А там - одно квасное сусло в пол-литровых банках, вещь, удобнейшая на даче, но непригодная к немедленному употреблению. И за соседней дверью - в "Минеральных водах"- только дефицитнейшая и очень противная на вкус "Нафтуся", которую почечные больные ищут по всему городу, но пить ни один нормальный человек не станет. Зато из тени винного отдела продуктового магазина, что в нашем собственном доме, вышел и пересек ребятам дорогу такой толстый дядька с короткой круглой бородкой, в желтой рубашке, в настоящих, с сединой - под цвет его волос - джинсах и с авоськой, полной Чебурашек "Байкала", что ребята рты разинули.
Митя, Данька и Эдик застыли на распутье, ибо всем троим вход в винный отдел был родителями запрещен. Но толстый бородач так любовно пристраивал свою авоську с "Байкалом" меж сиденьями беленьких "Жигулей", стоявших у тротуара, что жажда пересилила.
А было шесть часов вечера, и, кроме "Байкала", на запретном прилавке продавалось пиво и прочее. И еще не успели мальчики с Варягом войти в злополучный отдел, как страждущие в очереди дядьки заворчали, что здесь не хватало только собак и мальчишек.
Разделиться было невозможно: в столь недружелюбной атмосфере локоть друга и брата необходим… ну, как воздух, если только можно так сказать о локте. Митька сначала вышел с Варягом наружу, потоптался поблизости, попытался привязать его к ручке соседней двери - закрытой, как всякая соседняя магазинная дверь. Но это была не ручка, а новомодная алюминиевая плоскость, за которую ничего не привяжешь. Зато всего в пятнадцати метрах, по бокам подъезда почтового отделения, стоят на высоких тонких железных стойках синий и красный ящики для писем. Все было отлично - изобретатель этих стоек, наверное, подумал и о том, как удобно будет к ним еще и привязывать собак.
Но когда, спустя какие-то семь или десять минут, мои внуки и Эдик Соломатин вышли из магазина с двумя Чебурашками освежающего и тонизирующего напитка "Байкал", Варяга около синего ящика не оказалось!
3
И они сначала ничуть не испугались. Они решили, что Митька просто плохо привязал поводок к стойке этого ящика и отвязавшегося Варяга из вредности поманил во двор кто-нибудь из ребят, которые не были сегодня допущены для свидания с будущим чемпионом породы, - тот же Рыбкин.
Но и во дворе, залитом вечерним солнцем, Варяга не было. Они бегали вокруг бойлерной, звали его, и он бы выскочил на зов, если бы шнырял в кустах, которыми обсажен двор.
Тогда они кинулись к кооперативной башне, и Эдик, первым сбежав со склона, обыскал кусты вокруг нее и тоже безрезультатно.
Тут им подумалось, что, быть может, это баба Ната вернулась раньше обещанного времени, заметила у почты Варяга и, решив проучить внуков за беспечность, увела его домой. Семь этажей на лифте - пустяки, но в пустой квартире Варяг существовал только в негативном изображении на просохшей пленке, которую сбросил с лески на пол ветер, пронесшийся, когда открыли входную дверь.
Они оставили в квартире бутылки и вновь кинулись на улицу. Ведь Варяг, если он почему-то сам отвязался, мог из простого собачьего любопытства перебежать дорогу и шастать вокруг кинотеатра "Прага", что против нашего дома. И тут уж они не только бегали и звали, но и принялись спрашивать подряд всех, кто дожидался у кинотеатра начала следующего сеанса, не видели ли они тут красивую рыжую собаку.
Красивой собаки здесь не видел никто, но рассудительный Данила сообразил, что окрестность-то со скамеек по-настоящему не видна. Зато вся она видна с наружной галереи второго этажа кинотеатра.
И они взбежали на галерею по лестнице и собаки вновь не увидели. Однако первый же человек, которому Митька задал уже ему самому надоевший вопрос, - почтенный, очень высокий и тощий, который, прикрыв глаза, грелся на еще теплом солнышке, падавшем на галерею, - вдруг очнулся от своей дремоты:
- Рыжая собака? Сеттер? Молодой? - Он сложился пополам, наклоняясь к Митьке, и даже придержал свою крохотную шляпку, чтобы вдруг не свалилась. - Который был привязан у синего почтового ящика?.. Его отвязал какой-то мужчина.
Митька, конечно:
- Какой еще мужчина?
- Простите, я же не следил специально. Я как раз сюда поднялся и увидел, как этот мужчина переходил через дорогу - отсюда, от кинотеатра. И сразу направился к собаке. Там еще ремешок был туго затянут - он с ним довольно долго возился. Я думал, это его сеттер, и даже не стал замечать, как этот мужчина выглядел, потому что смотрел не на него, а на пса. Очень красивый молодой сеттер.
- Чемпион породы! - всхлипнул Митька. - А вы не видели, куда он его повел?
- Не знаю. Не заметил. Не следил. Посмотрел раз - переходит. Посмотрел другой - отвязывает. А потом нет ни его, ни собаки…
И почтенный гражданин, зачем-то сняв свою шляпку, выпрямился и очень высоким голосом громко спросил поверх голов всех, кто стоял на галерее:
- Товарищи! Пожалуйста! Кто видел, как от почты на той стороне уводили собаку? Рыжую. Красивую. Порода - ирландский сеттер!
