Мы ехали по берегу озера Линили, с которым у меня связано столько хороших детских воспоминаний, когда мы все - папа, мама и я - в воскресенье выезжали из города, потом ехали на лодке до деревни и смотрели, как рыбаки ловят рыбу, заходили к мастеру, который делает серебряные браслеты со слонами и тиграми, а потом доплывали до островка, где стоит белая пагода, и отдыхали под темным деревянным навесом. Отец с матерью зажигали желтые свечи на покрытой оплывшим воском приступочке у пагоды, а я ставила в медный горшок привезенные из Танги цветы.
Мы проехали деревню. Худая бурая свинья перешла дорогу, в тени дремали серые волы, и хромая собака бежала в пыли за машиной. За деревней потянулись мандариновые деревья - монастырский сад. Когда-то в деревне жили монастырские рабы, но их лет сто назад освободили, они стали просто крестьянами, но все равно ухаживали за садом, ловили для монахов рыбу, а за это брали себе часть урожая и возили мандарины на базар в Танги или в долину.
Ворота в монастырь были открыты, ограда кое-как подновлена и даже побелена известкой. Я разулась и взяла сумку с даром отца - позолоченным боддисатвой, который всегда стоял у него в комнате. Два молодых монаха в оранжевых тогах вышли на дорожку и смотрели на меня, как на кинозвезду. Я подумала, что вокруг могут бушевать войны, пролетать столетия, а внутри лишь меняются лица монахов, и они так же будут выходить утром за подаянием или, раскачиваясь, твердить бесконечные сутры в большой прохладной комнате.
Дедушка вышел мне навстречу. Он стал совсем старенький, на бритой голове, словно сияние, стоял серебряный ежик волос, а борода в несколько белых волосков стала длиннее. Я поставила на землю статуэтку и низко поклонилась. Один из монахов подобрал статуэтку и стоял рядом, ожидая приказаний.
- Моя внучка будет жить в доме привратницы, - сказал пандит Махакассапа. - Распорядись, чтобы все приготовили.
Дедушка Махакассапа очень уважаемый человек. Его все знают в Танги, и когда ученые настоятели собираются в Лигоне, дедушка тоже, ездит туда, потому что он пандит и знает наизусть всю трипитаку. Он мне не родной дедушка, а троюродный, но все равно как родной. И когда мой отец был послушником и когда мои дяди были послушниками, они все жили в этом монастыре и учились в монастырской школе, потому что тогда не было других школ. Когда пришли японцы, дедушка укрывал в монастыре партизан, и его держали в тюрьме и допрашивали в кемпетай.
- Мне нужно поговорить с вами, дедушка, - сказала я.
- Знаю, - ответил он. - Идем ко мне в комнату.
"ПОЧТЕННЫЙ ПАНДИТ МАХАКАССАПА!
Прости, что пишу кратко. В том виновата моя рана
Я посылаю к тебе Лами, которая приехала из Лигона. Я не хочу, чтобы в такое сложное время она жила одна в городе, где у меня есть враги. Девочку могут похитить или обидеть. Я прошу тебя дать ей кров и защиту.
Ты обещал узнать о людях в пещерах и грузе. По моим сведениям, новый груз прибыл с севера днем 10 марта и был переправлен на Линили тот же вечер. Прости еще раз, что беспокою тебя мирскими заботами, но дело тех людей неправое.
Надеюсь, что скоро смогу присоединиться к тебе монастыре Пяти золотых будд и завершить тем самым круг моих земных страданий.
Твой Васунчок".
ВЛАДИМИР КИМОВИЧ ЛИ
Мы остановились в деревеньке у озера. Мотор заглох посреди единственной тенистой улички, и две женщины, шедшие от колодца с глиняными горшками на плечах, остановились, с любопытством глядя, как наш шофер по пояс исчез в моторе.
Наконец он высунулся оттуда и жизнерадостно информировал Вспольного, что придется загорать. Я предложил было свою помощь, но мне было сказано, что обойдутся без нее. Сержант Лаво, способность которого ко сну просто удивительна, продрал глаза и сообщил, что мы будем отдыхать в монастыре Пяти золотых будд, а тем временем наш шофер справится с трудностями.
По обочине пыльной проселочной дороги мы пошли вдоль ухоженного сада и оказались у ворот монастыря, где в тени стоял тот самый "фольксваген", в котором я видел Лами.
Я это предчувствовал. Доказать это нельзя, но, когда я увидел "фольксваген" у ворот монастыря, я ничуть не удивился.
Сверху, с горы, налетел ветер, зашуршал листьями; монах в оранжевой тоге стоял у ворот и смотрел, как мы снимаем ботинки (так положено в буддийских святых местах). Монах провел нас в деревянное здание. Дерево, темное, с серебристым отливом от старости, было покрыто резьбой.
В большой пустой комнате (если не считать статуй, глядевших на нас с возвышения) стоял круглый низкий стол, вокруг которого были разложены циновки. Мы расселись вокруг; несколько монахов вошли в комнату и устроились на корточках у входа, глядя на нас внимательно и иногда перешептываясь. Монахи были большей частью молодые и бритые, как новобранцы. Я все время поглядывал в широкие, без стекол окна, надеясь увидеть Лами.
Тут появился древний и хрупкий сказочный старичок с редкой серебряной бородой, в застиранной, когда-то оранжевой тоге. Монахи сразу вскочили, как дети, которых учитель застал за бездельем; мы тоже встали.
