие.
– Но ты из Лондона, не так ли? – уловил он акцент.
– Я давно оттуда уехал, браток, – осклабился я от уха до уха. Он не ответил на улыбку и уселся напротив меня, положив руки на стол между нами, ладонями вниз и растопырив пальцы. Он все еще изучал меня. Крепкий орешек, чертовски крепкий.
– Боюсь, что сегодня уже поздно, – бодро продолжал я. – Если вы желаете рыбачить в Мозамбике, нам надо выйти из гавани часов в шесть. Но можно выйти завтра, пораньше.
Матерсон прервал мою болтовню:
– Проверь этот список, Флетчер, и скажи, чего тебе не хватает.
Он протянул мне сложенный лист бумаги, и я взглянул на написанные от руки колонки. Это были принадлежности для спуска с аквалангом и подводных спасательных работ.
– Так значит, господа, вас не интересует рыбалка? – старина Харри изобразил удивление таким ходом развития событий.
– Мы должны провести небольшое исследование.
Я пожал плечами:
– Кто платит, тот и распоряжается. Мы к вашим услугам.
– У тебя есть все это?
– Почти все.
В мертвый сезон я помогаю за умеренную плату с прокатом аквалангов, что служит мне хорошим подспорьем. У меня есть полный комплект оборудования для подводных работ, а в машинном отсеке "Балерины" – компрессор для заправки аквалангов.
– У меня нет только воздушных мехов и такого количества веревок.
– Но их можно достать?
– Безусловно, – у Ма Эдди был хороший выбор всякой корабельной всячины, а папаша Анджело умеет делать паруса. Он смог бы смастерить воздушные мехи за пару часов.
– О’кей, доставь их на судно.
Я кивнул.
– Когда вы хотите отплыть?
– Завтра утром. С нами будет третий.
– Надеюсь, мистер Кокер сообщил вам, что это будет стоить пятьсот долларов в день, и отдельная сумма за дополнительное оборудование.
Матерсон наклонил голову и вроде собрался встать.
– Не желаете ли внести небольшой задаток? – вкрадчиво произнес я.
Они застыли. Я заискивающе улыбнулся.
– После долгой тощей зимы, мистер Матерсон, мне необходимо купить снаряжение и заполнить топливом баки.
Матерсон достал бумажник и отсчитал триста фунтов пятерками. Затем своим мурлыкающим голосом он произнес.
– Нам не понадобится помощь вашей команды, Флетчер. Мы втроем сможем управлять судном.
Я был ошеломлен, такого я не ожидал.
– Но они должны получить полное жалованье, если вы отказываетесь от их услуг. Я не могу снижать расценки.
Майк Гатри все еще сидел напротив меня и теперь наклонился вперед:
– Ты слышал, что тебе сказано, Флетчер? Пусть твои негритосы убираются на берег.
Я аккуратно сложил пачку пятифунтовых купюр и положил их в нагрудный карман. Затем вновь посмотрел на Гатри. У него была отличная реакция. Я заметил, как он весь напрягся навстречу мне, и впервые в его холодных глазах мелькнуло какое-то выражение. Это было предвкушение. Он знал, что задел меня, и полагал, что я отвечу тем же. Ему хотелось привести меня в ярость. Его руки все еще лежали на столе, ладонями вниз. Я подумал, с каким бы удовольствием я оттяпал ему мизинцы и сломал бы их пополам, словно сырные палочки. Я знал, что смогу это сделать прежде, чем он успеет пошевелиться, и эта мысль была мне чертовски приятна, ведь я был зол. У меня немного друзей, но те, что есть, мне дороги.
– Ты слышал, парень, что я сказал? – прошипел Гатри, а я опять вытащил на свет глуповатую улыбку, которая так и осталась сидеть у меня на лице.
– Да, сэр, мистер Гатри, вы платите, наше дело подчиняться, – произнес я, хотя изнутри меня душила ярость. Гатри откинулся назад, и было заметно, что он разочарован. Это была настоящая горилла. Он любил свою работу, и у меня возникло предчувствие, что мне придется его убрать. Эта мысль утешала меня, и я продолжал улыбаться.
Матерсон наблюдал за нами своими пронзительными глазками. Его интерес был отчужденным, как у врача: так ученый в лаборатории изучает подопытных животных. Он видел, что противостояние закончилось мирно, и вновь заговорил мягким, мурлыкающим голосом.
– Прекрасно, Флетчер, – и направился к палубе. – Соберите снаряжение и будьте готовы встретить нас завтра в восемь утра.