И тут подошла, как говорил Митька, очень красивая девушка в красивых розовых брючках в цветочек, а в руках ее книжка со скорбным названием "Сто лет одиночества".
- Я видела, - говорит.
- Куда? - спросили в один голос Митька и Соломатин.
- Я не заметила. Какой-то гражданин ее отвязал, и потом он стоял с ней на тротуаре. Она тянула поводок, а он стоял.
- А как он выглядел, этот дядька?
- Я не заметила… Он, знаете, был в такой зеленой пакистанской рубашке… А вы пойдите на почту. Ведь, смотрите, как раз позади этого ящика - витрина телефонной переговорной. Может быть, кто-нибудь смотрел оттуда на улицу?
…У меня - вот уже сколько времени прошло - и сейчас сердце ноет, когда я вспоминаю их рассказы об этой истории и представляю себе, что творилось у мальчишек на душе.
Ведь когда они стали спускаться с этой галереи, Митька вдруг сел на ступеньку и охнул: "Дед!"
Эдик Соломатин удивился:
- При чем тут дедушка?
- Он послезавтра - нет, пятого утром должен приехать из санатория, - мрачно говорит Данила. - Он после инфаркта. Знаешь, что с ним теперь может быть из-за Варяга? Еще инфаркт!
…И вот я вижу, как они идут от кинотеатра через дорогу - к почте, к междугородной переговорной. День-то теплый, светлый - солнце вовсю. Зелень, хоть и московская, пыльная, хоть и уже тронувшаяся в желтизну, но еще живая, пышная даже у нас на кучной Башиловской. А на бульваре, на Нижней Масловке, в считанных шагах от почты, - совсем мощная. Трамваи вдоль бульвара негромко шмыгают - красные, веселые. Люди идут с работы не как утром - без напряжения, успокоенно. А эта троица понурившись идет от веселого света в тень, рассекающую улицу вдоль, и проходит к двери переговорной рядом с тем синим ящиком на ножках, словно рядом с гробом. Свет не мил, и никакой почти надежды. Вот уже сейчас войдут.
И тут Данька чуть ли не на всю улицу:
- Гасан!
- Что Гасан?
- Гасан Давыдыч приходил в зеленой рубашке!.. Он же все твердил: "Золотая собака, золотая собака!" Ворюга!..
И все сразу, не сговариваясь, снова к бойлерной.
И Гасан Давыдыч оказался там, так сказать, как штык. На посту. Но он, наверное, уже все-таки одолжил трояк до получки, и как день было ясно, что вряд ли мог кого бы то ни было увести даже час назад.
Вернулись к почте. Там, прислонясь к дверям переговорной, нервно курил молодой белобрысый низенький морячек с золотыми загогулинами на рукавах форменки и напряженно прислушивался, не раздастся ли голос, приглашающий в телефонные кабины.
- Скажите, пожалуйста, товарищ капитан, - спросил Митька, - вы давно тут ждете?
- Полтора часа, и я еще не капитан, - расстроенно сказал морячок.
- А вы не видели - здесь была привязана ее бака?
- Рыжий кобель?
- Рыжий!
- Видал, видал… - сказал морячок и бросился от них в зальчик переговорной, потому что из динамика раздалось: "Великий Устюг - Удалову, вторая кабина! Великий Устюг - Удалову, вторая кабина!" Он юркнул в дверь с огромной цифрой "два", поднял трубку и почти сразу нервно застучал по рычажкам телефона, а потом высунулся из двери и, не выпуская трубки из руки, чуть не плача, выкрикнул: "Не слышно же ничего!"
Тогда в динамике прогудело: "Великий Устюг, перейдите в третью кабину". Морячок рыбкой выскочил из одной двери и нырнул в соседнюю, и, как только застучал по рычажкам, в динамике раздалось: "Великий Устюг, вызываемая не явилась, подойдите к дежурной… Великий Устюг, подойдите к окошечку". И морячок громко стал упрашивать окошечко все-таки соединить его еще раз - ну хоть еще через полчаса, и вот сейчас же непременно предупредить Великий Устюг, что он будет ждать и не уйдет. Потом он подошел к двери, вытащил длинненькую золотого цвета заграничную коробочку - таких никогда не выставляли на витрине в табачном ларьке на углу, - горестно в ней пошарил, вытянул сигарету с синеватым фильтром и тяжко вздохнул:
- Последняя…
Данила, понимая, что моряку не до них и не до собаки, все-таки пробормотал:
- Товарищ капитан, так вы видели?
- Видал, видал…
- В зеленой рубашке? Который увел?
- Кажется, - неуверенно сказал моряк. - А наверняка не знаю. Я запомнил, что он в джинсах был. Он наклонился, когда кобеля отвязывал… Да никакие это не джинсы. Дешевка. Ярлычок-то сзади индийский: "Милтон".
- А как он выглядел? - спросил Эдик.
- Сзади? Крупный. А вообще-то я не приглядывался. Но крупный. Тут как раз крикнули: "Великие Луки, подойдите!" - я ослышался и побежал, а это не меня.
- И вы не видели, куда он повел собаку? - прошептал Митька.