- О, вы смотрите на это… Это потом. Сюрприз! Сперва обедать. - Он перешел на русский: - Хорошая куриц есть лучший лекарств! Да, да!
С чего он так веселится? Соколов внимательно поглядел на Штубе. Тот стоял перед ним сияющий, словно выиграл сражение. Сегодня от его короткой плотной фигуры, от гладко-выбритого лица и тщательно прилизанных волос исходила такая внушительная самоуверенность, что Соколов подумал, уж не получил ли он повышение или Железный крест.
Они сели обедать, и Штубе все время смеялся, хвалил вино, которое действительно оказалось прекрасным, ел за троих и хвалил своего инженера-механика.
- Ви есть молодец! - Штубе вытер губы салфеткой и поднял палец. - Но я тоже есть молодец. - Он понизил голос и сказал таинственно, уже по-немецки: - Смотрите, господин инженер-механик. Вот она!
Штубе снял с прямоугольного предмета бумагу, и Соколов увидел плоский деревянный ящик, стянутый по краям широкими железными планками и болтами.
- Это были ужасные три дня, господин инженер-механик. Я понимал настроение и своих солдат и ваших рабочих. Я отношу вашу болезнь к тому же.
Соколов понял, что Штубе говорит о взрывах.
- Я не стал применять террор. Я стал думать. И одно ваше слово, господин инженер-механик, помогло мне!
- Как?
- Помните зуб от бороны?
- Зуб от бороны… Да, а что?
- Перед вами партизанская мина! Вы разве не знаете, что я отдал приказ боронить дорогу? А-а, понимаю, вы же болели. Но каков результат, а? Баба её увидела на дороге. Дождем размыло, понимаете?
- Вы мне разрешите осмотреть?
- Конечно! Запал сапер вынул. Можете смотреть сколько угодно. Сегодня же я прикажу её отправить в Брянск! Я должен извиниться перед вами за то, что не отпустил вас туда. Но поймите мое настроение.
Соколов взял мину в руки. Килограмма три весу. Она, несомненно, была самодельной, но изготовлена неплохим мастером. Соколов обратил внимание на то, что уголки железных планок тщательно запилены, а под головки болтов аккуратно подложены шайбы.
- Завтра тоже будут боронить? - медленно спросил Соколов.
- Яволь! Пока партизаны не поймут, что все бесполезно! Я понимаю, вам жаль тех, кто будет боронить. Но во всем виноваты партизаны. У меня нет выхода. Я должен достроить аэродром.
- Скажите, господин комендант, что будет потом со всеми этими людьми? - Соколов показал за окно, где сквозь струи дождя темнели избы.
Штубе нахмурился. Потом, словно бы опомнившись, заулыбался.
- Вам я скажу. Эти люди могут понадобиться на другом строительстве.
- Итак, их выселят?
- Но здесь будет военный аэродром! - воскликнул Штубе. - Это естественно!
- Их увезут в Германию? - не отступал Соколов.
- Возможно, - быстро отрезал Штубе, показывая, что разговор ему перестал нравиться. - Предложить вам кофе, господин инженер-механик?
- В другой раз, если позволите. Большое спасибо за обед.
- Вам все ещё плохо?
- Да. Я пойду полежу? - полувопросительно сказал Соколов.
- Я вас не задерживаю, - сухо ответил Штубе. - Но завтра прошу заняться самоходкой, если вам станет лучше!
Соколов, прежде чем лечь, решил обойти мастерские. Все было в порядке. Станки работали как всегда.
- Самоходку ему подавай, - проворчал Соколов, чувствуя, как озноб снова сотрясает его. - Немного подождете, господин комендант! Мы ещё ею займемся!
Он уже хотел пойти к себе, но вспомнил, что ещё не видел сегодня Сверлилкина, и направился в его угол. Он любил наблюдать, как работает этот мастер, и поэтому тихонько подошел сзади - так, чтобы Сверлилкин не заметил его.
По-видимому, Сверлилкину было жарко, он скинул с себя рубаху и стоял у станка в голубой застиранной донельзя майке. Соколову была видна лысина на его голове, худые ключицы, тоненькие, как у мальчишки, руки.
Станок работал на полных оборотах. Визжала фреза, как дробь стучала по корыту огромная стружка. Сверлилкин смахивал с лица пот тыльной стороной ладони, хватал ключ и, сняв очередную шестерню, тут же устанавливал следующую для нарезки. Каждое его движение было точным и продуманным. Когда он, натуживаясь, закреплял гайку шпинделя, мышцы на его руках и плечах собирались в клубки, и в пройму майки Соколов видел, как резко выступали острые ребра, даже становилось немножко жутко, словно бы на станке работал скелет.
Соколов положил руку на плечо Сверлилкина и, закашлявшись, глухо проговорил:
- На пределе ведь ты, Михайлыч!
- Ничего, - отмахнулся тот. - Торчу пока!
Соколов заметил, что глаза у Сверлилкина красные, а лицо заострилось.
- Похоже, что не спал три дня?
- Бессонница. Как ночь, так сон долой, - ответил Сверлилкин, останавливая станок. Он еще раз вытер пот со лба, но уже ладонью, отчего по лбу протянулись черные полосы, и, глубоко вздохнув, спросил, видимо решившись:
- Что вы всё расспрашиваете! Спал не спал! МТС не МТС! Вам-то что? Я свое дело делаю, и всё. Не нравлюсь - увольте!