Они ушли, а я остался один допивать свое пиво. Может, виной всему было похмелье, но меня начинало охватывать весьма неприятное предчувствие. Может, оно и к лучшему, что Чабби и Анджело останутся на берегу. Я отправился сообщить им это.
– Эти двое ненормальные, но ничего не поделаешь. У них какие-то секреты, и вы останетесь на берегу.
Я заправил акваланг из компрессора "Балерины", и мы ушли с судна на пристань. Я пошел к Ма Эдди, а Чабби с Анджело направились с моими рисунками воздушных мехов в мастерскую его отца.
Мехи были готовы к четырем, и я приехал за ними на моем "форде". Отвезя на судно, я сложил их в ящик для парусов под сиденьями нижней палубы. Затем я провел несколько часов, проверяя работу аквалангов и другого подводного снаряжения. На закате я сам отвел "Балерину" на якорную стоянку и уже был готов вернуться на берег, когда мне в голову пришла одна мысль. Я вернулся в рубку и снял задвижки с дверцы машинного отделения. Вытащив карабин из тайника, я зарядил его, установил на автоматический огонь и нажал на предохранитель, перед тем, как повесить обратно.
До наступления темноты я взял свою старую сеть и побрел по лагуне к главному рифу. Вода переливалась в лучах заходящего солнца всеми оттенками пылающей меди. Уверенным движением руки я, как лассо, забросил сеть вперед. Она наполнилась воздухом, словно парашют, и, очертив широкий круг, опустилась на стайку полосатых рыб. Я потянул за веревку, и сеть сомкнулась над ними. В сеть попало пять крупных, в половину моей руки, рыб. Они отчаянно били хвостами в мокрых складках грубой рыбацкой сети. Я зажарил на углях две из них и поужинал на веранде своего дома. На вкус они были лучше форели. Я налил себе вторую рюмку виски и сидел до самой темноты.
Обычно в это время суток меня окутывает умиротворение и, мне кажется, появляется ясность по вопросу о смысле жизни. Этот вечер был совсем иным. Я был зол. На остров явились непрошеные гости, а вместе с ними зараза, которая может погубить всех нас.
Пять лет назад я бежал от нее, полагая, что нашел место, где мне ничего не угрожает. Но в глубине души, если честно признаться, я чувствовал возбуждение, приятно щекотавшее мне нервы. Опять рисковое дело, где нужны выдержка и хладнокровие. Я еще не был уверен – что поставлено на карту, но уже знал, что ставки высоки и мои противники тоже ребята не промах.
Меня снова несло на кривую дорожку. Я ее выбрал еще в семнадцать лет. Я нарочно плюнул на университетскую стипендию, которой был награжден, и, удрав из сиротского приюта Сент-Стивен, что в северном Лондоне, отправился навстречу приключениям. Соврав насчет своего возраста, я был принят на китобойное судно, направляющееся в Антарктику. Там, у кромки вечных льдов, я окончательно потерял всякий аппетит к академической карьере.
Когда мои карманы вновь опустели, я записался в специальный батальон, где научился смертельному, но тонкому искусству насилия. Я воплощал это искусство в жизнь в джунглях Малайи и Вьетнама, а позже в Конго и Биафре, пока однажды, в далекой, затерянной в джунглях деревушке, где горели тростниковые крыши, наполняя неподвижный, душный воздух черным, липким дымом, а мухи слетались синим гудящим роем на мертвые тела, мне не стало тошно. Я решил выйти из игры.
В Южной Атлантике я полюбил море и стал мечтать о том, чтобы обосноваться у него, покачиваясь в лодке долгими мирными вечерами. Но для этого нужны деньги, много денег, так много, что заработать их можно было лишь моим прежним искусством. Ну, последний разок, – думал я и разработал план с предельной тщательностью. Мне нужен был напарник, и я выбрал парня, которого знал еще в Конго. Вдвоем мы увели ценную коллекцию из Британского Музея нумизматики, что на Белгрейв-сквер. Три тысячи редких дорогих монет легко поместились в средних размеров дипломате: монеты римских цезарей и византийских императоров, монеты первых государств Америки и английских королей-флорины и леопарды Эдуарда III, благородные профили Генрихов, ангелы Эдуарда IV, со времен правления Генриха VIII, пятифунтовые монеты Георга III и Виктории. Три тысячи монет, которые стоили не менее двух миллионов долларов, даже если продавать их тайком на черном рынке.
Тогда я совершил свою первую ошибку, как профессиональный преступник: я доверился другому преступнику. Я нагнал его в арабском отеле в Бейруте и, прижав к стенке, спросил:
– Куда ты подевал дипломат с монетами?