И вот - новая картина, леса́ внезапно исчезли, уступив место кампо, великой гвианской прерии, пролегающей от Ойяпока до самого устья Амазонки и дальше по левому берегу этой полноводной реки до Риу-Жамнуды.
Прерия проглядывает то там, то здесь сквозь прогалины в строю пальм, образовавшиеся то ли после бури, то ли вследствие естественного процесса умирания деревьев. Порой видны топкие, несмотря на засуху, болота, порой, - выжженная трава на плато.
Почти дикие стада находят прекрасный корм на жирных пастбищах, образовавшихся вблизи припри или неподвижной, словно застывший металл, воды. Коровы мирно пасутся рядом с резвящимися телятами, а длиннорогий бык с лоснящейся мордой и крупными спокойными глазами внимательно изучает окрестности, готовый в любую минуту отважно броситься на пирата кампо - ягуара.
Еще дальше река, изгибаясь, с трудом пробирается по низине, тянущейся на несколько километров. В сезон дождей низина заливается, и даже жгучее экваториальное солнце не в силах до конца осушить эту болотистую низменность, испещренную зеленоватыми зловонными лужами.
Потом русло реки и вовсе теряется в самом настоящем болоте, среди зарослей тростника и жирных растений с блестящими листьями, которые часто называют "ослиными ушами".
Есть там и другие представители флоры - волокнистый стебель, целиком скрытый под водой, заканчивается большими тарелками листьев, или другие, которые еще даже не классифицированы ботаниками, что вполне понятно, - они образуют под водой бесчисленное количество губчатых соцветий, будущей основы тверди.
Действительно, со временем разложившиеся остатки этих растений создадут корку, на которой взойдут неприхотливые муку-муку. Они, в свою очередь, вытянут остатки воды из глубины и отомрут, еще больше уплотнив ее и создав условия для произрастания злаков прерии.
Апурема сужалась и сужалась. Она была теперь всего несколько метров шириной, но глубока по-прежнему. Берега становились ровными и сухими. Вдали показались горы Большого Тартаругала.
Шарль чувствовал, что пироги пересекали невидимую границу между двумя реками. Ведь восемь месяцев в году бассейны Большого Тартаругала и Апуремы сообщаются.
Однако становилось совсем темно, пора было на ночевку. Гамаков не взяли, так что располагаться на отдых приходилось прямо в причаленных пирогах.
На следующее утро, рано на рассвете, лодки покинули Апурему, сплавились по боковому рукаву, потом переплыли в другой, и наконец четыре часа спустя остановились на берегу красивой реки перед просторным шалашом, в нескольких метрах от причала.
Эта река, текущая с востока на запад, шириной метров шестьдесят, и есть Большой Тартаругал.
Негры-гребцы, молчаливые, как слуги палача, причалили свою пирогу, вынули весла и сделали спутникам серингейро знак последовать их примеру.
Потом один из них сказал Шарлю на плохом португальском, указывая на шалаш:
- Вождь там… Он ждет белого.
Шарль, ни секунды не колеблясь, зашел в примитивное жилище и оказался лицом к лицу с негром гигантского роста, вооруженным до зубов, страшной и отталкивающей наружности. Вы, конечно, догадались - это восседал Диого.
Вождь был опрятно одет в чистую шерстяную бледно-голубую куртку, цветную хлопчатобумажную рубашку и брезентовые брюки, низ которых он заправил в башмаки из грубой кожи - обычный выходной наряд деревенского негра. За красным поясом - пара револьверов, сабля рядом - только руку протянуть, а между колен - охотничья двустволка.
При виде европейца, рассматривавшего его скорее с любопытством, чем с тревогой, Диого поднялся и небрежным жестом предложил гостю индейское кресло, представлявшее собой грубое изображение каймана.
Шарль покачал головой и остался стоять.
Подождав несколько долгих минут, он прервал наконец молчание, ставшее неловким, почти тягостным. Колонист обратился к негру по-португальски:
- Кто вы?.. Что вам от меня нужно?
- Ничего не скажешь, господин Робен, - ответил Диого подчеркнуто вежливо, приятным голосом, странно контрастировавшим с безобразной внешностью, - ваши вопросы так точны и лаконичны, что могли бы поставить в тупик любого. Любого негра, я имею в виду… потому что люди моей крови обычно не знакомы ни с риторикой , ни с диалектикой . Я - счастливое исключение и могу с вами побеседовать.
