Он выхватывает из подмышки пистолет, я - из сумочки. Он стреляет быстро-быстро и точно. Раз, два, три. Я тоже стреляю, и тоже точно. Тоже три раза.
Только он укладывает троих, я - одного. Чувствуется, у него это не впервые. Он быстро подбегает к ним, убеждается, что со всеми четырьмя покончено, делает мне прощальный знак рукой и исчезает в ночи.
Я еще некоторое время стою неподвижно, потом подхожу к "моему" и смотрю на него.
Он, наверное, самый молодой из них - не больше семнадцати. А сейчас, когда он вот так лежит на спине, раскинув руки, словно загорает на пляже и смотрит в звездное небо, так вообще выглядит мальчиком. Чистое лицо, ни морщин, ни царапин, ни шрамов, большие светлые глаза, длинные ресницы, удивленный взгляд.
Вот этот взгляд мне больше всего и запомнился.
Чему он удивлялся: что в него стреляли, что его не испугались - двое, да к тому же одна женщина, против четверых, - что не выполнили их приказа?
Или - что можно умереть от пули в семнадцать лет? На грязном ночном пустыре? Ничего не повидав, ничего не успев?
Я спрятала пистолет в сумочку и ушла.
Реакция пришла потом - тихая такая истерика, дрожь, судорожные рыдания, бормотала чего-то, сама не помню чего. Это когда я уже рассказывала Рокко обо всем.
Истерику мою он быстро прекратил - надавал пощечин, принес воды. Я успокоилась.
Он снова и снова допрашивал меня, выяснял подробности. Потом озабоченно сказал:
- Выследили. Хорошо, если сами молокососы, они больше не придут. А вот если их подослали, если они только исполнители…
- Но ты понимаешь, - говорю тихо, - что мы их убили, четверых, они же мальчишки.
Он только досадливо поморщился.
- Ну и правильно сделали. Не велика потеря. Да, жаль, меня не было. Я б одного в живых оставил, уж он бы мне все выложил (посмотрели бы вы в этот момент, какие у Рокко были глаза, - да ему бы любой все выложил!). Но пустырь закрываем. Вообще весь этот район… Там больше коммерцией заниматься нельзя.
"Нельзя заниматься коммерцией"! Вот так я убила человека.
Ну, а теперь об этом деле.
Это было великолепное дело! Все-таки Рокко - голова, даже две, три. Потому что трудно, имея лишь одну голову, так все обдумывать, предусматривать, предвидеть. С такой головой ему не контрабандой заниматься, а руководить крупнейшей промышленной корпорацией или банком. Быть президентом, генеральным директором, вот кем ему быть!
Впрочем, большой разницы нет. Ну какая разница между какой-нибудь большой компанией и преступным синдикатом? Да никакой. И там и там идет грабеж, только в первом случае с тайным нарушением закона, а во втором - с явным.
Короче говоря, его идея с "фирмой" великолепна. За это недолгое время мы заработали - я, например, - больше, чем за всю предшествующую жизнь. Конечно, риск есть. А где его нет? В общем, поработаем еще немного - и на покой (впрочем, покойницей меня сделает, и гораздо скорей, мое "зелье", теперь я колюсь уже два раза в день).
Так вот, эту последнюю операцию мы провели блестяще. Такую громадную партию товара доставили без сучка и задоринки. Заработали кучу денег, везем поставщику гонорар и с него получим еще дай бог.
Решили съездить на Гаваи, немного отдохнуть. Право же, мы это заслужили.
Странная у нас команда. Вот поедем в какой-нибудь тихий гавайский городок. Остановимся в лучшем отеле. Будем валяться на пляже, купаться, по вечерам проводить время в барах и казино.
Никаких романов друг с другом, никаких романтических отношений. У Ру, по-моему, одно в голове- разбогатеть и доказать своим родителям и этому недоделанному жениху свою самостоятельность и везучесть. Еще она любит приключения, прямо мечтает о приключениях, совсем не амурных.
Утиный Нос - тоже. Женщинами особенно не интересуется, ему всё пари да пари. Он хочет, когда заработает как следует, открыть букмекерскую контору. Только этого никогда не произойдет, потому что все деньги он как раз в букмекерских конторах и просаживает. Неудачник…
Я. Что я? Все становится мне безразличней и безразличней. Вколю себе дозу - и ладно. На, какое-то время наступает покой, а потом снова этот проклятый страх. Скорее бы уж все кончилось…
Ну, а Рокко заботят деньги.
Итак, забрали мы наши набитые деньгами чемоданы, забрали пистолеты (теперь это стало привычкой), без всяких трудностей (молодец Рокко!) прошли контроль воздушной безопасности и сели в самолет.
Тут-то и начались всякие неполадки. Наш "боинг" повредил шасси, и нам грозила ночевка в Москве, а это значило опоздать в Токио, где нас ждали.
Но Рокко и тут нашел выход из положения. Обменял билеты, и мы пересели на самолет "Аэрофлота", который летит прямиком из Москвы в Токио.
Пересели и через сорок минут вылетели.
