- Да, ты ведь в основном на Острове был, там другое, наверно. Но ты присмотрись… А вот сны у меня тут просто удивительные… Я их записываю. Только зря стараюсь. Все равно художественные книжки здесь не издают. А получилась бы настоящая художественная книга. С разными главами. Про ту нашу жизнь. Только фантастическая… И тот разведчик мне снился, которого Кешка поймал. Он за мной гонялся с ножом и требовал, чтобы выдала тебя. А я не выдала, слышишь?
Скидан сел на постели.
- С каким ножом!? Нарисуй.
- А-а, испугался, аж проснулся! Я все придумала.
- Врешь! Нарисуй-ка нож!
- Ишь, даже в рифму заговорил…
Налетела, повалила, потискала, вскочила, схватила бумагу и стило, стала быстро рисовать. Скидан поднялся, заглянул через плечо - она рисовала человеческую фигуру. Он отправился в ванную - умыться и подравнять бороду. А когда вернулся, на бумаге был очень похожий портрет ТОГО САМОГО Краснова, которого Скидан видел только вчера. В той самой одежде и с тем самым ножом.
- Вась, а зачем тебе про нож?
- Ты здорово рисуешь. Я и не знал.
- Вась, я очень талантливая, - она серьезно улыбнулась. - У нас будут дети, умные и красивые, как я. И мужественные, как ты… Скажи про нож.
- Что сказать?
- Не хочешь… Ну, как хочешь. Одевайся, нам пора.
Она обиделась. Он не хотел, чтоб это было. И сказал первое, что пришло:
- Я еще сам не понял. Подумаю, после митинга скажу. Ладно?
Обнял сзади. Она прижалась к нему спиной, откинула голову на плечо, прошептала:
- Я - тебя - люблю. Можешь ничего не говорить, - И вдруг, страшным шепотом: - Я во сне про тебя все сама увижу!
… До площади Пятак было пять минут машиной, но машин - редкий случай! - у дома не оказалось.
- Ясно! - Светлана засмеялась. - Все футурографы уже там! Ничего, мы пешком. Я знаю дорожку напрямик. Побежали!
Они бежали и разговаривали. Точнее, разговаривала Светлана, а Скидан - дышал.
- Какая разница между митингом и демонстрацией, если все - в одном месте? - Светлана рассуждала над вопросом Скидана. - Действительно, по-нашему это нелепость. Но все же некоторый смысл есть. Сначала все поднимают свои лозунги, чтобы отсняли на диск. Это и есть демонстрация. А потом лозунги прячут, чтобы не мешали, и начинается митинг.
- Выступать будешь?
- Обязательно! Библиотека сказок нужна независимо от староверства. История сама по себе, сказки - отдельно. Чем больше сказок…
Скидан слушал ее ученую речь и дивился: всего за полгода! Из затюканной ссыльной, жены охотника. Из какой-то потаскушки!..
- Ты же от любви голос потеряла. Тебя не услышат.
- Ничего, Васенька. Любовь творит чудеса. Она взяла, она и отдаст. Да там особо напрягаться и не нужно, там репродукторы.
Когда Скидан совсем задохнулся и готов был перейти на шаг, дорожка распахнулась в площадь, напоминающую автодром, но обнесенную не барьером, а кустами. Со всех сторон сюда сходились тропы, и виднелся знакомый стеклянный цилиндр, всевозможно освещенный изнутри - кафе, где они вдвоем отмечали его возвращение с Острова Скорби.
- "Централ", что ли?
- Молодчик! - Светлана остановилась. - Ты хорошо ориентируешься. Зайдем туда после?
Скидан кивнул и осмотрелся. Народу толпилось немало. С высоких столбов, окружающих площадь, светили внутрь мощные прожекторы, что живо напомнило Скидану его бывшее заведение с колючим забором и часовыми на вышках. На каждом столбе готовно потрескивал решетчатый ящик - громкоговоритель.
- Слушай, - Скидан повернулся к Светлане, - а почему Пятак? У них же нет и понятия о деньгах.
- А почему Магадан, почему "Централ"? - Светлана схватила его за руку и повела сквозь толпу к трибуне. - Васенька, мне надо подготовиться к выступлению.
Скидан усмехнулся, хотел съязвить, но передумал. Издали уже махали им Такэси, Ганс и Иван. Они стояли у трибуны, которая пока что была занята дискографами.
Не скрываясь, староверы пожали друг другу руки. Сверху один из дискографов следил за этим в видоискатель.
- Все, ребята! - Скидан кивнул на трибуну. - Отсняли нас, теперь посадят.
- Что ты, - начал было Иван, но Такэси остановил: - Он знает, он шутит.
- А-а-а, - сказал Иван.
Скидан оглянулся на лозунги. Белым по красному и по синему, синим и черным по белому: "Прошлое - окно в завтра!", "Хочу назад!", "Кто твои предки, хозяин?", "Не хочу быть забытым!" и просто "Оглянись!" Вдали качался, закрытый другими, край самого большого лозунга.
- "гательство!" - прочел Скидан. - Ваня, что там написано?
- "История - не ругательство!" - Иван засмеялся и посмотрел с выражением на Светлану.
