Генипа не сдавался. Онса спокойно продолжал пировать, терпеливо ожидая, когда голод урезонит арестанта. Но напрасно! Упрямец стоял на своем, ибо понимал: как только он откроет секрет кураре, Онса немедленно убьет его.
В конце концов терпение верховного вождя лопнуло, и он перерезал горло жене Генипы, бросив еще трепещущее тело ему под ноги. Отчаявшийся, измученный голодом, Генипа поклялся швырнуть Онсу живьем на съедение презренным броненосцам .
По-прежнему пьяный Онса лишь рассмеялся в ответ. И вскоре труп одного из сыновей гордеца оказался рядом с растерзанным телом матери.
Горе и отчаяние придали силы Генипе. Ему удалось разорвать опутывавшую руки веревку, но сломать высокую изгородь лачуги было немыслимо, и Генипа решил сделать подкоп. Невероятно, но, не имея никакого оружия, даже палки, он собственными руками прорыл узкий проход под мощным деревянным частоколом.
Однако многодневный голод, страшная тропическая жажда, долгое заточение, смерть близких - слишком много для одного человека. Генипа внезапно почувствовал, что больше не в силах сопротивляться. Тогда он спокойно улегся на землю и стал ждать смерти.
Мы уже упоминали об основной черте характера индейцев. Они хладнокровны, если не сказать равнодушны. Кроме того, - пассивны. Ожесточившись, Генипа - случай редкий - рванулся было к свободе, но как только увидел бесполезность своих усилий, моментально сдался.
Но вдруг луч солнца осветил умирающего. До того, как хижина вновь погрузилась во тьму, он успел заметить новых пленников. Это были белые. Генипа не мог ошибиться, ведь он ясно расслышал стук обуви. Они помогут, конечно, помогут. Возможно, даже сумеют отомстить.
Наконец Генипа услышал голос. Он узнал его. Сколько бы времени ни прошло с их последней встречи, ему не забыть голоса друга. Бледнолицый приехал с другого берега Большой Соленой реки (так индейцы называли океан). Они прожили бок о бок долгие годы. И если правда, что друзья познаются в беде, то сейчас это самое время проверить.
- Жамали!.. Это же Жамали!.. - Генипа никогда не мог произнести правильно имя Жан-Мари, индейцам вообще с трудом даются европейские языки.
Жан-Мари, пораженный и несказанно обрадованный неожиданной встречей, заметил наконец, что его приятель еле дышит.
- Да ведь он умирает! Генипа! Друг! Не умирай! У нас есть к тебе дело.
- Есть!.. Пить!.. - прошептал индеец по-французски.
- Смотри-ка! Он разговаривает по-нашему, - удивился Беник.
- Я обучал его французскому, а он меня - своему, - отвечал Жан-Мари. - Проклятье! Мне нечего ему дать! Хоть бы крошечку хлеба!
- Матрос, - тихо произнес Ивон, - у меня в кармане завалялся кусочек бисквита. Он совсем засох, но все же сгодится. Быть может, это спасет индейца от голодной смерти.
- Давай, давай, родненький мой! Ты лучший из юнг, настоящий парень! Эй, приятель! Погрызи-ка вот это. А мы подумаем, как бы раздобыть тебе воды. Черт побери! Если бы ты мог напиться кровью, я, не задумываясь, вскрыл бы себе вены. Ты делился со мной последним куском, последней миской фасоли, я не забыл, как ты не жалел своей жизни, чтобы спасти мою.
Несчастный индеец жадно вцепился в сухарь, глодая его, словно кость. И силы вернулись к нему. Однако Жан-Мари, ничего не делавший наполовину, собрался уже было вскрыть себе вену. Лишь случай, счастливый случай помешал ему переступить черту, за которой самоотверженного бретонца почти наверняка ждала смерть.
Уже некоторое время снаружи слышался шум и вой ветра. Наконец разразилась буря. Пошел сильный ливень. Крыша их убогой лачуги протекала. Ручейки струились по стенам и исчезали в вырытом Генипой подкопе. На полу образовалось зловонное месиво. Но никто не обращал на это внимания. Индеец ловил капли дождя и глотал с той же жадностью, с какой минуту назад ел.
- Ну, а теперь поговорим! - Жану-Мари не терпелось узнать, каким образом его друг очутился здесь, в столь плачевном положении, почему урити оказались во власти людоедов.
Немного погодя он добавил:
- Рассказывай побыстрее, мы торопимся. Нужно поскорее выбраться отсюда, трупный запах просто невыносим…
- Это моя жена и мой малютка, - с горечью произнес индеец. - Онса убил их и бросил сюда…
- Как! Этот мерзавец убил их? Какое горе! Надо было давно пустить ему пулю в лоб… Но тогда меня и моих друзей тут же закололи бы. Терпение! Еще не все потеряно. Револьвер при мне, и клянусь честью матроса, первая пуля - ему! Этому негодяю!
- Не трогай его… Он принадлежит Генипе… Знаток кураре сам отомстит за жену и сына.
- Ну что ж, друг, я понимаю. Будь по-твоему. Это дело чести. Во всяком случае, будем рядом, если что. Можешь на нас положиться!