Казалось бы, все в порядке. Лети и радуйся. Но тут новая неприятность. Вернее, пока еще не неприятность, но тревожный сигнал. Кажется, мы попали в ловушку. Во всяком случае, с нашего "боинга" на тот же самолет "Аэрофлота" пересели двое типов, которые вызывают у Рокко большое беспокойство. По его мнению, это полицейские агенты, которые следуют за нами. А если так, мы "засвечены" и в Токио нас ждут совсем не те, на кого мы рассчитываем.
Глава VI. ПОХИЩЕНИЕ
Сидим в первом классе, пьем шампанское, смотрим в иллюминаторы. Высота чуть не десять километров, а внизу всё как на ладони, ни облачка. Да, страна! Как подумаешь, что из конца в конец пролететь ее чуть не полсуток требуется! Полдюжины Европ, обе Америки втиснуть можно. А грабить в ней, говорят, некого! Нет миллионеров.
Странно. Наверное, грабителей хороших нет. Эх, дали бы мне! Или полиция у них здорово работает? Впрочем, о таких вещах лучше не думать. Полиция…
Может, у русских она и хорошо работает, а вот у нас не очень. Я этих двух сразу засек - того "спортсмена" и второго - поджарого.
- Зря беспокоишься, Рокко, - Утиный Нос мне говорит, - я понаблюдал - они, по-моему, только здесь в самолете и познакомились.
- А ты, - говорю, - хотел бы, наверное, чтобы они в форме летели или с вывеской на груди "Мы из полиции"? Они тебе такой спектакль разыграют, что и не опомнишься, как в наручниках будешь.
- Ты думаешь? - Утиный Нос забеспокоился.
Это с ним редко бывает, обычно он не любит волноваться. Помню, когда вместе по пушерам работали, он такое над ними вытворял, что даже меня выворачивало. А сам, как мясник, стоит себе спокойно, ногти чистит - он чистюля, Утиный Нос, - и нож или там дубинку аккуратно вытирает. Потом вдруг спохватывается: "Пошли, пошли, а то конторы закроются. Сегодня, знаешь, матч…" И бежит. Вот только это его может вывести из равновесия, что не успеет в букмекерскую контору - заключить пари на очередного идиота, которому вечером другой идиот будет вышибать на ринге остатки мозгов!
Ру спит в своем кресле, посапывает, как младенец. (Да уж, младенец, с булыжником в руке!)
Белинда - вот та волнуется. Она всегда волнуется. Вообще-то ей пора бросать наш бизнес - нервы не выдерживают, да еще колется, а это уж последнее дело. Но куда ей деваться? Привыкла. Привыкла к деньгам, к легкой жизни, к нам, ко мне. Только к страху никак не привыкнет.
Я ей сказал однажды (так, для проверки):
- Слушай, Белинда, ты не устала? Не надоело со мной мотаться, рисковать на каждом шагу, бояться?..
- Ну, а если надоело, - усмехается, - ты что мне можешь предложить взамен? Законный брак с церковным обрядом? Тихую жизнь в белом домике у речки? Может, детей заведем? Или ферму - будем кур разводить?
- А что, - говорю серьезно, - почему бы нет? Мы еще молодые, можем многое успеть.
- Не валяй дурака, Рокко, - сердится, - было время, любили друг друга и то не поженились. Такие, как мы, не женятся, им и любить-то заказано. А уж теперь и подавно. Ну какой ты муж? Какая я жена? Убийцы мы, воры, контрабандисты, по нас петля плачет…
Слышу уже истеричные нотки и сразу прерываю:
- Заткнись! Я тебе раз навсегда запретил подобные разговоры вести! А то…
Она втягивает голову, словно ждет, что я ее ударю (бывает такое).
- Извини, Рокко, - говорит, - что-то нервничаю сегодня. То ли эта задержка самолета, то ли не спала. Извини, я сейчас вернусь - пойду лицо освежу.
Как же! Знаю, зачем она уходит в туалет, - сейчас вколет себе очередную дозу. Белинда даже знойным летом не носит теперь платьев без рукавов, чтобы не видны были следы уколов на руке.
Возвращается спокойная, медлительная, немного сонная. Сначала у нее всегда так после укола.
- Слушай, - говорю, - дело плохо. По-моему, эти двое - ты знаешь, о ком я говорю, - держат нас на поводке. Давай решать, что будем делать.
- С Утиным Носом говорил? - спрашивает.
- С ним говорить нечего, ты же знаешь. Когда надо дать волю рукам - он ас. А насчет мыслей… Ру тоже не советчица. Нам решать.
- Как тебе представляется обстановка? - спрашивает.
Вижу, с ней все в порядке, она в форме.
- Я думаю, где-то мы споткнулись: или за клиентами следили, или продал кто-то…
- Это исключается, - говорит она решительно, - тут ты молодец: так поставил дело, что, кроме нас, никто не подпущен.
- Тут я молодец, - ворчу, - а в остальном шляпа. Так?
- Перестань, Рокко, - берет меня под руку, - ты же отлично знаешь, что во всем молодец. Без тебя мы бы пропали, да вообще бы ничего не было - ни нас, ни фирмы.
- Ладно, ладно. Так вот, обстановка. Пусть не продали, пусть мы не ошибались - я тут все передумал десять раз, не вижу ошибок, - но, так или иначе, на наш след напали. Спрашивается, почему не взяли еще дома, ну хоть в аэропорту, с полипными? Потому что хотят знать наших приятелей в Токио. Это как дважды два…