Диого произнес последнюю фразу на великолепном французском, совершенно свободно. Шарль даже вздрогнул от удивления.
- Кто я? - продолжал негр, словно ничего не замечая. - Здесь меня зовут Диого… Жак. И я с недавнего времени - вождь приозерного селения. Для вас я Жак Дориба, всего-навсего магистр юриспруденции Парижского университета… Пусть пока будет так. Я это говорю, чтобы вы чувствовали, насколько возможно, что имеете дело с ровней… если не считать цвета кожи - я убежденный расист. Что мне нужно? Получить от вас миллион золотом. Я, кажется, ответил на все ваши вопросы, господин Шарль Робен.
Серингейро некоторое время молчал в изумлении, словно бык заговорил с ним человеческим языком.
Затем, обретая вновь привычное хладнокровие, Робен начал наступать на злобно улыбавшегося Диого.
- Это вы держите в своей деревне мою жену и детей?
- Я.
- По какому праву?
- По праву сильнейшего. И, поскольку вы богаты, я назначаю за них выкуп - миллион. Лично меня такая цифра устраивает. Может быть, вам кажется, что они стоят больше?
- Хватит шутить, поговорим серьезно.
- Я никогда не шучу, если речь идет о деньгах.
Видя, что молодой человек не отвечает, негр добавил:
- Как вижу, мы договорились. Вы передадите мне эту сумму золотом и серебром…
- Да вы сошли с ума! Конечно, вы не просто преступник, вы буйно помешанный. Допустим, я соглашусь на ваши условия. Где, по-вашему, я должен взять такую сумму? Особенно теперь, когда моя плантация совершенно разорена, рабочие разбежались, флотилия уничтожена, одним словом, когда я разорен вашими друзьями, каторжниками.
- Что ж… Можете выплачивать частями. У вас богатая родня, колонисты в верховьях Марони. Для них не составит большого труда достать в Кайенне миллион. В противном случае вы будете работать как негр, работать на негра. Да-да! Мир перевернулся… Это месть внучатых племянников дяди Тома .
- Но, однако, в чем я перед вами провинился? Это вы, нарушая святые законы человечности, требуете у меня выкуп и мучаете меня…
- Закон человечности?.. Я такого не знаю. Повторяю, мне известно лишь право сильного, и я собираюсь им воспользоваться.
- Ах ты, негодяй!
- Пусть будет негодяй… Эпитеты меня не трогают. У меня нет причин ненавидеть вас, лично вас, просто вы богаты, а мне нужны деньги. Однако вы - белый, и я хочу сломать вас, как хотел бы уничтожить всех представителей этой проклятой расы.
- Что за зло причинили вам белые или, скорее, какое добро они вам сделали, что вы стали таким кровожадным, алчным и жестоким, при вашей-то образованности?
- Какое зло и какое добро?.. Что ж, вы правы. Всю свою жизнь я словно скован был цепью доброты, которой меня якобы окружили белые, и в то же время с самого детства ваша ужасная культура доставляла мне одни мучения. Нет, не думайте, что я пытаюсь перед вами оправдаться. Плох ли, хорош ли Диого, вас это не касается, и если я все же отвечаю на этот несущественный вопрос, то исключительно из любви к искусству. Да еще, чтобы подогреть воспоминаниями злобу.
- В конце концов, какое мне действительно дело до циничной демонстрации подлости, которую вы здесь устроили?
- Э, нет! Вы сами раздули своими словами чуть тлевшие угли. Теперь вам придется меня выслушать. Черт возьми! Не каждый день удается заполучить такого слушателя. Кроме того, узнав, что я за человек, вы убедитесь: Диого никогда не изменяет своих решений. Впрочем, рассказ будет недолгим. Скажу откровенно: никогда не ведал того, что вы зовете счастьем. Может быть, только в раннем детстве, когда был милым негритенком, насколько это вообще возможно для парии .
- А я воспитываю негров-малышей, как собственных детей, как ровню, и…
- И думаете, вероятно, что хорошо поступаете? Да разве потом смогут они быть на одной ноге с белыми, даже превосходя их по всем статьям? Разве вы когда-нибудь отдали бы им в жены своих дочерей?..
Да что там говорить!
Я был, вероятно, неглуп, потому что вскоре привлек школьными успехами внимание учителей. Из меня пожелали сделать "явление выдающееся", решили дать мне образование. И послали учиться во Францию, родной город оплатил мне учебу в лицее.