Затем индеец долго, со всеми подробностями рассказывал обо всем, что произошло до его заточения, о том, как бандит растерзал его жену и сына.
Друзья были так потрясены, что не перебивали его, лишь иногда кто-нибудь вскрикивал в ужасе. Выслушав страшный рассказ, они готовы были хоть сейчас бежать из ненавистной тюрьмы, чтобы мстить. Самый простой способ - это продолжить работу, начатую Генипой. К счастью, дождевая вода размягчила землю. Что и говорить, везет так везет. Ведь в засуху почва здесь словно камень.
Жан-Мари бросился к подземному ходу и всей пятерней зачерпнул размокшую землю. Работа пошла. Но так как ход становился все уже, Ивон вызвался сменить матроса, уверяя, что продолжать подкоп ему будет куда легче, чем другим.
Беник остановил его.
- Тебе нет никакой необходимости забираться в эту ловушку, парень.
- Но почему, дядя? Неужели вы считаете, что мне не достанет смелости и силы?
- Поговори еще! У меня есть идея. Мы можем выбраться отсюда по-человечески, не превращаясь в кротов.
- Ну-ка, ну-ка! Ты что-то придумал, матрос? - вскричал Жан-Мари.
- Поднажми-ка вот на это бревно!
- Пожалуйста!
- Толкай!
- Это можно, у меня силы, что у вола!
- А теперь обратно!
- И раз! И два! Хорошо?
- Здорово!
- Ей-богу, бревно поддается. Оно раскачивается, словно зуб.
- А все потому, что как раз под этим бревном подкоп, который вырыл индеец.
- Так давай раскачаем его как следует!
- Попробуем вдвоем! И раз! И два!..
- Еще немного!
- Там, наверху, что-то держит!
- Ах, да ведь там веревки, бревна переплетены…
- Ивон!
- Я здесь, дядя!
- Возьми-ка нож да забирайся мне на плечи… Погоди, я тебе помогу.
Тут уж Ивон оказался на своем коньке. С необычайной ловкостью он моментально взобрался на плечи матросу.
- Черт побери! Ты и правда лазаешь как обезьяна!
- Веревка разрезана, дядя!
- Ну-ка, - Беник обратился к Жану-Мари, - поднажмем теперь! Эй! Юнга, слезай немедленно!
Совершив головокружительный прыжок, мальчишка очутился на земле.
- Там все крепилось одной-единственной петлей. Еще небольшое усилие, и стена рухнет.
- Это, пожалуй, не годится. Мы совсем забыли об охраннике.
- Подождем ночи.
- Но уже темнеет, солнце зашло…
- Дай-ка нож, - спокойно произнес Генипа.
- Что ты собираешься делать?
- Дай!
Потом, указав на бревенчатую стену, добавил:
- Подтолкни! Я хочу выйти.
- Куда ты собрался?
- Я хочу выйти.
- Ну ладно, вот тебе нож. Бьюсь об заклад, ты решил попортить шкуру нашему охраннику.
Не проронив ни слова, краснокожий змеей проскользнул между двумя бревнами и исчез.
Не прошло и полминуты, как друзья услыхали глухой хрип, а затем удар.
Индеец появился так же бесшумно, как и исчез. Он несколько раз всадил нож в землю, как бы желая очистить его, потом протянул моряку и спокойно добавил:
- Он умер.
- Ты разоружил его?
- Я взял лук, взял стрелы, чтобы убить других!
- Итак, когда уходим?
- Нужно дождаться глубокой ночи.
- Кстати, тебе известно, что у нас есть еще один товарищ?
- Он тоже белый?
- Белый… Да, в общем, да! Если хочешь, белый… Он для нас все равно, что вождь.
- И где же он, ваш вождь?
- В клетке с синими попугаями! Это мерзавец Онса придумал. А! Каково?
- Я знаю эту клетку, это мои птицы.
- Как ты делаешь их синими?
- Даю зерно тектоап.
- Что за чертово зерно?
- Ты ничего о нем не знаешь?
- Нет.
- Когда мы освободимся, покажу его тебе.
- Не откажусь. А то ведь съедим, не дай Бог, и станем синими.
- Это зерно не страшно́ людям, только попугаям.
Внезапно голос индейца стал тихим и грустным.
- Мы скоро уходим; но сначала я хочу похоронить Тару-те-ту и маленького Киля.
- Что он говорит? - тихо спросил Беник.
- Он хочет похоронить жену и ребенка.
- Тару-те-ту?..
- Это значит: Ночное Солнце. Луна по-нашему. Бедняга! Какое несчастье! Верная жена и любимый сын…
- Скажи, матрос, а мы не поможем вождю копать?
- Я спрошу. Предложу ему.
Оба бретонца и юнга принялись за невеселую работу. Прошел целый час, пока яма, начатая Генипой, стала широкой и глубокой.
- Готово! - с дрожью в голосе прошептал индеец.
Он нащупал в темноте останки жены и сына, перенес их в могилу, засыпал землей и добавил на местном наречии:
- Здесь погребено сердце вождя урити!
Затем, обернувшись:
- Идемте, друзья! Я мужчина, а мужчины не плачут. Они мстят!