- "Увольте!" - передразнил Соколов. - Здесь знаешь как увольняют, а? Здесь троих уже уволили…
- Ну и меня валяйте, - вскипел Сверлилкин. - Чем так выспрашивать да вынюхивать! Тех отправили и меня валяйте! - крикнул он, меряя Соколова злым взглядом. От ярости он что есть силы рванул ключом гайку, ключ соскочил, и рука Сверлилкина чиркнула по острой фрезе.
Кровь моментально залила всю руку.
- Пошли в конторку! - крикнул Соколов. - Там у меня йод!
- Не надо, - поморщился Сверлилкин. - Без вашего йода как-нибудь. Мм-м, - простонал он; рана, видимо, была глубокой.
- Немедленно в конторку!
- Не надо. У меня в верстаке керосин есть. Мы по-своему лечимся. Принесите, если не трудно, - попросил Сверлилкин, зажимая рану другой рукой.
Соколов побежал к его верстаку, открыл один ящик, другой. Керосина не было.
- Внизу посмотрите! В нижнем ящике!
Соколов открыл нижний ящик. Баночка с керосином была здесь.
- А это что? - ахнул механик Соколов.
Стопка широких железных планок с аккуратно запиленными краями, с отверстиями под болты лежала в ящике Сверлилкина.
- Боже мой, - выдохнул Соколов, чувствуя, как его зазнобило. - Вот оно что…
Совладав с собой, механик положил одну планку в карман, взял керосин, задвинул ящик назад и, подойдя к Сверлилкину и отдавая ему керосин, строго приказал.
- Спал ты или не спал - это действительно не моё дело! Поэтому сегодня домой не пойдешь. Будем заниматься самоходкой. Если потребуется - всю ночь!
И механик Соколов пошел к себе в конторку. Там он развернул по одному все порошки и, ссыпав их вместе в одну бумажку, налил в стакан воды и принял порошки все сразу.
Глава VII
ТАЙНА МЕХАНИКА СОКОЛОВА
Дождь не перестал и поздно вечером, когда Соколов и Сверлилкин стянули с самоходки тяжелый от воды, негнувшийся брезент и забрались через люк внутрь. Соколов нащупал выключатель, зажег освещение и уселся в железное кресло водителя.
- Закрой люк и садись вон гуда. Вместо наводчика. Злишься на меня?
Сверлилкин не ответил. Он закрыл люк и сел, куда ему указали. Исподлобья поглядел на механика, соображая, что раз тот не переоделся в комбинезон, значит, работать не собирается. Придется одному вкалывать. Неизвестно, что надо делать, может, до утра тут проторчишь, а там Митька ждать будет. Сегодня собирались две мины ставить, и Митька свою уже унес из погреба и перепрятал где-то в лесу. Договорились, что встретятся у развилки в кустах.
- Поговорим, Михалыч?
- Давайте задание. Сделаю и спать пойду.
- Торопишься? У тебя же бессонница!
Сверлилкин снова промолчал. До смерти надоели ему эти вопросы и подначки механика! А тот полез за портсигаром и снова принялся спрашивать:
- У кого ты так работать научился? Позавидуешь.
- Мою работу с другой не спутаешь, - гордо ответил Сверлилкин.
- Вот-вот, - с усмешкой отозвался механик. - Именно не спутаешь. Я сегодня одно твое издельице на столе у коменданта обнаружил. Как взглянул, так сразу засёк, чья работа.
- Путаете вы что-то. - Ну что за человек, ловит, ловит все время!
- Сам сказал: твою работу не спутаешь!
- Ничего я коменданту не изготовлял. Вы это бросьте!
- Нет?
- Нет!
Соколов пожал плечами и вынул из кармана стальную планку с отверстиями по краям. Повертел и стал поглаживать по аккуратно заточенным фаскам. Сверлилкин сразу узнал её и встревожился. Но старался не подавать вида.
- Культурная работа! По закону природы, которая, как известно, не любит острых углов. Ну, что скажешь?
- Не вижу отсюда. Дайте посмотреть. - "Дай мне её сюда, я тебя ей и прикончу, гад, сыщик чёртов", - зло подумал Сверлилкин, вставая, чтобы взять планку.
- Сиди, сиди. Ну, что тебе говорят! Не дергайся и не смотри так! Меня убивать не следует. Я тебе свой, а не немец!
Эта проницательность Соколова всегда ставила Сверлилкина в тупик, а сейчас он почувствовал, как всё в нем закипает от бешенства. Еле сдерживая ярость, он сказал:
- Какой вы мне свой! - а сам подумал: "Таких своих хоронить приятно под легкую музыку! Ну подожди у меня, я тебе мину прилажу куда-нибудь, дай только срок!"
Соколов продолжал смотреть на него в упор, словно собираясь сообщить что-то важное. Не отрывая взгляда от лица Сверлилкина, он достал ещё сигарету, прикурил её от первой и, глубоко затянувшись, сказал, как бы про себя:
- Значит, не твоя работа. Та-ак. Сиди говорю! Не признаешься - и не надо. А вот здесь отверстие для чего? Для детонатора?