- Твоя идея? - догадался Скидан.
Она кивнула.
- Между прочим, Васенька, посмотри, как нравится киношникам. Все туда целятся.
Но дискографы уже сходили с трибуны. А им навстречу поднимался - Скидан даже не поверил - доктор Краснова, Виктор Первый!
- О, какой мужчина! - Светлана подергала Скидана за рукав. - Вас-ся, какой мужчина!
Скидан тут же возненавидел симпатичного доктора. Светлана заглянула ему в глаза и немедленно добавила:
- Почти такой же, как ты. Только похлипче.
- Хозяева! - Виктор начал говорить, еще не дойдя до микрофонов. - Обратите внимание на парадокс: мы заводим на больного "историю болезни, и это никто не считает неприличным…
Смех площади покрыл его слова.
- Едва же доходит до общества, - продолжал Виктор, - понятие "история" приобретает какую-то неприличную окраску, и уже по одному этому поводу наше общество заслужило того, чтобы и на него завести "историю болезни"!
Общий свист был ему ответом. Свистела Светлана, свистели Такэси и Ганс с Иваном.
- Аплодисменты "руки в брюки", - сказал Скидан на ухо Светлане.
- Ах, Вася, вот чего мне здесь по-настоящему не хватает, так это обыкновенных человеческих аплодисментов! Как вспомню: "освистать"… Не привыкается.
- А всего остального - хватает?
Она кивнула и яростно засвистела.
- Ты похлопай, - в Скидане возникло желание побрюзжать.
- Не поймут, - она отдышалась, - подумают, что я против.
- Боишься?
- Глупенький.
А у Скидана в голове завертелись какие-то забытые стихи. Он мог смотреть на это буйство страстей только со стороны. Не те заботы.
Виктор убедительно доказал, что нынешнее общество Лабирии тяжело больно социальным беспамятством, и эту болезнь необходимо победить сейчас, пока она еще излечима. Необходимо по крохам собирать все, что может быть полезно потомкам, и так далее.
Светлана побежала на трибуну еще до окончания речи, чтобы разминуться с этим типом на узких ступеньках, стерва. Говорила она, правда, тоже толково и убедительно доказала, что воспитание детей без исторической основы приводит и большим пробелам в их первичном образовании, которое является основой общего развития, в свою очередь влияющего и так далее.
На смену ей вышел оппонент. Это был тоже симпатичный молодой человек, он тоже не представился и как раз с этого и начал:
- Друзья мои! Староверство наступает, и я прошу вас: одумайтесь, пока не поздно. Если наше общество и больно, то имя болезни - староверство. Ведь никто же не пытается посягать на сохранность законов природы. Никто не станет заново изобретать колесо или открывать электричество, хотя и ничего дурного в этом нет. Общество уже склоняется даже к тому, чтобы осторожно ввести элементы так называемой истории в работу с детьми. Я подчеркиваю - "в работу", ибо понятие "воспитания" несет в себе элемент насильственности, что противоречит Закону о праве выбора и, частично, Закону о детском труде. Но это лишь предисловие. Начать я хочу с интересного наблюдения. Никто из выступавших передо мной, как и я, не назвал своего имени. И никому это не показалось странным, правда?
Неопределенный гомон был ответом.
- А почему? - продолжал оратор. - Ведь не потому, что кто-то чего-то боится!?
На Пятаке дружно засмеялись.
- Тогда ответ один, хозяева! Никого не заботит известность! И это нормально. Наши изобретения безымянны, наша музыка не имеет авторов, и это тоже нормально. А теперь, если позволите, я проанализирую одно староверское словечко, чтобы мы поняли, куда нас зовут. СЛАВА! Кто знает, что такое "слава"? А? Вижу, почти никто. Объясняю. Слава - это преувеличенная известность кого-то или чего-то, подогреваемая им самим и его славителями в обществе. Что? Трудно понимается? Приведу пример. Представьте, что лекарь Виктор Первый, который выступал сегодня первым (Оживление на площади), вылечил множество людей, и они решили его отблагодарить. Стекольщики изогнули трубки, газовики наполнили их нейтральным газом, электрики подали энергию, и над пирамидой лекарей огромными красными буквами засветился такой текст: "Слава Виктору Первому!" С восклицательным знаком. (Голоса: "Зачем? Что за ерунда?") А теперь представьте, что я влюбился в выступавшую только что прекрасную Светлану Корко. (Смех, свист). Но чтобы поухаживать за ней тонко, я всюду начну писать и выкрикивать: "Да здравствуют футурографы!" (Голоса: "А что это значит?") Это то же самое, что и "Слава футурографам!" Что подумают обо мне люди? (Голоса: "В лечебню попадешь! На Остров Скорби!") Вот видите! А ведь это лишь малая толика староверских штучек…
Сердитые голоса стали требовать, чтобы оратор извинился за неуместную мистификацию или предъявил доказательства, что такое когда-либо было возможно. Оратор сказал, что доказательства у него есть, но он не имеет права их разглашать. Это вызвало взрыв возмущения, громко поминали Закон и личном достоинстве…
- Идемте отсюда, - сказал Такэси. - Мы сегодня проиграли.