- Садитесь, - сказал старик по-английски. - Отдыхайте. Я рад, что вы пришли. - У него был глубокий молодой голос.
Лаво объяснил старику, что у нас сломалась машина, и старик ответил, что знает об этом. Старик вообще обо всем знал, монахи и Лаво полагали, что это проявление его всепроникающей мудрости, а я подозревал, что ему рассказала о нас Лами.
- Вы геологи, - сказал старик, усаживаясь, - из России.
Он не спрашивал, а констатировал.
- И что же вы ищете в наших краях?
- Мы ничего не ищем, - сказал Отар. - Мы изучаем землетрясения, чтобы установить, не грозит ли новое бедствие.
Старик кивнул.
- Можно задать вам несколько вопросов? - сказал Отар.
- Я всегда готов ответить гостям.
- Скажите, когда в последний раз было землетрясение?
- Большое или маленькое? - спросил старик.
- Расскажите обо всех, которые вам приходилось видеть.
Монахи переползли к нам поближе.
- Когда я был мальчиком, - начал старик, взяв в костлявый кулачок свою бородку, - за монастырем была скала…
Отар разложил на столе карту
Минут через пять я осторожно поднялся с циновки и вышел. Один из монахов выскочил вслед "за мной и показал рукой на купу деревьев, ложно истолковав мои намерения.
Я подошел к воротам. "Фольксваген" стоял там. По теплому песку дорожки было приятно ходить босиком. Я присел на камень.
- Здравствуйте, - сказала Лами, бесшумно подойдя сзади.
Она села неподалеку от меня на другой камень. На ней были широкие черные брюки и белая блузка. Она показалась мне давнишней хорошей знакомой, будто мы с ней познакомились в Ташкенте. И мне было приятно, что она ведет себя естественно, не стесняется.
Мы пошли гулять в сад. Она рассказывала о своем отце, и я тоже ей что-то рассказывал. Мы не все понимали, но нам было интересно. И когда мы увидели, как по дороге к монастырю едет наш "джип", я даже огорчился.
Мы попрощались в саду; нам не хотелось, чтобы нас видели вместе, - это наше личное дело и никого не касается. Я знал, что Лами несколько дней будет жить здесь, у дедушки Махакассапы, и обещал приехать. На берегу будут наши датчики.
"ДЖОНСОНУ. ПОРТЬЕ В ГОСТИНИЦЕ "АМБАССАДОР"
Наблюдай за русскими. Но не мешай их работе. Сообщай все новости. Скажи Ахмеду, чтобы установил микрофон в их номере. Обрати внимание на их встречи с майором. Держи меня в курсе дела. Записку сожги.
Као".
КНЯЗЬ УРАО КАО
Обед с князьями и вождями был длинным и утомительным. Я знал, что уговорю их воздержаться от глупостей, но это далось не легко. Хорошо еще, что я успел перехватить связного с юга. Его эмоциональные призывы могли повлиять на горячую голову вождя Па Кратенга, который вооружил сотню молодцов и полагал, что с их помощью освободится от опеки Лигона.
Меня беспокоило отсутствие сведений из столицы. Сун молчал. Я знал, что груз должен уйти на гонконгском пароходе 17 числа, для этого его нужно срочно взять из пещеры.
После совещания меня позвала к себе мать, но я вынужден был сначала встретиться с человеком, которому я передал часть долларов, привезенных Матуром и чудом спасенных от моих же недостойных слуг. Оружие доставит делец из Сингапура, которому выгоднее быть честным. Мне надоело иметь дело с первобытными людьми, с первобытными инстинктами, страстями и первобытной ненадежностью. Как-то отец Фредерик доказывал мне, что беда моих соотечественников не столько в их отсталости, сколько в том, что они эмоционально разодраны между законами прошлых веков и современностью.
Отца Фредерика отличает определенный цинизм, прикрытый, я бы сказал, язычески понимаемой христианской моралью. Моя мать не способна раскусить этого разуверившегося во всем человека, который не нашел себе места в Европе и вернулся, чтобы убедиться, что и здесь он чужой.
Мне донесли с почты, что Матур обменялся телеграммами с Лигоном. Нетрудно догадаться, что он решил в этой суматохе урвать кусок и для себя. Я на него не в обиде. Все-таки прибежал ко мне и рассказал о землетрясении.
МЕЖДУНАРОДНАЯ ИЗ МОСКВЫ 12 МАРТА 13.40 МОЛНИЯ ЛИГОНСКАЯ РЕСПУБЛИКА ГОРОД ТАНГИ ПРОФЕССОРУ КОТРИКАДЗЕ
ДАЛЬНЕЙШИЕ ЗАМЕРЫ СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ КРИТИЧЕСКИЕ НАПРЯЖЕНИЯ ЭПИЦЕНТРОМ ТАНГИ СИДОРОВ ПОЛАГАЕТ ОЧАГ ГЛУБИНЕ СОРОК ИЯТЬ КИЛОМЕТРОВ ОПРЕДЕЛЯЙТЕ ИЗОСЕИТЫ ИСХОДЯ ИЗ ЭТОГО ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ ЖЕЛАЕМ УСПЕХА ВСТРЕВОЖЕНЫ МОЛЧАНИЕМ КОЛОГРИВОВ.